Чайлдфри (СИ) - Тоцка Тала - Страница 39

Аверин шел как крейсер, грудью рассекая воображаемые волны — он всегда так ходил, даже если это был узкий проход офиса, ей всегда казалось, что разворотом широких плеч он прокладывает себе путь. Лиза не поспевала, или делала вид, что не поспевает. Проходя мимо, споткнулась и схватилась за локоть Клима обеими руками, и во взгляде, поспешно брошенном на Катю, мелькнуло торжество.

Если бы это Катя споткнулась и вцепилась ему в локоть, он бы накрыл обе ее ладошки одной своей, а потом бы еще поцеловал машинально в висок или куда смог дотянуться. Катя едва не рассмеялась собственным глупым мыслям: «Ты неисправима, уже выискиваешь, что у них с Лизой «не так»? Он здесь со своей прежней любовью, а ты сейчас подпишешь брачный контракт и станешь женой мужчины, которого в глаза не видела».

Клим шел и смотрел сквозь Катю, будто она пустое место, будто ее нет, может, ей все это снится? И она еще сильнее вгоняла шипы в ладони, чтобы саднящая боль хоть немного помогла смириться с реальностью.

Метрдотель усадил прибывшую пару  за столик чуть ли не напротив. Аверин, хоть и сидел лицом к залу, упорно избегал смотреть на Катю, а ей было уже наплевать. Она сверлила его взглядом, хватаясь за розы как за спасительную пресловутую соломинку, и мысленно твердила: «Посмотри на меня. Посмотри на меня. Посмотри на меня…» Она голову давала на отсечение, что он слышит ее, слышит и чувствует.

«Тогда зачем? Зачем все это и почему?»

Лиза наклонилась и что-то сказала Аверину, тот рассеянно кивнул, а потом поднял голову, и их взгляды, наконец-то, встретились… Ничего. Абсолютно ничего не было в этих глазах кроме черной, непроглядной ночи. Наверное, смертные приговоры выносят с намного более выразительным и приветливым лицом. Пианист продолжал терзать клавиши, аккорды на низких нотах пронзали и выворачивали душу. Катя тонула в черной бездонной тьме, и не было ни одного проблеска, ни одного спасительного маячка, который помог бы ей выплыть и не захлебнуться от отчаянной боли.

Она не могла заставить себя оторваться от лица, которое совсем недавно можно было рассмотреть близко-близко, а теперь их разделяли не просто несколько ресторанных столиков, теперь между ними пролегла пропасть. Катя смотрела на волосы, которые любила перебирать, когда Клим укладывался к ней на живот, время от времени поворачиваясь, чтобы поцеловать, и очень скоро его ленивые поцелуи сменялись совсем другими, которые она тоже очень любила. Аверин выглядел уставшим, чересчур небритым — Кате больше нравилось, когда это была двух-трехдневная щетина, теперь его вряд ли волнует, что ей там нравилось…

 Им принесли заказ, Лиза что-то увлеченно говорила, а Клим пил виски и смотрел на Катю безо всякого выражения, просто смотрел, но ей снова чудилось то, что хотелось, и чего близко не было. А хотелось увидеть горечь, сожаление, безысходность. Хотелось подбежать, обхватить его красивое, холодное лицо, зацеловать глаза и губы, смешать дыхание, чтобы треснула и осыпалась эта гипсовая маска — сейчас лицо Аверина в самом деле походило на маску, где живыми оставались только глаза.

Внезапно маска дрогнула, кончик губ дернулся и пополз вверх, а в глазах на миг полыхнул отчаянный огонь, но только на миг. Клим опустил голову, а когда поднял, его взгляд опять был глухим и невыразительным. Лиза дернула его за локоть, Клим повернулся и положил свою ладонь на ее руку, и лучше бы он сразу подошел и всадил Кате в сердце нож. Несколько раз подряд.

Финальный аккорд «Лунной сонаты» прогремел как выстрел, и тогда Катя поняла, что ее зовет Павел. Нехотя обернулась и увидела круглые как у совы глаза сотрудницы ЗАГСа , а рядом такие же, только еще более испуганные Павла.

— Катя, очнитесь! — он прикоснулся к ее руке, Катя проследила взглядом и увидела красные потеки на руках. Тетка снова взглянула на нее с ужасом.

— Простите, — пробормотала Катя, — вы что-то спрашивали?

— Вы должны сказать, что согласны вступить в брак с Александром Арсентьевичем, — Павел разговаривал с ней как с душевнобольной.

— Я спросила вас трижды, — проблеяла тетка, поджимая губы. Наверняка ее так и подмывало поинтересоваться, насколько невеста вообще вменяемая. Но не спросила. Видимо, полученная сумма не стоила сомнений в Катиной адекватности.

— Да, я согласна, — кивнула Катя, глядя на Аверина, вновь отпивающего виски. Внезапно тот отставил бокал и уперся подбородком в сжатые в кулак руки.

Она вскинула голову, схватила ручку и поспешно расписалась в книге. Следом поставила подпись в брачном договоре, и теперь пришла очередь Павла поджимать губы — по гладкой бумаге протянулись красные полосы. Катя недоуменно посмотрела на красные от крови ладони, сжала их в кулаки и зажмурилась от ударившего в нос приторного запаха. Сразу затошнило, во рту появился металлический привкус, она испугалась, что грохнется в обморок прямо в зале — с ее непереносимостью вида и запаха крови удивительно, что она до сих пор этого не сделала.

— Я выйду в туалет, — еле выдавила и начала выбираться из-за стола, старательно пряча сжатые ладони. Тетка провожала ее тем же безумным взглядом, и Катя даже заволновалась, как бы той не стало плохо.

Едва доплелась до туалета, вошла внутрь и сползла по стенке. В ушах шумело, в глазах было совсем темно, окружающие звуки доносились как сквозь вату. Сознание померкло и повисло на тоненькой ниточке, запах крови бил в нос, заполняя легкие. А потом она увидела искаженное страхом лицо Аверина, который оттягивал ее от стены, разнимал намертво сжатые в кулаки ладони и чем-то белым вытирал кровь, которой было слишком много, ею был залит весь пол.

— Это не с рук, это из сердца столько натекло, — пыталась объяснить Катя Климу, — я же люблю тебя.

Но он или не слышал, или она так тихо говорила, или не говорила вообще, а думала. А потом оказалось, что это был вовсе не Клим, потому что когда Катя пришла в себя на полу женского туалета, рядом на коленях стоял Павел, а перепуганная администратор махала у нее под носом ваткой с нашатырным спиртом.

— Может, все-таки вызвать скорую? — дрожащим голосом спросила администратор у Павла.

— Катенька, вы как? — заглянул ей в лицо Павел.

— Я… Хорошо… Это нормально, — она попыталась встать, — я просто плохо переношу вид крови, не надо скорую. Извините, что напугала вас, но у меня даже из пальца кровь берут с нашатырем.

— Я все равно отвезу вас в травмпункт, надо обработать раны, — сказал Павел, поднимая Катю на руки, а она только кивнула и беспомощно свесила руки, перемотанные ресторанными салфетками.

Когда в травмпункте сняли салфетки, она потрясенно уставилась на безымянный палец правой руки, где было надето обручальное кольцо из платины с крупным бриллиантом.

— Екатерина Дмитриевна, идите в дом, простынете, мне тогда шеф бошку открутит, — жалобно проговорил Женя, сегодня было его дежурство.

Катя сжалилась над парнем и повернула к дому. В самом деле пора возвращаться, как бы прекрасно не пахли после дождя сосны, от влажной земли тянуло прохладой, она уже продрогла, хоть и куталась в кофту. Женя дошел за ней до самой комнаты, точнее, полноценной трехкомнатной квартиры внутри огромного дома, где вот уже вторую неделю Катя жила с детьми.

Малыши все так же крепко спали, она и вышла прогуляться только после того, как их уложила. Поправила Матвею подушку, подоткнула одеяло Ване и ушла в душ. Включив гидромассаж, подставлялась под бьющие струи, втайне надеясь выбить Аверина не только из головы, но и из тела. Днем избавиться от назойливых мыслей о Климе получалось с переменным успехом, а вот снился он ей с завидным постоянством.

После подписания брачного договора Павел отвез Катю домой и попросил собрать вещи, а уже вечером явился Алексей с несколькими крепкими парнями и, погрузив Катю с детьми в микроавтобус, привез их сюда, в лес. Микроавтобус, судя по толщине стен, был бронированным, впрочем, утверждать она бы не стала. Здесь их встретила настоящая крепость — двухэтажный дом за трехметровым забором, даже Катиных скудных знаний хватало, чтобы определить, что стекла в окнах пуленепробиваемые.