Морской волк (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 16

Я сразу перестал заряжать винтовку, пошел к реке, согнувшись и стараясь не шуметь. Удалившись метров на пятьдесят, выпрямился и пошел быстрее, а потом и побежал. Позади слышались голоса и лай собак. Идущие по следу лают не так. Плот был на месте. Я положил на него винтовку, сумку с боеприпасами и башмаки. Снимать одежду не стал. На противоположном берегу переоденусь. Вода показалась мне холоднее, чем была рано утром. Дно у берега было глинистое, вязкое. Ноги цеплялись за какие-то растения, которые резали пальцы. Я зашел по пояс и поплыл, толкая перед собой плот. Рука упиралась в неровные концы бревен, сверху светло-серые и теплые, нагревшиеся на солнце, а внизу холодные и потемневшие от воды. Снесло меня не так сильно, как предполагал, поэтому немного дольше прогулялся в башмаках, обутых на мокрые босые ноги.

Лорен Алюэль спал на ложе из травы и лапника. После ночной гулянки его бы и выстрел из пушки не разбудил. Будь здесь побольше бандитов, уже бы не проснулся.

Я буцнул его по бедру и спросил:

— Где лошади?

— Там, на поляне, — широкорото зевая, ответил кутильер.

— Если еще раз заснешь на посту, прикажу выпороть, — пригрозил я.

— Угу, — равнодушно промычал он.

За маленькие радости мы готовы платить большую цену. И наоборот.

До Тура мы добрались без проблем. Короля не оказалось в Плесси. Он уехал к своей армии, которая воевала с Франциском Бретонским. Мне сказали, что вот-вот должен вернуться. Я решил подождать в трактире. Там меня обслуживали, как чиновника короля, то есть, по высшему разряду, а по ночам бесплатно и в ущерб другим постояльцам. Розали предпочитала получать удовольствие, а не зарабатывать отцу деньги. Как заведено у женщин, называла это любовью. Для них любовь — всё, что бесплатно и приятно. За время нашего отсутствия в трактире появился новый работник — племянник Долговязого Шарля, сын его младшей сестры, скоропостижно скончавшейся. Копна рыжих волос на голове и обильные веснушки четырнадцатилетнего парнишки по имени Тома служила лучшим подтверждением родства. Он работящ, хорошо готовит, но поручения выполняет медленно. Ничто не могло заставить Тома двигаться быстрее. Брань дяди и двоюродной сестры отлетала от него, как плевки от работающего вентилятора. Наверное, его мать в этом плане стоила ее брата и племянницы вместе взятых. Купила ли меня невозмутимость парнишки, или его умение вкусно готовить, или имя слуги, к которому привык в предыдущую эпоху, но я взял Тома в пажи. Парень не возражал. Как догадываюсь, ему без разницы, чем заниматься, лишь бы был сыт, одет и ночевал в тепле. Долговязый Шарль отпустил племянника с радостью. Прогнать сироту он не мог, а терпеть было уже не по силам. Тома перебрался в комнату Лорена Алюэля. Я так и не привык спать со слугами в одной постели. Здесь это делают все, начиная с короля. Никакой голубики, это вопрос доверия. Люди Средневековья, за исключением отшельников, привыкли даже ночью находиться в стаде, большом или маленьком. Предложение переночевать на одной кровати воспринимается, как знак доверия.

Может быть, у меня это возрастное. В молодости относился спокойнее. Помню, в бытность курсантом добирался на практику в Ялту на пассажирском судне «Адмирал Нахимов», упокоившемся через девять лет после того на дне Цемесской бухты возле Новороссийска и утянувшем вместе с собой сотни человеческих жизней, наверное, по количеству врагов, потопленных адмиралом в сражениях. Направлялись туда четверо курсантов, а билеты были только у меня и моего корефана Володи Бондаренко по кличке Бендер. Он и предложил братьям-близнецам Манивым, Роману и Ростиславу, пролетевшим с билетами из-за нерасторопности начальника практики, не ждать следующий рейс, который был бы через две недели, а подняться с нами на борт, как провожающим, и позабыть сойти до отплытия. Даже если их обнаружат в море, лайнер возвращаться в Одессу все равно не будет, а следующий порт — Ялта. В то время к курсантам на флоте относились очень хорошо, потому что почти все члены экипажа побывали в курсантской шкуре. Никто не стал выяснять, сошли на берег все провожающие или нет. Каюта была шестиместная, с тремя двухъярусными койками. Четыре места занимали две семейные пары. Койки задергивались шторками. Время после отплытия и до полуночи мы провели в баре, где братья выставили щедрую благодарность. Спали по двое. Я с одним из братьев на верхней койке. Ничего, никаких напрягов, как будто так и надо. Утром нижняя пара проснулась, умылась и ушла гулять на палубу, а мы подремали еще с полчасика. Я сначала не врубился, почему наши соседи, люди в возрасте немного за сорок, смотрят на нас вылупленными глазами.

— Извините, вы же полчаса назад ушли! — справившись с удивлением, промолвил один из мужей. — Или нет?

— Или да, — подсказал я третий вариант.

Мы с Бендером не были похожи, но братья — как две капли воды. Я их путал до конца учебы. Не мудрено, что и наши соседи не врубились. Мы посмеялись, а потом объяснили, в чем дело. До Ялты оставалось несколько часов, а там нам в любом случае сходить. Соседи, правда, не стуканули. В то время весь советский народ, включая большую часть коммунистов, был в оппозиции к правящей коммунистической партии, поэтому к любому виду стукачества относился резко отрицательно. Так что члены экипажа не узнали, что провезли двух «зайцев».

Ждали мы короля Франции почти две недели. За это время мой кутильер дважды проведал мать и младших сестер, а Тома научился готовить любимые мною блюда и наслушался матов на русском языке из-за того, что тормозит не только телом, но и мозгами. В минуты особого раздражения я до сих пор употребляю сокровища русского языка. На других языках не так глубоко чувствую сакральный смысл заповедных слов. Французы считают, что ругаюсь на турецком. Для них непонятное и турецкое — синонимы. Во время очередного визита в Плесси я узнал, что король сейчас в городке Пон-де-Сэ ведет переговоры с бретонцами, и правильно предположил, что это надолго, а потому пора Магомету идти к горе. Тем более, что до Тура добралась новость, что на Шарля Тоннерского совершили покушение неблагодарные подданные, выстрелив из аркебузы, но промазали и случайно попали в гостившего у него Пьера де Бофремона, графа де Шарни. Пуля, пробив кирасу, угодила в живот. На черта эти кирасы покупать, если не спасают?! Граф де Шарни помучился три дня — и отправился кататься на санках по Млечному Пути.

Пон-де-Сэ можно, конечно, назвать городом, но, по моему мнению, к нему больше подходит слово бастида, то есть, большое село, кое-как укрепленное. Был ров шириной метров пять, вал примерно такой же высоты с палисадом поверху и две надвратные башни на одной улице, в противоположных ее концах. Под стенами бастиды расположилась лагерем часть французской армии. Солдаты жили в одинаковых палатках, расставленных ровными рядами. Как мне рассказали, теперь ядро армии составляли регулярные войска — ордонансные роты, в которых было по пятьдесят, сто или двести «копий», и вольные стрелки. К последним относились все пехотинцы: лучники, арбалетчики, аркебузиры, пикинеры, алебардщики, артиллеристы. Вольными их называли потому, что были освобождены от налогов. Кстати, аркебузы все еще были с коротким стволом, иначе не зерненым порохом трудно заряжать, и без плечевого приклада, а с подмышечным коромыслом. Стреляли из них с упора. Прочие отряды, набираемые временно, включая рыцарей, решали второстепенные задачи. Простолюдин, служивший жандармом в ордонансной роте, теперь был важнее рыцаря. Да что там жандарм! Любой артиллерист котировался выше рыцаря. Благородное сословие было опущено ниже плинтуса. Именно в это время игры в рыцарей были на самом пике.

Король остановился в доме виноторговца, а не в замке Бриссак, расположенном неподалеку от Пон-де-Сэ. Сбор винограда только начался, так что в доме было много свободного места. Приемная находилась на первом этаже, в конторе виноторговца. В ней был любимый королем полумрак, а на стенах висели любимые шпалеры, те самые, с фривольными фифочками, что я видел в Плесси. Другим был человек возле Людовика Французского. Место Жана Дайона занял невысокий тип с волнистыми рыжеватыми волосами, закрывающими уши, большим лбом, умными глазами под высоко расположенными бровями, из-за чего глаза казались совиными, длинным тонким носом с горбинкой и маленькими ртом и подбородком. Верхняя часть лица была намного больше нижней. Будем надеяться, что увеличение употреблено для размещения дополнительного мозгового вещества. Одет секретарь был богаче короля, причем по бургундской моде. Таких высоких воротников, больших буфов и коротких гаунов французы пока не носят.