Сенешаль Ла-Рошели (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 39

Бертран дю Геклен жил в своем роскошном шатре на вершине холма, вокруг которого располагались шатры и палатки других командиров. Вместе с ним в шатре жил его племянник Оливье де Манни. За последние годы племянник набрал килограмм пятнадцать-двадцать и из стройного превратился в толстого. Заодно стал щеголем. На его красно-золотом котарди висело несколько золотых колокольчиков, мелодично сообщающих о богатстве их хозяина, а длинные носы пуленов казались заготовкой для лыж. Мы втроем сели за стол, овальный, из красного дерева, и слуга подал нам шампанское в серебряных кубках. Оливье де Манни обожал шипучие вина и пил их даже по утрам, несмотря на то, что, согласно русской теории, не был ни язвенником, ни трезвенником. Дядя относился к этим винам спокойно. У меня было подозрение, что Бертран дю Геклен разбирается в винах еще хуже меня. Сказывалось тяжелое детство в бедной бретонской семье, где эль был за счастье. Поданное нам шампанское я бы назвал полусладким и напоминающим то, которое пил в Советском Союзе. Во Франции двадцать первого века шампанское имело другой вкус.

— Появилась у меня идея заманить англичан в засаду. Они частенько увлекаются и далеко отходят от города. Подошел бы к воротам небольшой наш отряд, а потом отступил в нужном направлении. Мы бы встретили врага залпом из замаскированных бомбард, а уцелевших добили бы конные латники, — поделился я своей задумкой.

— Действуй, — разрешил коннетабль Франции. — Я выделю тебе латников, сколько скажешь.

— Думаю, хватит полусотни. Большее количество будет трудно спрятать, — сказал я.

— Поучаствую я со своими, — сразу предложил Оливье де Манни. — Разомнемся немного. От безделья мои бойцы уже роптать начали.

С чего бы это им роптать?! В нашей армии рута племянника коннетабля получает больше всех. Радоваться бы надо, что загребают такие деньги за то, что целыми днями охотятся или играют в триктрак и втихаря в кости. Азартные игры запрещены, но во время затянувшихся осад Бертран дю Геклен упорно не замечает нарушителей.

Пришлось подождать пять дней, когда кончатся дожди. Мне кажется, англичане возят их с собой в разные страны. Вот бы почаще ездили в Сахару! Ночью следующего дня мы перетащили четыре пушки поближе к городу, установили за каменной кладкой, ограждающей виноградник, сейчас вытоптанный. В кладке сделали отверстия для орудийных стволов, замаскировав пучками сена. Отряд латников под командованием Оливье де Манни спрятался в ложбине метрах в ста пятидесяти от нас, ближе к городу. На роль приманки вызвались гасконские копейщики. Они не стеснялись удирать и вызывались добровольцами на любое мероприятие, где могли захватить хоть какую-нибудь добычу. И ведь не скажешь, что Гасконь — самый бедный район Франции. Было их три десятка. Я надеялся, что на них нападет не больше сотни англичан. Залп картечью из четырех пушек с расстояния сто метров сократит количество преследователей примерно на половину, а остальных добьют конные латники.

Едва отряд гасконцев подошел к городским стенам, изображая мародеров, желающих обобрать трупы погибших два дня назад, как обнаружилась первая моя ошибка. Из быстро открывшихся ворот по опустившемуся мосту выбежало не меньше двух сотен англичан и наваррцев. Гасконцы не стали изображать из себя героев, затрусили в заданном направлении. Только пара человек сдуру ломанулись в сторону лощины. К счастью, за ними никто не погнался. Обоих срезали лучники, которые двигались в хвосте. Они будут прикрывать отступление своих.

Я решил, что две сотни мы потянем. Рядом с артиллеристами спрятались два десятка арбалетчиков, которые дадут возможность перезарядить пушки. Не думаю, что англо-наваррцы выдержат два картечных залпа. На пути отступления гасконцев стояла вешка — шест с ивовым венком. В этом месте мы собирались напоить врага, но не их любимым элем.

Сначала всё шло по плану. Гасконцы неторопливо убегали, увязая в раскисшей после дождей земле. Шербурцы догоняли их. Впереди скакали десятка два латников, а за ними бежали копейщики и лучники. Вот гасконцы достигли вешки. Они должны были пробежать дальше, а после залпа развернуться и действовать по обстановке. Они и пробежали. Но из лощины вдруг выехал отряд Оливье де Манни. Мало того, они понеслись на врага, оказавшись вскоре между нами и врагом. Эта моя ошибка была посерьезней. Я несколько раз объяснял племяннику коннетабля, что их черед придет после залпа и возможно не одного. Не учел, что Оливье де Манни настолько туп и не дисциплинирован. Англо-наваррцы сразу остановились, к всадникам подтянулись копейщики и лучники. Последние, с полсотни, сделали несколько залпов по лошадям бретонцев, моментально спешив их и убив несколько человек. Остальных сноровисто перебили или взяли в плен всадники и копейщики. Гасконцы не вмешались в сражение, решив четко выполнить приказ. Залпа не было, значит, соваться им нельзя. Стрелять из пушек я не решился, чтобы не попасть в своих, захваченных в плен. Посылать на гибель своих арбалетчиков тоже не стал. Они выпустили по несколько болтов в оказавшихся в зоне поражения врагов, даже кого-то ранили и убили. Остальные быстро отступили в город, уводя пленных и унося трофеи — снятые с убитых доспехи и оружие. Среди пленных оказался и Оливье де Манни. Лучше бы он погиб.

В конце дня к нам прибыл герольд — юный паж, осознающий огромную важность своей миссии, — и срывающимся, звонким голосом сообщил коннетаблю Франции:

— Мой сеньор сэр Роберт ле Ру передает тебе, Бертран дю Геклен, что если ты поведешь свою армию на штурм Шербура, твой племянник Оливье де Манни будет казнен!

— Передай этому Роберту Ру, что я считал, что воюю с рыцарем. Теперь буду знать, что ошибался, — презрительно произнес Бертран дю Геклен.

Паж, видимо, начитался, а скорее, наслушался, рыцарских романов, потому что смутился.

— Я передам твое сообщение слово в слово, — заверил он менее торжественным голосом.

Коннетабль Франции видел, как и почему его племянник попал в плен, поэтому ни в чем не обвинял меня. Зато остальные бретонцы считали, что я струсил и не помог Оливье де Манни. В лицо мне это никто не говорил, но всячески давали понять, что я теперь не из их муравейника. Поскольку уже начались холода, пока, правда, не сильные, я попросил Бертрана дю Геклена отпустить меня.

— Все равно от моего отряда здесь никакого толка, только вред приношу, — объяснил я свою просьбу.

Коннетабль Франции знал, в чем истинная причина, поэтому сразу приказал рассчитать нас и отпустить домой. Расставаясь с ним, я подумал, что теперь меня не скоро вызовут на войну. О чем нисколько не пожалею.

32

На Пасху ларошельские купцы устроили в ратуше ежегодный пир. Само собой, я с женой седел во главе стола. По правую руку занимал место бальи Жан Шодерон со своей лучшей половиной, при взгляде на оплывшее тело которой вспоминался огарок свечи. От рыцарских пиров купеческие отличались, скажем так, большим вниманием к «старшим». Стоило мне заговорить, пусть даже обменяться с соседом репликами по поводу очередного блюда, как все сразу замолкали. Причем не постепенно от ближних к дальним, а почти одновременно. Многие, в основном молодежь, уже освоили вилку и даже научились держать ее в левой руке. В отличие от рыцарей, купцы быстрее заимствовали все новое. Когда начались танцы, я вместе с бальи и представителями богатых семейств, включая Джакомо Градениго, перебрался в дальний от оркестра из семнадцати человек угол. Мой внук органично вписался в местную элиту, все реже заводя разговоры о возвращении в родной город. Наши жены заняли другой угол, где принялись обсуждать, закончатся ли танцульки женитьбой для каждой отдельной пары? Серафина опять на сносях, поэтому не рвалась танцевать.

Я уже привык, что людям не заводят со мной разговор просто так, чтобы поболтать, убить время. Всем от меня что-то надо. Разница только в том, что одни просят рыбу, а другие — удочку. Первых я отправляю к жене. У нее паталогическая любовь раздавать милостыню. Наверное, сказывается тяжелое детство, когда самой приходилось выпрашивать подачки. Мария в этом плане более рациональна, поскольку была избалована родителями. Кстати, ее отец приходил на поклон в начале зимы. Попросил помочь протиснуться между ларошельскими виноторговцами к торговым операциям с фламандцами и немцами, на которых по случаю войны с Англией переключились французы. Я не отказал и даже помог с оборотным капиталом. Судя по тому, как поглядывают на Жана Шодерона остальные купцы, просьба будет существенной. Бальи не спешит, ждет удобный момент.