Сенешаль Ла-Рошели (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 53

41

В сражении погибло около тридцати тысяч фламандцев. Там, где бились яростнее всего, трупы лежали в несколько слоев. Среди них нашли и Филиппа ван Артевельде. Людовик де Маль, граф Фландрский, приказал повесить труп предводителя мятежа на городской стене Куртре, который мы захватили слету. Фламандцы были настолько уверены в победе, что даже не усилили караулы на воротах и не поспешили их закрыть, увидев приближающийся отряд всадников с их знаменами. Решили, наверное, что это везут им весть о победе над слабаками-рыцарями. Филипп, герцог Бургундский, первым делом провел в городе розыск. Его интересовали письма парижан, которые бы помогли определить изменников-французов и жестоко покарать. Не знаю, с какой стати письма искали в Куртре. Если они были, то наверняка находились в Генте. Оставалось предположить, что здесь их искали потому, что искать там, где надо, не было возможности.

Вместо писем нашли в церкви Богородицы семь сотен пар позолоченных шпор, снятых с убитых рыцарей восемьдесят лет назад. Правнуки и праправнуки тех рыцарей разбирали эти шпоры на сувениры. Делали это и новоиспечённые рыцари. Почти пять сотен оруженосцев в этот день были посвящены прямо на поле боя. В том числе и один из моих оруженосцев Госвен де Бретон. Ему здорово повезло. Так бы еще несколько лет мыкался в оруженосцах, но оказался в нужное время в нужном месте. Зато второму оруженосцу Роберу де Велькуру и рыцарю Анри де Халле не повезло. Оба оказались в ненужное время в ненужном месте, где и полегли, как герои.

В Куртре к нам прибыла делегация из Брюгге. Как и ипрцы, они покаялись в грехах, заверили, что в будущем будут служить верой и правдой, отреклись от Урбана Шестого, низложенного Папы Римского, и союза с Англией и согласились заплатить до Пасхи сто тысяч золотых флоринов штрафа. Брюггцев, конечно же, простили. Все наши помыслы и силы были направлены на то, чтобы наказать зачинщиков мятежа, гентцев.

К Генту мы подошли через два дня. Он находился в месте впадения в реку Шельду реки Лис, через которую мы так героически переправлялись. Город оказался внушительных размеров. Французы утверждают, что он меньше Парижа, но гентцы, услышав подобное, многозначительно улыбаются. Меня удивило, что рядом находятся сразу три очень больших города — Гент, Брюгге и Ипр. В Средневековье редко встретишь такие густонаселенные районы, особенно в местах с рискованным земледелием. Зато в двадцать первом веке мало кто, кроме бельгийцев, будет знать, где находятся эти города. На этот счет у меня есть теория, согласно которой населенные пункты возникают там, где из недр земли прорывается энергия. Количество жителей не может превышать количество энергии. Мало энергии — появляется деревня, много — город. Со временем энергия или усиливается или слабеет, а населенный пункт или растет, или уменьшается.

Защита Гента была подобна ипрской, разве что башни стоят реже, но между ними расположены башенки, которые как бы выпочковываются из верхней трети куртин. Как догадываюсь, позаимствовали идею башенок у замка графа Фландрии, расположенного на противоположном берегу реки Лис. Говорят, в этом замке родился Джон Гонт, герцог Ланкастерский. Людовик де Маль замком не пользовался, считая его непригодным для комфортного жилья. До мятежа там находился монетный двор графства. Только со стороны реки, наверное, чтобы не сразу догадались о плагиате, защита была проще и хуже. Ту стену, невысокую, с длинными куртинами, низкими прямоугольными башнями и без башенок межу ними, что проходила по берегу, мой язык не поворачивался назвать надежной. Если бы армией командовал Бертран дю Геклен, я бы помог ему захватить Гент быстро и малой кровью. Делать выдающегося полководца из Оливье де Клиссона у меня желания не было.

Наша армия обложила Гент. Горожанам предложили прощение, если заплатят триста тысяч экю. Гентцы подумали и отказались. Как догадываюсь, сумма была великовата. Да и не верили, наверное, что им простят все грехи. Поэтому затягивали переговоры, надеясь на помощь англичан. Коннетабль Франции понял это и приказал установить бомбарды, в том числе и отбитые у фламандцев, и начать обстрел города. Несмотря на ужасающий вес и калибр, толку от бомбард было маловато. С палисадом они справились, а вот стены оказались им не по зубам. Только деревянные галереи посбивали кое-где. После чего принялись вести навесной огонь по домам в городе. Результат этой стрельбы мы не видели, поэтому казалось, что напрасно тратим порох и каменные ядра. Дни становились все короче, а ночи мало того, что всё длиннее, так ещё и холоднее. Что тоже наводило солдат на грустные мысли. К этому надо добавить перебои с поставками еды и фуража и, самое главное, приближение Рождества. Началось повальное дезертирство. Никому не хотелось встречать один из главных праздников в поле под стенами Гента. В том числе и Карлу, королю Франции, и Филиппу, герцогу Бургундскому, и маршалу Луи де Сансерру. Они собрались на совет и приняли правильное решение, которое не совпадало с мнением Оливье де Клиссона.

Я узнал об этом решении поздно вечером, когда уже стемнело. Утром приказал своим бойцам готовиться к переходу, а сам отправился к Бодуэну Майяру, чтобы получить расчет за контракт. За годы правления Карла Пятого настолько привык, что деньги платятся вовремя, что не сразу сообразил, почему возле шатра интенданта так много рассерженных командиров рут.

— Денег нет, — вместо приветствия произнес Бодуэн Майяр, когда я вошел в шатер.

— Никому нет? — задал я уточняющий вопрос.

— Приказ коннетабля, — ответил интендант.

Подобный ответ мог значить что угодно, но я перевел его, как «нет для всех, кроме бретонцев».

— Могу удержать долг из налогов со своего бальяжа? — поинтересовался я.

— Можешь, но лучше этого не делать, — сказал Бодуэн Майяр.

Я вернулся к своему отряду, который уже был готов отправиться в путь, и сообщил им две новости, неприятную и приятную. Второй было мое обещание заплатить всем по приезду в ЛаРошель. Я решил не напрягать отношения с королевскими чиновниками, не изымать часть налогов, а заплатить своими деньгами. В таком случае бойцы будут верны только мне — тому, кто их не обманывал. Когда отряд опять потребуется, а это, как подозреваю, случится очень скоро, долг сразу погасят. Подожду, не горит. Но неприятный осадок остался. Такое впечатление, будто я не заметил, что поменялась козырная масть, продолжил играть прежнюю, теряя взятки. Обязан ведь был догадаться, что при смене короля меняется и королевская тень.

42

Расплачиваться за недогадливость пришлось и по возвращению домой. Мы славно отпраздновали Рождество. Ларошельские купцы преподнесли мне в подарок сундук из черного дерева с позолоченными углами и ручками, на боках которого золотые бригантины громили серебряные галеры англичан. Наполнить сундук пообещали в ближайшее время, если наше сотрудничество продолжится. Обеим моим женам преподнесли по золотому колье с бриллиантами, но Серафине более дорогое. Плюс всякие мелочи типа бочек вина и соленой рыбы, мешков муки, корзин овощей и фруктов, говяжьих и бараньих туш, связок гусей, уток, кур, голубей. Продукты питания в основном поступали от мелких купцов. Мол, чем богаты… Типа задабривали в лице начальства судьбу. Благодаря мне, навигация прошла без потерь, если не считать когг, который сорвало с якоря на рейде Ла-Рошели и выбросило на берег во время шторма. Торговля с Гамбургом оказалось не такой выгодной, как с Брюгге, потому что делали всего один рейс, но прибыль с рейса была выше. Ларошельские купцы начали было обдумывать, как наладить постоянную торговлю с немцами. Переход Брюгге на сторону французского короля избавил их от лишних хлопот.

Неприятности продолжились после Нового года. В сопровождении своих рыцарей, нескольких купеческих сыновей и слуг я возвращался с охоты на волков. День был солнечный, с легким морозцем. Всё вокруг было покрыто чистым белым снегом, из-за чего казалось, что нахожусь на Руси. Мы неспешно скакали по дороге к городу. Впереди бежали охотничьи собаки, усталые и довольные. Потерю трех своих бойцов стая не заметила. За нами на двух телегах всхрапывающие лошади, которых нервировал запах волков, везли шкуры убитых зверей. Набили мы с сотню хищников. И удовольствие получили, и крестьянам помогли. Из-за войн и эпидемий волков расплодилось слишком много. Большие стаи хищников, подобно шайкам бригантов, не боясь никого и ничего, врывались в деревни и пожирали всех, до кого могли добраться, включая собак и людей. Мы основательно проредили несколько стай. Те волки, которые уцелели, теперь если и сунутся в деревню, то осторожно, скрытно.