Ты теперь мой враг (СИ) - Тесса Тиана - Страница 40

Глеб меня не тревожит. Совсем. Впрочем, как и Демид. Лишь пару раз за это время я вижу на дороге знакомый чёрный джип, от чего моментально учащается пульс. Я ничего не могу с этим поделать, боль никуда не уходит, она тянется за мной, иногда одолевает, впиваясь острыми иголками под кожу, а иногда тупой ноющей тяжестью в груди. Каждый раз джип просто проносится мимо, а я потом не сплю всю ночь.

Но однажды мне кажется, что я вижу знакомое авто в своём дворе, из окна парковку почти не видно, лишь можно увидеть её край. И когда выхожу, убеждаюсь, что не ошибаюсь.

Демид стоит у подъезда, засунув руки в карманы брюк. Взгляд серьезный, прибивающий к месту. От позвоночника снизу вверх проносится дрожь, я совсем не ожидаю, что он вот так может ждать меня у подъезда, кажется, совершенно перестаю дышать.

И опережая мои немые вопросы, которые даже не успевают толком прийти в голову, Демид произносит:

— Нужно поговорить.

— Кому нужно? — усмехаюсь после недолгого молчания. Разговоры с Бронским мне в принципе противопоказаны, но я нахожу в себе силы не идти на поводу у свихнувшегося пульса и смотрю прямо, взгляд не отводя.

Демид же в ответ на мой вопрос прищуривается:

— Тебе. Это нужно тебе, — повторяет он, делает паузу, усмехается: — И выходит, мне.

Его последняя фраза заставляет сердце замереть. Рассматриваю Бронского внимательно: замечаю в глазах усталость, он явно плохо спал, и возможно, несколько дней. Его образ дополняет отросшая щетина и немного растрепанные волосы, но даже так он выглядит впечатляюще, чёрт бы его побрал.

Не хочу думать, почему его ночи проходят без сна, где он их проводит. Просыпается ли с Оксаной по утрам? Варит ли ей кофе и будит ли поцелуями?

Не хочу, но мысли сами врываются, они захватывают меня раньше, чем я выставляю мысленную защиту, и приходится просто принимать уже такую привычную горечь.

— Как ты узнал, где я живу?

— Ты не особо скрывалась, — пожимает плечами Бронский.

— Следил за мной?

— Нет.

Ясно, объяснять он не собирается. Да и не это самое главное.

Бронский делает шаг навстречу, ещё один, руки по-прежнему в карманах, взгляд сосредоточенный, я намеренно остановилась на достаточном расстоянии, и поэтому то, что Демид приближается, вызывает лёгкую дрожь, которую я пока что могу унять. Жду, что последует дальше, и хоть понятия не имею, зачем ему понадобилась, внутри всё отчаянно сжимается — просто так Демид ничего не делает, а значит, оказывается здесь по веской причине.

— Зачем ты приехал, Демид?

Вижу, что Бронский сегодня слишком задумчивый, и понятия не имею, что скрывается за этим тёмным взглядом. Он явно слышит мой вопрос, но отчего-то отвечает не сразу, словно намеренно растягивает минуты. И наконец произносит:

— Оксана мне призналась, что на неё выходил Юдин, — наклоняет голову, наблюдая за моей реакцией.

Я всё же теряюсь. Совсем не ожидаю, что речь пойдёт о Чистяковой, и тем более не предполагаю, что прозвучит в следующую минуту.

— Ей на днях угрожали со ссылкой на твою беседу с ним.

Фраза ещё даже до конца не прозвучала, но сердце тут же падает куда-то вниз. Я вижу во взгляде немой упрек.

Хоть разумом и понимаю, у Демида не осталось ко мне ничего, кроме ненависти, но где-то глубоко внутри наивная часть меня всё ещё верит, что я могу ошибаться на этот счёт. Собранная по крупицам информация его мимолетных слов, жестов, поступков, соединяет в небольшой процент факт, что он обо мне вспоминает. Но выходит, интересует его… лишь она.

— Хочешь знать, не сдала ли я её? — даже усмехаюсь.

Помню, как Оксану трясло, когда она говорила, как её вынуждали со мной связаться. Но несмотря на моё отношение к ней, у меня и мысли такой не было — подставить девушку, просто рассказав, что она мне всё передала. Пусть и с пробелами в рассказе. Если Иван и сделал какой-то вывод, то сам.

— Хочу знать, чего ты добиваешься.

— Ты с кем-то меня путаешь, — хмурюсь, совершенно не понимая обвинений. Но Демид не даёт мне даже отдышаться:

— Где ты познакомилась с Глебом, Лика? — ошарашивает меня вновь. Он впервые спрашивает меня о подобном, но я не собираюсь оправдываться.

Ну в самом деле, мы будем говорить о нас с Глебом? Сейчас?

— Раньше это значение не имело.

— А теперь имеет.

И я всё же закипаю.

— Ты не проявлял интереса к моей жизни, — отвечаю вполне уверенно. — Сотни раз я пыталась с тобой поговорить, но ты не слушал! Так какого чёрта я сейчас должна отвечать? Только потому что ты соизволил задать вопрос?

Бронский становится мрачным. Он злится, делает ещё шаг, нависает надо мной:

— Лика… — начинает он, но сказать я не даю. Упираюсь ему в грудь.

— Не надо, Демид. Ты сам пресекал все разговоры о прошлом. Ты сам, — повышаю голос, даже не пытаясь сдерживаться. — И не надо ворошить то, что уже ничего не изменит. Если хочешь рассказать, что происходит, так я готова выслушать. Но ведь не расскажешь.

Тяжело дышу, а он молчит, его скулы напряжены, мне кажется, даже слышу скрежет зубов. Если бы это было возможно, Демид вмиг бы испепелил меня этим мрачным взглядом. Он отбирает немыми укорами мои силы, но я ещё держусь.

— Хорошо, — отвечает в итоге, и снова сжимает губы, делает паузу и продолжает, мрачно усмехаясь: — Просто подумай над тем, что он появился неслучайно.

И отстраняется сам.

— Если ты просто хочешь таким образом наговорить на Глеба…

— Он сам себя подставляет, — обрывает меня Демид. — И тебя.

Я не знаю, что думать по этому поводу, в любви Глеба я никогда не сомневалась. И не сомневаюсь. Её видишь, как на ладони, когда сам чувств не испытываешь. Нет, Глеб точно не притворяется, я видела в его глазах боль, так разве можно играть?

— Он говорит, что меня больше не тронут, — возражаю на обвинение. Я верю Астахову, но и слова Демида теперь вызывают беспокойство.

— Глеб считает, что может тягаться с Мирославом Юдиным. Но не думает, что его козыри временные.

Демид делает паузу, прищуривается:

— Скажи, как ты попала к Юдину?

Я лишь качаю головой. У меня тоже по этому поводу большие вопросы. Но Чистякова мне толком ничего не ответила.

— А это у Оксаны спроси.

— Она всё-таки тебя сдала?

Бронский теперь мрачнеет.

— Моя дорогая подруга говорит, что хотела помочь, — усмехаюсь, иронизируя. — И не знала истинную причину, зачем к ней наш знакомый пожаловал. Тебя такой ответ устроит?

— Оксана не способна на намеренную подлость, — хмурясь, произносит он, и я прихожу в недоумение.

Просто невероятно. Он приходит ко мне, говорит о девушке, которая ему нравится, и расстраивается узнав, что она не так хороша, как он полагал. И он говорит, что разговор нужен мне? Это бесчеловечно и слишком жестоко.

— Ты прав, Оксана замечательная, — говорю с сарказмом. Но Демид игнорирует.

— Её могут использовать. Вы ведь были подругами, ты могла бы уже и составить её психологический портрет, или как он там называется, — Демид смотрит внимательно, а я мысленно усмехаюсь.

Демид явно не знает, что Чистякова планировала подобраться ко мне поближе. Он всё-таки выгораживает её невольно, так наш мозг устроен, идеализировать того, кто тебе симпатичен. И пусть он не понимает того, что сказал, я это теперь вижу.

Зачем он так со мной?

Очередная порция боли несётся по венам и рассредотачивается, занимая каждую клетку.

Демид прищуривается, но мне теперь так тошно, что сил оставаться и делать вид, что его слова не задевают, не могу.

— Это все? Ты не спросишь, какие у Оксаны любимые цветы? Какой кофе она предпочитает. Чем увлекается. Ты спрашивай, я всё подскажу.

В какой-то момент эмоции перехватывают власть, моя невидимая защита даёт сбой. Внешнее хладнокровие рассыпается. Я так устала носить эту маску, что сейчас тяжело дышу и даже не пытаюсь скрыть истинные эмоции. И я выплевываю то, что болит: