Сенешаль Ла-Рошели (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 63

Я подумал, что это капитализм, используя вместо фанфар пушки, заявила о своем приходе. Появление нового оружия породило новые экономические отношения. Теперь для победы не нужны дорогой конь, доспехи, оружие и многолетние тренировки, чтобы умело пользоваться всем этим. Пушка стоит намного дешевле, а артиллериста можно обучить за несколько дней. В новом обществе рыцари из грозной силы превратятся в ряженых клоунов, которых почему-то еще долго будут принимать всерьез. Так уж повелось, что в прошлом даже подлецы и трусы героичнее, а после нас может быть только хуже.

49

Люди Средневековья привыкли во всем видеть промысел божий. Раз кастильцы проиграли сражение, умея большую армию, значит, их дело неправое, значит, бог на стороне португальцев. Следовательно, христианин обязан быть на стороне победителя. К королю Жуану Первому на поклон потянулись знатные сеньоры и бедные рыцари, представители городов и сельских общин, ранее поддерживавших кастильцев. У короля не случилось головокружения от победы. Он милостиво прощал раскаявшихся и награждал отличившихся. Само собой, не забыл и обо мне.

— У меня не хватит денег, чтобы оплатить твой вклад в победу, поэтому готов пожаловать тебе богатую сеньорию. Мой мажордом покажет тебе список сеньорий, конфискованных у предателей, выбери себе три любые, — предложил он.

Я выбрал и попросил вернуть их владельцам, простив предательство.

— Мне еще заплатит герцог Ланкастерский, так что в накладе не останусь, — сказал я.

— Почему ты это делаешь?! — удивился король Португалии.

— Они — мои дальние родственники, — ответил я. — У нас общий предок — мой тезка, первый граф Сантаренский, который получил этот титул, служа Афонсу, первому королю Португалии.

— Ты знаешь, я сразу почувствовал, что ты здесь не просто так. Сначала думал, что ты сторонник кастильцев, но потом, после победы при Транкозу, понял, что ошибался, — признался Жуан Первый.

— Я действительно не случайно здесь, — согласился с ним. — Хотел повстречаться со своими родственниками. К сожалению, встреча произошла на поле боя. Надеюсь, никого из них не убили мои пушки!

— Хорошо, я помилую всех потомков графа Сантаренского и верну им имения, если принесут мне оммаж, — пообещал король Жуан Первый. — В ближайшее время я оповещу их об этом.

Времени у него теперь было много. Армия под командованием Нуну Альвареша Перейры вторглась на территорию Кастилии, принуждая противника к миру, а король мог заниматься наведением порядка на своей земле. Теперь все беспрекословно выполняли его приказы.

Больше месяца мы провели в Коимбре, ожидая, что предпримут кастильцы. Противник бездействовал. После поражения, король Хуан Первый сначала бежал в Сантарен, а потом перебрался в Севилью. Он и раньше был не шибко воинственным, а теперь и вовсе стремительно превращался в пацифиста. Его армия разбрелась по домам залечивать раны, физические и душевные.

Поняв, что мои пушки в ближайшее время не понадобятся, я попросил короля Португалии отпустить меня в Лиссабон, куда со дня на день должны были прийти две мои бригантины. Мы тепло попрощались. Я пообещал, что в следующем году, если потребуется, приплыву снова и с большим количеством пушек. Нас снабдили на обратную дорогу продуктами и вином и выдали моим солдатам премиальные, по три золотых на брата. Монеты были порченые, с сильно заниженным содержанием золота. Нас утешала мысль, что Джон Гонт расплатится полновесными.

Бригантины уже стояли на рейде. По приказу короля Жуана Первого, городские власти щедро снабдили экипаж едой и виной, в портовых тавернах было много девиц, готовых за пару серебряных монет одарить любовью союзников, так что матросы согласны были ждать нас сколь угодно долго. Я нагрузил суда португальскими товарами. Купил заодно пробку, чтобы изготовить новый спасательный жилет. До часа Х оставалось еще несколько лет, но я привык готовить сани летом.

Обратная дорога не задалась. Опять-таки из-за португальских нордов. Теперь они дули навстречу и довольно сильно. Пришлось идти галсами. Ночью мы шли на северо-запад, в открытый океан, со скоростью три-четыре узла, а днем — на северо-восток, к Пиренейскому полуострову. Выйдя в районе порта Виго, я решил заглянуть в него. Может, какую добычу найдем. Всё интереснее, чем сражаться с противным ветром.

Город расположен в глубине бухты. Я заходил в этот порт в двадцать первом веке. В будущем здесь будут проживать тысяч триста ленивых и болтливых. В старой части города много узких улочек. Дома с плоскими крышами. Много старинных, причем давно не ремонтированных, иногда складывалось впечатление, что здесь недавно бомбили. Люди постарше сидят на террасах, потягивают винцо, сравнительно дешевое, а молодежь, как положено, целуется без перерыва на обед и прочую ерунду. Есть две примечательные статуи: единственная в мире сирена мужского пола и «Пловец» — тонкие, покрытые патиной, зеленоватые ноги, а рядом, мордой в каменную плиту, безрукое, цвета меди туловище с головой. Даже не могу представить, сколько нужно хлебнуть портвейна, чтобы так плыть. На горе старая крепость, но меня сломало туда переться. Зашел в морской музей, где за три евро нашел кое-что интересное — работающий дальномер. Стоял он возле окна, выходящего на бухту, так что я смог проверить его в действии. Это, конечно, не радиолокатор, но всё точнее, чем глазомер. Через бухту будет сооружен длинный подвесной мост. Пока что его нет. Зато есть три острова, на которые будут ходить паромы, возить любителей пляжного отдыха. Мне было не до пляжей, поэтому не посещал их.

Сейчас возле одного из островов, забыл, как он называется, стояли на якорях две небольшие трехмачтовые каравеллы. Они были похуже моих бригантин, но намного мореходнее и быстрее коггов, которые использовали ларошельские купцы. Я решил, что мне не помешает парочка таких. Когда мы приблизились к ним, на ходу пересаживая в баркасы группы захвата, две шлюпки отошли от каравелл, увозя на остров человек по пять в каждой. Ребята поняли, что к ним направляются с серьезными намерениями, и решили не подставляться за чужую собственность. Остальные члены экипажа, видимо, оттягиваются на берегу. Вот они обрадуются, когда обнаружат, что суда вместе с их барахлом исчезли!

Я тоже отправился на каравеллы, чтобы посмотреть, чем они загружены. Оказалось, что в трюмах обеих пшеница нового урожая. И крысы, черные, толстые. Где зерно, там и они. Отъелись так, что еле лапы переставляют. В порту стояло несколько судов, как парусных, так и гребных, но ни одно не осмелилось дать нам бой. Я оставил на каждой каравелле по десять матросов, чтобы следили за буксирными тросами и ставили/поднимали и убирали/опускали паруса. Обе каравеллы были взяты на буксир, после чего мы еще медленнее отправились сражаться с португальскими нордами. Благо до мыса Финистерре оставалось миль сорок, а дальше можно было ложиться на курс норд-ост и следовать им почти до Ла-Рошели.

На четвертый утро следования этим курсом ко мне в каюту пришел шкипер Эд Фессар. Я впервые видел его таким испуганным. Решил, что к нам приближается большой флот кастильцев.

— Много их? — спросил я.

— Пока один, — ответил шкипер.

— Всего один?! — удивился я, а потом начал понимать, что Эд Фессар имеет в виду не корабль. — Что случилось?

— Матрос заболел из тех, что были на каравелле. Черная смерть, — доложил шкипер.

— Ты не ошибся? — спросил я.

— Нет, — уверенно ответил он. — Вся моя семья от нее перемерла, один я выжил.

Матрос лежал на полубаке. Его вынесли из кубрика на куске брезента. Лицо потемнело, под глазами черные круги, а сами глаза расширенные и свирепые, как у разъяренного быка. Больной сипло и коротко дышал, часто кашлял, разбрызгивая красную от крови слюну. Остальные члены экипажа старались не приближаться к нему.

— Ложимся в дрейф, — приказал я. — Всем раздеться, искупаться в море и опустить в воду одежду, чтобы передохла вся живность.