Фабрика мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 18

- Тю! Чи вы ему верите, пане? – вдруг выпалил Юхим. – Чи мало зараз оцих тайных печатен, де тоби шо хошь пропечатают? Оци… которые бонбы у царя-батюшку кидают! Наглисты, во!

- Нигилисты. – рассеяно поправил исправник.

- От я и кажу – не-глисты. – согласился Юхим.

- Да заткнись ты, Юхим. –лист с дарственной перекочевал в руки исправника. – Данный документ… если он подлинный… что мы, конечно же, проверим… в корне меняет дело… - тут видно, некая мысль пришла ему в голову, потому что он сразу взбодрился. - …твое дело, Гнат Гнатыч. Но у меня-то вопрос посерьезнее будет! Позвольте поинтересоваться, что вы делали нынче ночью, сударь?

- Это и есть ваш серьезный вопрос? - отец одарил таким взглядом, что не будь Митя на него зол – возгордился бы. Взгляд ясно и недвусмысленно намекал, что «дурак» для его собеседника –комплимент, да еще и незаслуженный. Исправник покраснел как рак.

- Знамо – що! Мне в морду насовали, да спать легли. – пробурчал неукротимый Юхим.

- Заткнись, Юхим! – привычно буркнул урядник, но его начальника слова сторожа на мгновение заставили замешкаться и тут же снова ринуться в бой:

- А до того? Как вы попали в имение?

- Верхом. От станции Хацапетовка, где остался наш багаж. – устало вздохнул отец.

- Во-от! – обрадовался исправник. – А на границе имения обнаружены тела убитых. Господин средних лет и с ним юноша… вот такого примерно возраста. – злорадно кивнул он на Митю.

Митя коротко, хрипло выдохнул – не может быть! Его волнение было замечено исправником, и обрадовало того еще больше – его глаза засверкали как надраенные серебряные пуговицы мундира.

– Никаких бумаг при жертвах не найдено! – исправник с явным намеком приподнял толстую папку. – А вот свежие следы, глубже и крупнее обычных конских, тянутся прямиком сюда! Это ж ваши кони педальные там стоят? – он мотнул головой в сторону залы, где вчера оставили паро-коней.

- Мои. – безнадежно согласился отец. –Похоже, все здешние… кони педальные – мои. - он окинул собравшихся саркастическим взглядом и расстроенно потер лоб ладонью. – Вот вам и отпуск, вот вам и имение…

- По долгу службы обязан провести дознание: и впрямь вы являетесь владельцем сего имения, или же бумаги эти… - исправник ткнул в папку. - …с мертвого тела настоящего хозяина забраны, чтоб имущество присвоить!

- Ото так! – чуть не подпрыгнул у него за спиной радостный Юхим.

- По долгу службы, исправник, никакого дознания вам проводить не положено. На основании статей 250–253 уставов уголовного суда, ваша задача – поставить в известность судебного следователя или иное облеченное полномочиями лицо, и обеспечить охрану места убийства. Надеюсь, не забыли? Полномочное лицо, считайте, известили… и если выгоните, наконец, своих людей на двор и дадите мне переодеться, поедем уж на место убийства. Вы там ничего не трогали? И перестаньте разевать рот, как сом! – рявкнул отец, глядя как исправник все больше наливаясь дурной кровью. – Там в папке предписание от Министерства внутренних дел и мой паспорт. – отец убрал пистолет от пленника, и не обращая больше внимания ни на набившуюся в залу толпу, ни на стражника, с облегченным вздохом уронившего шашку на пол, принялся рыться в своих вещах.

Исправник бросил на него очередной настороженный взгляд, и наконец потянулся к папке. Зашуршали страницы… и выражение не только лица, но даже вся постановка фигуры его неуловимо изменились: властно расправленные плечи согнулись, напряженная злая готовность сменилась растерянностью и даже страхом.

- Так это… Выходит… Меркулов Аркадий Валерьянович… - он глянул в паспорт, потом на отца. – Телосложение среднее… Волосом рус, бороду бреет… Из особых примет – шрам от резаной раны на левой ладони. – исправник потрясенно уставился на отцовскую ладонь. – Ваше высокоблагородие… Нынче всей губернской полиции начальник? – совсем упавшим голосом закончил он… и торопливо встал по стойке смирно.

- Высокоблагородие… - урядник заполошно глядел то на Митю, то на отца, воображая, что новое начальство с ним сделает за взятого на прицел сынка.

В зале воцарилась тишина, прерванная пронзительным воплем Юхима:

- Вы шо, ваш-блаародь, ему верите?

- Заткнись, Юхим! – дружно рявкнули оба полицейских – и два кулака с размаху врезались сторожу в челюсть.

- Блуп! – только и сказал тот, отлетая к стене.

- Бабах! – выпавшая из рук бывшего лакея дубинка стукнулась об пол. - А давайте я вам сюрточок-то почищу, пане! – заголосил тот. – И сынку вашему! Вы не сумлевайтесь, я умею! При старых господах в младших лакеях… могу и рекомендации представить. А вы пошли, пошли вон! Не видите, их высокоблагородия не принимают. – он деловито замахал руками на стражников, точно на забредших в палисадник кур.

- Остап-Степанычу це не сподобается! – прижимая ладонь к разбитому носу, мрачно пробурчал кудлатый сторож.

Под неловкие поклоны пятящихся к дверям стражников Митя направился к саквояжу и принялся разыскивать в нем чистую рубашку. Руки слегка подрагивали.

- Прости… - неловко пробормотал отец. – Нельзя было сдаваться.

Митя замер. Если отец скажет, что был уверен: сдайся он, и урядник выстрелит всенепременно – Митя это примет. Не поверит, конечно: уряднику нужна была покорность, а не смерть… Но примет.

- Пойми… - выдавил отец. – Нужно, чтоб здешние порядочные обыватели меня уважали… а непорядочные – боялись. Но какой страх может быть, если по губернии разнесется, что нового полицейского начальника сельский урядник повязал?

- Не беспокойтесь, батюшка. – возвращаясь к тону, которого придерживался всю дорогу, с холодной вежливость кивнул Митя. – Я ваш покорный сын, располагайте мной всецело ради вашей карьеры.

- Опять? – взревел отец. Оглянулся, почувствовав устремленные на него со всех сторон любопытные взгляды, и торопливо понизил голос. – Пойми уже наконец, я не собираюсь жертвовать важным для всей империи делом ради твоих… никчемных светских мечтаний!

- А также ради моей жизни. – старательно изображая полную готовность, закивал Митя.

- Да не выстрелил бы он! – с досадой скривился отец. - Думаешь, после двадцати лет в полиции я не различу, когда и впрямь готовы стрелять, а когда только так… грозятся? Хватит уже труса праздновать! Собирайся – едешь со мной.

- Вам угодно меня еще и опозорить – прокатить через всю губернию в драных штанах? – сквозь зубы процедил Митя.

- Вот они, брючки-то, зашитые! И сюртучок почищен, паныч, и батюшки вашего! – бывший лакей подскочил к Мите с его вещами. – В лучшем виде! Дозвольте-с помочь?

- Не надо! – Митя принялся натягивать брюки – руки его ощутимо подрагивали.

Каким же дураком он был! Паро-кони, ночная скачка, штурм имения, утренние дурачества у колодца… Он позволил отцу думать, что между ними может быть что-то, кроме холодного отчуждения – и тот немедленно подвел его под выстрел!

- Поторопись! – скомандовал отец, направляясь к двери.

Митя ненавидяще посмотрел ему вслед: пади он от руки пропахшего салом солдафона, отец бы и над бесприютной сыновьей могилой своих полицейских муштровал! В носу отчаянно защекотало, а стиснутый в руках сюртук стал расплываться от навернувшихся на глаза слез. Еще не доставало перед полицейскими расплакаться – не объяснишь же им, что это от глубокого разочарования. Здешние таких тонких материй не поймут. С сюртуком в руках Митя уже привычно сунулся в окно на задний двор.

- Куды, паныч? Батюшка ждёть! – заполошно завопил вслед бывший лакей.

- Не ваше дело! – рявкнул Митя, перескакивая подоконник. - Сначала здешние меня пристрелить собирались, теперь еще и командовать начнут? – зло вытирая непрошенные слезы краем шейного платка, проворчал он.

- Я бы не позволила тебя убить. – донесся сверху скрипучий, будто старушечий, голос, и в жаркое летнее утро на Митю дохнуло острым и влажным, до ломоты костей, пахнущим землей холодом. – Тебе еще рано умирать. Пока рано.