Семь камней радуги (СИ) - Удовиченко Диана Донатовна - Страница 97

– Ладно, Макс, читай дальше. Может, что-нибудь прояснится, - скомандовала Виктория.

Макс согласно кивнул и прочел:

– "22 июня 79 года. Сегодня мы похоронили тетю Наташу. Утром я надела траурное платье. Ах, как часто я его теперь ношу! Раздался стук в дверь, и в комнату вошел дедушка. "Уже собралась, ангел мой?" - с улыбкой сказал он, - "А я тебе подарок принес". Дедушка протянул мне бархатную черную коробочку, в которой лежали великолепные рубиновые серьги и такая же брошь. Большие бордовые камни были вставлены в оправу из необычного красноватого золота, каждая сережка заканчивалась каплевидной подвеской из крупного рубина. Несколько таких же подвесок украшали брошь, состоящую из пяти круглых камней, расположенных в один ряд. "Надень, Оленька", - сказал дедушка. "Как можно, ведь у нас же траур!", - воскликнула я. "Красные камни будут превосходно смотреться на твоем черном платье", - рассмеялся дедушка и приложил брошь моему плечу, - "Вот видишь, как красиво!" Рубиновые подвески на моем плече зловеще блеснули, напомнив мне капли крови. Мне захотелось откинуть подальше от себя это украшение, такое чувство гадливости меня вдруг охватило. Но дедушка ждал. "Ну же, прикалывай скорей, да надевай сережки, и пойдем", - сказал он, - "А то, чего доброго, провозимся целый день!" Мне стало странно, что дедушке ничуть не жаль тетю Наташу. Но я не хотела расстраивать его, и послушно надела украшения. Когда маменька увидела меня, она расплакалась. Дашенька же перекрестилась. Не стану описывать прощание с тетей Наташей - не могу снова переживать это горе. Во время поминального обеда Дашенька сказала, что хочет уйти в монастырь. Она сказала это так твердо, что никто не посмел ее отговаривать. Маменька только обняла ее и, заплакав, поцеловала в лоб. Дашенька была странно спокойна, и видно было, что она уже все для себя решила. Дедушка внимательно посмотрел на нее и произнес фразу, показавшуюся мне странной: "Ну что ж, может, оно и к лучшему". После обеда Петр Антонович сказал папеньке, что хочет переговорить с ним наедине. Не знаю, зачем, но я подкралась к двери кабинета, в котором они уединились, и подслушала их разговор. Знаю, что подслушивать нехорошо, но мне казалось, что это зачем-то нужно и важно для меня. Доктор сказал: "Я хочу сказать вам, Николай Николаевич, что умываю руки". "О чем вы?" - спросил папенька. "О том, что ничего не могу больше сделать для вашей семьи. Я не понимаю, что происходит, и вижу только, что все мои усилия тщетны - я не могу спасти никого. Я всегда верил в торжество науки, но сейчас готов признать существование неких потусторонних сил, которые вознамерились погубить ваш род. Я сам близок к умопомешательству, поэтому более не могу наблюдать происходящее в вашем доме". Папенька долго молчал, потом хрипло проговорил: "Но что же нам делать, доктор?" "Не знаю", - ответил Петр Антонович", - "Попробуйте оставить этот дом. Кто знает, может, вам удастся обмануть злой рок, который тяготеет над вами". Я не стала дальше слушать и потихоньку прокралась в свою комнату. Если добрейший, благоразумный Петр Антонович отказывается от нас, значит, в самом деле на нашей семье висит проклятие. За что, Господи? За что?

23 июня 79 года. Отъезд Дашеньки назначен на послезавтра. Как мне будет не хватать ее! Сегодня ночью на галерее раздались чьи-то шаги. Я подошла к двери и услышала голос маменьки. Она говорила: "Умоляю тебя, Николай, пощади детей! Увези хотя бы их!" Значит ли это, что мы с Александром тоже уедем? Мне хотелось бы, в нашем опустевшем доме становится страшно. Но как же дедушка? Может быть, он поедет с нами?

24 июня 79 года. Мы с Александром и Машенькой уезжаем в Староград, к родственникам маменьки. Едем вместе с Дашенькой. Она из Старограда отправится дальше, в монастырь святой Марии Египетской. А мы будем жить у тети Елены. Выезжаем завтра, нас будет сопровождать папенька. Агаша будет жить с нами в Старограде. Об этом сегодня за завтраком объявил папенька. Александр и Машенька обрадовались, захлопали в ладоши, для них наш отъезд - веселое приключение. А я смотрела на дедушку. Как же он останется без меня? Дедушка очень рассердился, он хлопнул рукой по столу и сказал: "Оленька никуда не поедет!" Маменька побледнела, губы ее затряслись, а папенька сказал: "Ольга - моя дочь, и мне решать ее судьбу!" Дедушка с папенькой долго смотрели друг друга в глаза, как будто играли в детскую игру - гляделки. Наконец, дедушка непонятно сказал: "Хорошо же, видит Бог, я этого не хотел!" С этими словами он встал из-за стола, удалился в свой кабинет и больше не выходил оттуда. Сейчас глубокая ночь, но мне не спится. Я уложила свои вещи, помочь в этом мне было некому, потому что из прислуги осталась одна Агаша, а она собирала вещи малышей. Мой преданный Пушок сидит у моих ног. Хорошо, что папенька разрешил мне взять его с собой! А вот Волшебник останется здесь. Мне так жаль с ним расставаться! Еще мне грустно оставлять маменьку и дедушку. Маменька сегодня вечером зашла в мою комнату, присела на кровать и долго смотрела на меня, ничего не говоря. Затем перекрестила меня и вышла. Бедная! Каково ей будет остаться без нас? А я и не знаю, радоваться ли мне таким переменам, или огорчаться? Как бы мне хотелось поговорить с Дашенькой! Ведь она, такая благоразумная и серьезная, всегда была для меня главной советчицей. Но я не могу тревожить ее, она только что потеряла родителей, ей хватает своего горя. Лягу спать, что-то принесет мне новый день?

25 июня 79 года. Наша поездка отменяется. Сегодня ночью сгорел мост через реку, и наш дом оказался отрезанным от остального мира. Не понимаю, как это случилось, и что теперь с нами будет. Дедушка говорит, что мост сожгли деревенские, которые считают наш дом проклятым. Мне кажется, что он даже немного рад этому, потому что наше с ним расставание откладывается. Маменька же ужасно расстроена. Папенька хочет перебраться на лодке через реку, чтобы найти в деревне плотников, которые заново построят мост. Но мост будут строить долго, поэтому мы уедем не раньше осени. Дашенька в отчаянии: она так рвется в монастырь! Дедушка сегодня опять спрашивал, когда я выпью эликсир. Я отвечала, что скоро, вот только приду немного в себя после похорон тети Наташи. Мне не хочется пить его, я все время вспоминаю слова Дашеньки и слезы маменьки. Почему она так сказала? Какая связь между эликсиром и жизнью Александра? А может, маменька тоже? Боже, сделай, чтобы это было не так! Только не маменька!"

– Да, интересная история! - сказал Макс, передавая дневник Ане.

Он встал, подошел к двери и выглянул наружу. Туман понемногу начинал рассеиваться, потеплело, и от мокрой земли поднимался легкий пар. Ветра не было, воздух был тяжелый и влажный. Макс подумал, что время неумолимо катится к вечеру, и ощутил неприятный холодок при мысли о том, что может случиться после заката. Он вернулся в каминную и присоединился к остальным, внимательно слушавшим Аню.

"28 июня 79 года. Папенька так и не перебрался на другой берег. Когда маменька просит его об этом, он отказывается под разными предлогами. Не понимаю, почему. Когда-то давно он рассказывал, что в детстве чуть не утонул, и с тех пор не любит реку. Но раньше он справлялся с этим, что же теперь? Дашенька, кажется, совсем отрешилась от всего происходящего. Она молится непрестанно, а еще она стала носить дома черный платочек, который делает ее похожей на монахиню. В нем она кажется на десять лет старше, чем на самом деле, ее лицо стало строгим и изможденным, вокруг губ появились скорбные морщинки, а глаза горят нездоровым блеском. Мне кажется, она может заболеть от горя. Маменька все свое время проводит с Александром и Машенькой, как будто стережет их, старается защитить от неведомой опасности. Лишь только дедушка бодр и весел. С тех пор, как сгорел мост, он стал уделять мне еще больше внимания. Вчера утром я проснулась и увидела на своей подушке удивительной красоты золотую цепочку с подвеской из крупного сиреневого аметиста. Моя шкатулка для драгоценностей переполнена, а дедушка все дарит мне их и дарит. Зачем мне столько? Ведь мне их даже носить некуда. Я сказала об этом дедушке, он рассмеялся, а сегодня подарил мне чудной работы палисандровый ларец, отделанный чеканным золотом, и сказал: "Не волнуйся, ангел мой! Клади украшения сюда, скоро ты будешь блистать в них при дворе. И не будет никого краше и богаче моей Оленьки!" Я поблагодарила дедушку, но подумала, что отдала бы все сокровища мира, чтобы вернуть моих родных. Мне очень больно, а особенно гнетет меня то, что все, кроме дедушки, кажется, отвернулись от меня. За что? Ведь я ничего плохого не делала…"