Девять возвращений [Повести и рассказы] - Коршунов Михаил Павлович - Страница 12

Журнал мод ребята показывали деду, чтобы тоже принимал участие в выборе фасона. Деду, конечно, почти все платья понравились, а модельеры сказали, что сошьют сами. Журнал им не нужен.

«Царь» и Маша с Ванечкой бегали все время к деду — держали в курсе событий. Платье очень деда интересовало, а он не знал, каким оно получится без журнала.

Лена была тронута подарком. Она понимала, сколько это стоило хлопот. И главное, она поняла, для чего собиралась макулатура. И Лена напала на Витю: какое он имел право так поступить? Зачем он это устроил? К чему?

Витя сказал:

— Хочешь их обидеть? Обижай. Они сами предложили сделать тебе такой подарок. И все сами. Понимаешь? Мечтали об этом! О волшебном платье для тебя! Они твои друзья. И если хочешь обидеть их и меня, то обижай!..

Лена подумала и смирилась.

Витя сказал:

— ДБС! Сегодня платье будет готово!

— Кто же ходил на примерку вместо меня? Не «царь» в самом деле? И не ты?

— Варя ходила. У нее фигура, как твоя. Мы так решили.

— С начальной школой?

— С начальной школой, — смутился Витя.

Славный Тыбик… Ну зачем он ее любит и обижает этим Майю, которая любит его? Почему нельзя устроить все так, чтобы всем всегда было хорошо… Неужели нельзя? Может быть, это как теорема Ферма с «пифагорийскими числами», которую все решают и не могут решить?..

Лена пишет письмо Юре.

Она думала, он скоро вернется, а он все не возвращается. И неизвестно, что он будет дальше делать, где жить. Мог бы сам написать, хотя бы одно-единственное письмо, но не написал до сих пор. А может быть, ему некогда? Все там новое — и люди и события. Строится электростанция на берегу моря. Будет работать от морских приливов и отливов. И как там у него с Григорием Петровичем? Ведь он поехал и не предупредил его…

И Лена решила сама послать письмо. У нее в семье все просто и ясно (дед и она), а у Юры не просто и не ясно.

Она не написала: «Здравствуй». Они давно договорились, что никогда не будут прощаться и слово «здравствуй» им не нужно. Может быть, Юра поэтому так и уехал? Прощаться не надо… они договорились…

В школе горят старинные фонари. Опробует с мороза инструменты военный духовой оркестр. Приглушенная разноголосица труб зарождает волнение, суету. Девочки листают, просматривают книжечки с танцами. Мальчики поправляют галстуки «метелики». Приготовлен стол для лотереи, приготовлены «мерцающие звезды». Когда их зажгут, они поднимутся к потолку и будут светиться высоким небом. Современная химия и старинные фонари. Комплекс эпох и ощущений. Подвешены огромные качели на цветных канатах. Расставлены в корзинах тюльпаны и левкои. Дымит во флигеле самовар — русский чай среди баранок и хлопушек. Учителя в нарядных платьях. Гости. Съезд гостей! «Кто там в малиновом берете…»

Неожиданно Лену вызывают на крыльцо школы. Лена в бальном платье. В кармане, рядом с книжечкой для танцев, письмо Юре. Еще не опустила в ящик. Опять медлит, как и с тем, первым, письмом к Григорию Петровичу. Когда пишет письмо — она решительная. А потом робеет, начинает сомневаться, чтобы не сделать кому-нибудь неприятное. И в особенности Юре…

Он стоял на школьном крыльце. Пока ждал, вытоптал в снегу букву «Л». Что это — «Лекомцев»? «Леша»?

Вера Николаевна знала, что Юра приедет; это она устроила, сообщила бывшему девятому «А», что в школе бал, что Юру очень ждут. И он должен приехать! Прилететь!..

Юра стоял в меховой куртке и в большой меховой шапке. Возмужавший сразу за эти дни. Пил мифическое цельное молоко?

Юра увидел Лену в бальном платье с большим золотым бантом внизу, на подоле. И прическа была «Босфор» или «Дарданеллы». Юра смотрел удивленный и притихший.

— Юрка? — засмеялась Лена. — Я написала тебе письмо!

Юра снял меховую куртку и накинул ей на плечи.

— Вот, — сказала Лена и вытащила из кармана конверт. — Загадала, что отправлю сегодня после бала.

Юра схватил письмо и побежал к почтовому ящику, который был у входа в школу. Бросил письмо в ящик и вернулся.

— Зачем ты это сделал?

— Письмо мне?

— Да.

— Я его прочту.

— Где?

— Я сейчас нужен отцу. Я решил это.

— А потом?

— Часы бьют пять раз и еще два, — улыбнулся Юра. Часы действительно показывали семь — начало бала.

— Когда звонят у дверей, то обыкновенно кто-нибудь есть, — ответила Лена.

— Твое счастливое число? — спросил Юра.

Лена задумалась.

— Девять.

— Я буду здесь девять раз.

А потом?

— Ты будешь там девять раз.

— А потом?

— А потом ты придумаешь новое счастливое число.

Она знала, что Виталий хочет говорить с ней о Даше. И произойдет это скоро. Может быть, на днях.

Виталий от волнения будет поправлять галстук, одергивать черный пиджак, в котором не умещаются повзрослевшие плечи, будет хмуриться. Совсем по-детски, по-хорошему хмуриться.

Она думала о себе, вспоминала Николая — как у них все это было. Почти так же.

…Стояли в коридоре. Николай — в клетчатой рубашке и в мятых до невозможности брюках. Она — в красном платье с пояском и в тапочках «спортсменках». Собирались ехать гулять в Серебряный бор.

Вдруг Николай храбро сказал, что хочет поговорить с ее отцом сейчас, и прошел в комнату.

Она видела Николая сквозь стеклянную дверь. Видела, как он, уже лишенный всякой храбрости, застыл посредине комнаты в своей клетчатой рубашке и в мятых до невозможности брюках. Видела, как только потом, когда что-то сказал отец, он начал говорить, размахивать руками (он всегда размахивал руками, когда волновался).

А она стояла в коридоре и негромко смеялась, потому что уже давно шепнула отцу, что они любят друг друга и решили пожениться. И что с ним будет говорить Николай. Произойдет это скоро. Может быть, на днях.

…Пожениться они задумали еще тогда, в березовом лесу. Шли к небольшому озеру по одинокой тропинке. Остановились среди берез. Николай остановил — взял ее за руку. А потом в его темных зрачках — совсем близко — она увидела себя.

Даша часто приводит Виталия в дом, и она поняла, что Даша будет женой этого юноши.

Это с ним Даша разговаривает по телефону длинным сбивчивым полушепотом о чем-то близком и понятном только им двоим. Это для него она носит туфли на высоких тонких каблуках, браслеты с бронзовыми монетками, шьет модные растопорщенные юбки.

Это с ним ей радостно бродить по городу, слушать в концертах музыку, сидеть на бульварах на самых тихих и дальних скамейках или со звонким смехом прятаться от внезапного дождя.

Когда Виталий провожает Дашу и не поднимается наверх в квартиру, они, конечно, стоят на ступеньках подъезда и опять говорят о чем-то близком и понятном только им двоим.

Если кто-нибудь выходит в это время из подъезда, они от смущения замолкают. Даша тонким каблуком начинает водить вдоль каменной ступеньки, а Виталий начинает хмуриться. Совсем по-детски, по-хорошему хмуриться.

Домой Виталий уезжает на чем-нибудь последнем — троллейбусе, автобусе или поезде метро.

Николай тоже уезжал всегда на чем-нибудь последнем. И в тот день сорок первого года он уехал от нее в последнем вагоне эшелона. Впрыгнул уже на ходу.

Она вернулась с вокзала в комнату на Ордынке, где они совсем недавно начали самостоятельную жизнь.

Топили плохо, и было очень холодно. Она присела к столу, положила руки на холодную клеенку.

Наступили сумерки, а потом и ночь.

Ей надо было рано вставать: она работала на оборонном заводе на окраине города. Все женщины тогда работали на оборонных заводах.