Чайлдфри (СИ) - Тоцка Тала - Страница 55

— Когда ты сказала, что на детей появились претенденты, я был уверен, что вопрос закроют быстро, — Клим брезгливо морщился, будто сами воспоминания были ему неприятны. — Но мы с Костей как в стену уперлись, не обойти, не подкопаться. Костян до последнего настаивал на том, чтобы нелегально переправить тебя через границу.

— «С ней так нельзя»? — вспомнила Катя. — Это ты ему сказал?

Клим невесело усмехнулся.

— Выход был только один, немедленно подавать иск на установление отцовства, чтобы заблокировать любые действия в отношении детей. Я пытался поговорить с тобой, но на тебя имя Александр действовало как красная тряпка на быка, ты вспыхивала как спичка. Я подослал Пашку, он умеет уговаривать. Клянусь, когда ты пошла к нему на встречу, мы хотели всего лишь получить твое согласие на анализ ДНК, но тебя буквально из-под колес выхватил охранник. У меня чуть сердце тогда не остановилось, и тогда Павел предложил тебе брачный договор.

— Он что его составил прямо в ресторане? — недоверчиво спросила Катя.

— Контракт составляли юристы «Мегаполис-Инвеста», как только я сделал тебе предложение, его подготовили. Пашке оставалось распечатать контракт в моем кабинете в ресторане.

— Так это твой ресторан?

— Твой. Уже твой.

Катя уронила голову на руки.

— Зачем? Как ты не понимаешь, что мне ничего этого не нужно?

— Мне нужно, Катя, — тихо ответил Клим, — впервые в жизни мне хочется отдавать. Я готов подарить тебе все, что у меня есть. Но тебе не нужны не только мои деньги. Тебе и я не нужен.

— Я не хочу об этом говорить, — сказала она, отведя взгляд, и Клим хмуро продолжил:

— Паша предложил тебе контракт, но ты отказалась выходить за меня замуж потому, что… собиралась за меня замуж. Я понял, какую яму сам себе вырыл, плюс ты решила бодаться с Подкользиными, нашла эту свою подругу-журналистку. А у нас счет шел на дни, Асмоловский не должен был узнать ни о тебе, ни о детях, потому что тогда у него появлялся способ взять меня за яйца, вас нужно было спрятать. Подкользина и Асмоловского крышевал один и тот же человек, я не мог больше уговаривать тебя, об Александре ты не желала слышать. Разве ты согласилась бы выйти за меня замуж? Только честно, Катя? Не стала бы воевать с Подкользиными, идти на телевидение и пытаться восстановить справедливость?

Она опустила глаза, потому что возразить было нечего, а Клим продолжал говорить:

— Я не мог позволить себе рисковать тобой, Катя. Я не хотел видеть тебя ни в больничной палате, ни на кладбище, мне нужно было делать тебя своей женой, забирать детей, менять документы и вывозить вас из страны. Костя по-прежнему настаивал на нелегалке, а я, — он вдохнул воздух полной грудью, — принял другое решение. Я знал, что после этого не могу надеяться ни на что, ты будешь меня ненавидеть, но зато ты станешь Климовой, моей женой и матерью моим детям, и я тогда смогу тебя защитить. Одного я не предвидел, Катя, — он замолчал, и она прошептала:

— Чего?

— Что ты до последнего не будешь ни о чем догадываться.

Катя горестно вздохнула и спрятала в ладонях лицо. Да, наверное фамилия Климов натолкнула бы ее на определенные мысли. В самом деле, ну почему она хотя бы в паспорт не удосужилась заглянуть?

— Мне было все равно, — призналась она, — совсем безразлично. Я считала, что ты выполнял задание, какое, не знаю, и я для тебя была расходным материалом.

Клим вскочил, подошел к Кате и оперся руками о камень.

— Я никогда не забуду твой взгляд, с которым ты ушла с собрания. Паша сразу отзвонился, что ты дала согласие на брак, я всю ночь у тебя под домом просидел, думал,если и увидишь, то хер с ним. Знаешь, — он придвинул руки чуть ближе и оказался чуть ближе к ней, — я все время надеялся, что ты догадаешься, поймешь, прочитаешь контракт, но ты ушла в глухую оборону, как в броню заковалась, и никак было не подступиться.

Они оба смотрели на море, но Катя ощущала дыхание мужа на своей шее и боялась даже шелохнуться.

— Когда ты пришла на роспись, я сидел в кабинете, ждал, чтобы подпись поставить и все, но только после тебя, мы до последнего не были уверены, что ты не откажешься. Ты же весь мозг Пашке выела, пойду-не пойду, он на успокоительных сидел, приходилось ему сверхурочные оплачивать. А тут тетка из ЗАГСа заартачилась, чтобы я в зал вышел, думал, придушу ее, еще и Пашка позвонил, что ты снова качели устроила, передумала. Как раз Макс с Лизой пришли, я и подумал, что если ты нас увидишь вдвоем, точно не передумаешь.

— Ты хоть понимаешь, как… — в груди сдавило так, что хотелось воздух ртом хватать как рыба, — как мне было больно?

— Нет, — он схватил ее за руки и заставил посмотреть в глаза, — посмотри на меня, Катя, посмотри! Если бы я хоть на миг допустил, что все так закончится, я бы ни за что туда не вышел. Или все рассказал прямо там. Девочка моя…

— Не надо, — она прошептала, отталкивая его, — не надо меня так называть… Саша.

— Да, — он медленно провел рукой по ее волосам, — я знаю, что не должен. Но для меня ты моя. Моя маленькая, сильная девочка, и всегда будешь моей, как бы ты не упиралась. И что бы ты не надумала.

— Эта база в лесу, — она отодвинулась дальше, и муж с сожалением отнял руки, — ты приходил туда?

— Когда вы заболели, я жил там, Катя. Сначала дети, потом ты, думал с ума сойду. У детей вирус, а у тебя нервное истощение, я себя поедом ел. Как только были готовы документы, Павел отвез вас сюда, и я был уверен, что ты увидишь паспорта если не на себя, то на детей точно. Я вылетел следом, остановился у Кости, а ночью приезжал сюда.

— Те два раза, что ты приходил ко мне, я думала, что мне снится сон, — теперь Кате было очень стыдно за свою доверчивость.

— Не два, Катя, я приходил каждую ночь, — Клим протянул руку, но прикасаться не стал, лишь повторил контуры скулы, шеи, плеча, — это ты просыпалась только два раза. На тебя транквилизаторы действуют прямо противоположно, как энергетики. Я полночи сидел у детей, полночи у тебя, а днем отсыпался у Кости. Да, я приходил как вор, но для меня счастьем было украсть твое дыхание или запах твоих волос. В последнюю ночь перед отъездом я напился и даже приблизиться к тебе боялся.

— А я думала, это сон. Или глюки, — Катя покраснела, вспомнив, как призывно выгибалась перед Климом, приняв его за видение.

Пауза затянулась, но Катя не могла ее нарушить. Им следовало обсудить самую тяжелую тему. Аллу. Фиалку. Она думала, придется Клима трясти, но он начал говорить сам.

— Когда погибли родители, для меня перевернулся мир. Я считал, что они меня бросили, не позаботились обо мне. И повзрослев, я понял, что не хочу детей, у меня никогда их не будет, чтобы вот так не предать их и не уйти, как мои родители. Я даже хотел сделать вазэктомию, когда был молодой, меня Костя отговорил. Я причислил себя к чайлдфри и полностью разделял их взгляды. Всех девушек об этом предупреждал на берегу, и твоя сестра не стала исключением, Катя, — он стоял все так же, опираясь о камень, голос звучал вымученно, —  мы сразу договорились, что оба предохраняемся, и я тоже, я понятия не имею, как так вышло, что Алла забеременела. Наверное, очень хотела.

— Что ты такое говоришь? — возмутилась Катя, но тот не стал слушать.

— Катя, она твоя сестра, я прекрасно это понимаю и не собираюсь очернять ее в твоих глазах. Но Алла слишком явно хотела роскошной жизни, она не скрывала этого, ей очень нравилось, что мы ходим в дорогие рестораны, нравилась моя квартира, тогда дома еще не было. В съемной двушке она со мной точно бы не стала жить, и когда я это понял, постарался свести отношения на нет. Мы не так часто встречались, я мотался с Костяном по миру, за два месяца можно на пальцах пересчитать, сколько раз мы виделись. Она знала, что я не собираюсь заводить семью и жениться, но именно на этом настаивала, когда сказала, что забеременела. И тогда я предложил ей контракт.