Фабрика мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 23

- Ой, панычу, який же вы гарнесенький! Мов лялечка! – шумно всплеснула руками караулившая его Одарка. – Так бы и зацилувала вас усього!

- Не нужно. – на всякий случай отстранился Митя. Хотя было приятно: настоящий столичный стиль впечатлил даже это наивное дитя природы.

- Тилькы дюже худенький! Оно и зрозумило: що там у вас в столицах за еда? – у нее снова жалостливо задрожали черные брови. - Ничого, поживете у нас годок-другой – откормим. Я и кухарке казала, щоб расстаралася, зранку вже и порося кололи - визжав, мов скаженый! Ось вы спробуете…

Что именно – визжать? У Мити снова испортилось настроение: он не хотел оставаться тут на год, а тем более на два, и не хотел, чтоб его откармливали, как того несчастного поросенка.

– Ось сюды, по лестничке, та и наверх, там вже уси собрались, лише вас чекають! – Одарка затопала по темному коридору, заставляя Митю следовать за ней. – А я уж, прощенья просим, побижу до кухарки, бо столько ж гостей, столько, що у-у-у! – она изобразила что-то вроде неуклюжего реверанса и умчалась, гремя шариками ярких деревянных бус, в несколько рядов висящих на груди.

«У господ Шабельских дурно воспитана прислуга» - вспоминая неслышно появляющихся и также неслышно исчезающих горничных бабушки-княгини, удовлетворенно подумал он. Он предполагал, что тут будет ужасно, и тут ужасно, и это правильно, потому что именно так, как он предполагал.

Она говорила про гостей? Понятно, все окрестные помещики примчались к Шабельским – столичные гости наверняка редкость в их скучной провинциальной жизни. Митя начал подниматься по лестнице: на отца надежды никакой, честь столицы перед провинциалами придется отстаивать в одиночку. Каким себя показать: безупречным воплощением светского тона? Отчаянным прожигателем жизни, повидавшим всё и вся?

Подметки сапог звонко цокнули по дубовому паркету. Широкая парадная лестница поворачивала, разделяясь на два «рукава». Вокруг царил полумрак – свечи по дневному времени не горели, из окошек внизу свету тоже был немного. Лишь забранное в позолоченную раму зеркало тускло мерцало в полумраке. Митя задрал голову: наверху тоже темновато, и совсем не слышно голосов.

- Недоставало только заблудиться брошенному на произвол судьбы гостю. – пробормотал он, вертя головой туда-сюда: по правому «рукаву» лестницы подниматься или по левому? А потом? Проверять комнаты одна за другой в поисках хозяев?

- Мы вас никогда не бросим. – прошелестел тихий, потусторонний голос.

- Мы здесь…

- Мы рядом…

- Мы вокруг вас…

Сумрак дрогнул и вокруг него, по бокам и за спиной, словно бы ниоткуда возникли девочки. Две… три… четыре совершенно одинаковые девочки! Их лица, нечеловечески спокойные и неподвижные, с закрытыми глазами, тонули в тенях, а окутывающие фигуры бесформенные белые одеяния едва заметно трепетали, хотя ни малейшего движения воздуха не чувствовалось. Митя судорожно хватил ртом воздух. Веки всех четырех… существ, начали медленно подниматься. На Митю в упор глянули абсолютно белые, без зрачка, затянутые слепой пленкой глаза. Вытянув руки, девочки шагнули к нему…

«Опять… Нет…» - Митя отчаянно шарахнулся в сторону, чуть не грохнувшись со ступенек.

Пронзительный счастливый визг ударил по ушам!

- Поучилось, получилось! – схватившись за руки, две одинаковые девочки скакали на площадке перед зеркалом, а в прозрачном стекле точно также счастливо скакали их одинаковые отражения. Даже банты в волосах подпрыгивали одинаково. Свалившаяся с плеч одной из них – Митя даже не сразу понял, настоящей или отраженной! – белая простыня соскользнула на пол.

- Испугались, да? – подхватив подол по-девчоночьи короткого муслинового платьица, подскочила к нему одна. – Ага!

- Ая-яя-яй! – запищала вторая, жутковато оттягивая веко… и вытаскивая из-под него тонкую белую пленку, какая бывает на варенном яйце. – Что ж вы так долго не шли? Думаете, легко было столько времени за балясинами просидеть, да еще с пленкой на глазах?

- Мы вас так ждали! – с чувством прибавила первая.

- Это я уже понял. – пробормотал Митя, заводя руки за спину и стараясь незаметно заправить выскочивший в ладонь нож обратно под манжет. Нож заправляться не желал. Сердце булькало где-то в горле.

- Здравствуйте! – в унисон пропели одинаковые девочки и одинаково присели в неглубоком книксене. В зеркале теперь отражались их спины и пышные розовые банты на талиях. – А мы вас знаем! Вы – Митя!

- Дмитрий Меркулов, к вашим услугам, сударыни!

- Капитолина! – воскликнула одна. – Олимпиада! – подхватила вторая и хором закончили. – Для друзей… а вы ведь наш друг, верно? Капочка и Липочка! - и обе барышни одновременно подсунули ему ручки для поцелуя.

Краткое мгновение паники – барышни ему ручки, а он на них с ножом! Видно, от испуга нож наконец скользнул в перевязь на запястье.

- Барышни Шабельские, я полагаю? – склоняясь сперва к руке одной, потом и второй девицы, с сомнением протянул он – уж очень эти белокурые, нежные, как ландыши… бандитки, были непохожи на прискакавшую на паро-коте крепкую и черноволосую старшую Шабельскую.

Девицы трепетно закраснелись, видимо, страшно довольные, что с ними знакомятся совсем как со взрослыми.

- Верно полагаете! – бесстрашно заявила одна – Капочка или Липочка, он сказать не мог, они у него тут же перепутались.

- Немножко барышень Шабельских! – непонятно уточнила вторая. – Совсем-совсем чуточку! Ну пойдемте же, пойдемте!

- Ты проводи, а я простыни спрячу, пока мисс не заметила. – заговорщицки протянула ее сестра. – Вы же не расскажите маменьке, как мы вас пугали?

- И папеньке…

- И мисс Джексон…

- И Антоничке… Это наша гувернантка, она такая душка, но ей вы тоже не расскажите, правда, Митя? – обе барышни уставились на него пристально-пристально, не мигая, словно стараясь пробуриться к нему в мысли.

- Могут быть розги? – поинтересовался Митя.

- Ну что вы! – принужденно и явно фальшиво возмутились барышни. – Разве можно пороть таких милых девочек как мы?

- В вашей прелести, барышни, трудно сомневаться. – многозначительно усмехнулся Митя. – Хотелось бы знать, что я получу за молчание?

- Оо-о, какой вы! – протянули они разочарованно, и в унисон спросили. – А что вы хотите?

- Я подумаю. – еще многозначительней пообещал он.

Барышни переглянулись, потом одна подхватила юбки – коротенькие, всего до икры, с выглядывающими из-под них кружевом панталетт – и побежала вверх по лестнице, а вторая принялась торопливо собирать брошенные простыни. Митя, усмехаясь, последовал за первой – напрасно барышни думают, что он шутит. Хотят сохранить то место, на которое надевают панталетты, придется платить выкуп: что стребовать, он пока не знал, но сразу завести должников весьма полезно.

- Нам… …э-э, туда! – Капочка (а может, Липочка) покрутила головой, словно не вполне уверенная куда идти, и повела Митю через переднюю залу, почти пустую: лишь снова зеркало и портреты.

Висящий на ближней стене портрет был плохоньким, скорее всего написанным местным художником, но Митя замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Изображенная на нем дама была одета по старушечьей моде двадцатилетней давности: глухое темное платье, кружевной чепец, из-под которого не выглядывало ни единого волоска. Лицо ее, с гладкой кожей, казалось странно молодым, словно вполне еще привлекательная дама зачем-то пыталась выдать себя за старуху. Но главное в портрете были глаза! Прозрачные, как стекло, очень-очень светлые, такие, что должны казаться невыразительными. Но вот не казались, выразительности в них было хоть отбавляй… так что и вовсе смотреть не хотелось. Приглядись к портрету – и эти странно живые глаза на бездарно намалеванном лице ввинтятся в твой разум, как шурупы, а уж что там внутри наделают, страшно и подумать!

- Это - наша бабочная тетушка! – немедленно сообщила его спутница.

- Не-ет, это наша теточная бабушка! – бесшумно взлетевшая по лестницы сестрица возникла у Мити за спиной – от простыней она уже успела избавиться.