Сенешаль Ла-Рошели (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 10

7

Мы простояли в Люзимоне четыре дня. Ждали, когда подтянется обоз с осадными орудиями. Так и не дождались. Когда пришло сообщение, что он прибудет еще дней через пять, коннетабль Франции приказал двигаться дальше на север, в сторону Сен-Мало, в котором засел со своей армией граф Солсбери. За это время я отправил в ЛаРошель обоз с награбленным в Люзимоне. Охраняла его сотня Хайнрица Дермонда. Пусть покрасуется перед женой. Ничто так не возвышает мужчину в глазах женщины, как военная добыча. Я все эти дни проводил на пирах у Бертрана дю Геклена. В хлебосольности ему не откажешь. Бургунды утверждают, что скупее бретонских рыцарей только брабантские, но наш командир был, наверное, исключением из этого правила. Или, что скорее, стал исключением, когда на него полился дождь королевских щедрот.

Ночи принадлежали Марии. На ложе, огражденном балдахином от всего остального мира, создавалась своя реальность, очень зыбкая и невероятная, — реальность любви и безмятежности. Нам обоим так не хотелось покидать ее! Я вдруг почувствовал, что действительно молод, что умею не только думать, но и чувствовать, и, как следствие, быть счастливым и глупым. Счастье умным не бывает. И продолжительным. Возникала шальная мечта оказаться вдвоем на необитаемом острове, вдали от людей с их войнами и прочими подлостями, но что-то мне подсказывало, что там даже любимая женщина вскоре осточертеет.

— Забери меня с собой, — попросила Мария в последнюю ночь.

— У меня есть жена, — признался я.

— Знаю, — молвила Мария, хотя я не рассказывал ей о Серафине. — Я стану ее служанкой.

— Боюсь, что ей не понравится служанка, которая красивее, — возразил я.

— Я могу жить где-нибудь рядом, и ты будешь навещать меня, — предложила она.

— Такое возможно, — согласился я. — Куплю тебе дом в Ла-Рошели, буду содержать.

По иронии судьбы, деньги на это мне дал ее отец. Тысячи ливров хватит, чтобы содержать Марию несколько лет.

— Но ты хорошо представляешь себе, что тебя ждет, как к тебе будут относиться люди, кем тебя будут называть? — задал я болезненный вопрос.

Меня-то будут считать героем, а грязь и плевки достанутся ей.

— Мне важно, как ко мне будешь относиться ты, — ответила Мария.

— Если дождешься меня, — выдвинул я последнее условие. — До зимы наверняка буду воевать.

— Дождусь! — произнесла она дрожащим от накатывающих рыданий голосом.

Плакала долго. Не знаю, верила ли она сама себе?! Ведь понимала, что родители не отпустят ее, что придется выйти замуж за того, на кого укажут они. Сделают это в ближайшее время. И по финансовым причинам, чтобы избавится от лишнего рта, и по морально-этическим, если она вдруг обзавелась, ублажая меня, необязательным приданым. Я подарил Марии на прощанье золотой браслет с тремя черными агатами и перстень с коричневым топазом, которые были частью моей добычи. Кстати, браслет раньше принадлежал ее двоюродной тетке, отнесшейся несерьезно к предложению моего арбалетчика отдать драгоценности. Царство тетке небесное, богатым была человеком!

Следующим перешел на сторону короля Франции город Жюгон. Мэр встретил нас в половине дня пути от города и первым делом заявил, как лично он и все горожане счастливы сдаться своему земляку Бертрану дю Геклену. Коннетабль повелся на эту грубую лесть и запретил солдатам заходить в Жюгон. Дальше были замки Гой-ла-Форе и Ла-Рош-дерьен, а также города Герган, Сен-Маэ и цель нашего похода — Сен-Мало. За те двести с лишним лет, что я не видел его, этот город на острове в устье реки изменился не сильно. Если бы Сен-Мало не сдался, нам бы пришлось повозиться с ним, потому что атаковать можно только во время отлива, высота которого здесь метров семь. На наше счастье, граф Солсбери вместе со своим флотом перебрался в более надежное убежище — Брест. Мы отдохнули под стенами города три дня и пошли на юго-запад, чтобы очистить от англичан и их пособников так называемую Нижнюю Бретань.

Сначала продолжался парад лояльности Карлу Пятому. Города и замки переходили на нашу сторону один за другим. Пока не добрались до городка Кемперль, в котором засели оруженосец Джеймс Росс и три десятка английских лучников. Городок находился в месте впадения малых речушек Изоп и Эле в чуть большую Лаэту. Как мне сказал коннетабль, слово «кемпер» с бретонского переводится, как «слияние рек». Поскольку населенные пункты принято строить в месте слияния рек, чтобы иметь как минимум две дополнительно защищенные стороны, подобное название встречается в Бретани часто. Кемперль не производил впечатления крепкой крепости. Стены метров пять высотой, шесть прямоугольных башен, четыре из которых располагались на той стороне, которую не защищали реки. Скорее всего, оруженосец Джеймс Росс собирался проявить героизм, продержавшись дня три, а потом сдаться на приемлемых условиях. Он здорово просчитался.

К тому времени нас догнал обоз с осадными орудиями. Точнее, мы с ним пересеклись. Командир обоза получил приказ двигаться строго на запад от того места, где находился, и через два дня мы встретились. Все пять требюшетов и дюжину бомбард калибра миллиметров триста выстроили напротив стены с четырьмя башнями. Подготовка заняла световой день. Рядом с бомбардами вырыли ямы, в которых будут сидеть запальщики, к требюшетам натаскали камней. Со следующего утра начали обстрел города. Коннетабль Франции Бертран дю Геклен относился к осадным орудиям с пренебрежением. Он был уверен, что любую крепость можно захватить и без них. Яркий пример чему — Люзимон. Но поскольку требюшеты, бомбарды и их обслуга влетали коннетаблю, то есть королю, в копеечку, им предложили отработать зарплату или расписаться в своей бесполезности. Требюшеты били по башням и, то ли во время промахов, то ли преднамеренно, по жилым домам в городе. Бомбарды стреляли по стене. Шесть стояли напротив одной куртины, шесть — напротив другой. Сперва выстрелили по четыре пушки из каждой батареи. Целили под основание куртины. Выстрелянные камни выбили в куртинах глубокие оспины. Две оставшиеся пары бомбард попали в верхние части куртин. Следы от попаданий располагались на основаниях кривоватых трапеций. Как я понял, хотят подрубить куртины, а потом ударами в верхние части завалить. Что и случилось с одной из куртин в первой половине четвертого дня. Верхняя половина ее завалилась наружу, заодно засыпав ров. Когда рассеялось густое облако пыли, стали видны не только крыши крайних домов, но и стены до уровня первого этажа. В образовавшийся пролом сразу хлынули наши солдаты. Своих арбалетчиков я придержал. Все равно все ценное достанется другим.

Бертран дю Геклен и его побратим Оливье де Клиссон тоже не спешили в город. Их шатры стояли в приятном месте на берегу реки Лаэта, а свою часть добычи и так получат. Они только подождали, когда приведут пленных англичан — восемь лучников и оруженосца Джеймса Росса — мужчину лет двадцати трех, высокого, с длинными волосами пшеничного цвета и короткой бородкой. С него, как и с лучников, уже содрали все, кроме рубахи. Вчера вечером, поняв, что стены долго не продержатся, он запросил переговоры. Ему отказали. Надо было сдаваться раньше, пока не установили осадные орудия. В отличие от своих подчиненных, оруженосец держался бодренько. Уверен, что отпустят за выкуп. Джеймс Росс демонстративно отвернулся, чтобы не видеть, как убивают лучников. Делал это лично Оливье де Клиссон. Ехал вдоль строя на коне и рубил. У него вообще тяга убивать людей. И не скажешь, что садист, получающий удовольствие от убийства. Нет, делал это без эмоций, словно добирал до установленного количества, которое должны заплатить англичане за то, что отдали другому понравившееся ему владение. Разрубал людей спатой наискось — от правого плеча у шеи вниз через грудь. Голова с левым плечом и частью грудной клетки как бы съезжала с туловища, падала первой, брызгая кровью, а потом валилось укороченное туловище. Наблюдавшие за процессом солдаты пытались угадать, куда оно упадет: вперед, назад, влево или вправо? Чаще падали влево назад или влево вперед. Добравшись до оруженосца, Оливье де Клиссон занес спату для удара. Только тогда Джеймс Росс понял, что был слишком хорошего мнения о своих врагах. Удивление быстро сменилось возмущением. Оруженосец, подняв правую руку для защиты, собирался что-то сказать. Не успел. Спата разрубила руку в запястье и плечо, но застряла в груди. Оливье де Клиссон выдернул клинок и вновь занес его над английским оруженосцем, который еще был жив, хотя разрубленная рубаха почти вся пропиталась кровью, хлещущей из раны. Вторым ударом бретонский сеньор снес Джеймсу Россу голову.