Морской волк (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 34

То же самое мне посоветовал и Жан Дайон, сеньор дю Люд. Он якобы был оставлен в Плесси для выполнения личных указов короля, которые нельзя было доверить абы кому. Так в эту эпоху называли опалу. Она пошла Жану Дайону впрок. По крайней мере, самодовольство и заносчивость вернулись на тот уровень, что был в Ла-Тесте во время нашего знакомства.

— Сейчас к королю лучше не соваться. Он не умеет жить спокойно. Всё время должен охотиться или на зверей, или на людей, воевать с кем-нибудь. Нет внешних врагов — найдет внутренних, нет внутренних — займется личным окружением. Я даже рад, что сейчас вдалеке от него, — объяснил сеньор дю Люд и добавил злорадно: — Вот увидишь, скоро будет наказан кто-нибудь из его нынешнего окружения!

Я даже знаю, чьего наказания он желает больше всего — нового фаворита Людовика Одиннадцатого, сеньора де Аржантона, как теперь называли Филиппа Коммина, бывшего секретаря герцога Бургундского.

Король Людовик прибыл в Плесси в конце марта. За это время Розали успела родить рыжеволосую девочку, а Долговязый Шарль исхудал и обессилел настолько, что почти не выходил из своей коморки на втором этаже. Оттуда все время доносился глухой кашель. Все его обязанности теперь выполнял зять, которого звали Рыжий Шарль. Действительно ли зятя звали Шарль или получил это имя в придачу к трактиру — не знаю. В отличие от короля Франции, мне рейтинг повышать не надо, поэтому с бедняками без дела не общаюсь.

О приезде Людовика Одиннадцатого сообщила Розали, которая судачила у входа в трактир с молочницей.

Она вбежала в зал с кринкой молока и громко крикнула мне, завтракавшему холодной курятиной и сыром:

— Король едет в город! Пошли смотреть!

Мне кажется, владык заводят для того, чтобы была возможность устраивать бесплатные зрелища. Поскольку король мне был нужен по делу, я оторвался от еды и вышел на улицу.

Впереди ехал отряд из полусотни латников-шотландцев. Одеты они были одинаково — в шлемы-армэ с поднятыми забралами, кирасы, наручи и поножи. Вооружены копьями длиной метра три с треугольными пеннонами, на синем поле которых были разбросаны золотые кляксы лилий, длинными мечами и кинжалами. Следом ехал на белом иноходце, у которого сбруя была увешана золотыми висюльками, а длинная темно-синяя попона вышита золотыми лилиями, Людовик Одиннадцатый, король Франции, облаченный в высокую шляпу с короткими полями, обрезанными спереди, тулья которой была обвешена дешевыми образками, длинный, до ступней, и с разрезом сзади, бордовый гаун с золотым шитьем в виде лилий на тонких стеблях, отороченный темно-коричневыми соболями, и украшенные жемчугом, черные сапоги с округлыми носами. Впервые видел его таким нарядным. За королем ехал Филипп де Коммин, сеньор де Аржантон, потом десяток других холуев, а за ними еще полсотни конных латников-шотландцев.

Я поприветствовал короля поклоном головы. Он улыбнулся в ответ и легонько кивнул, хотя мне показалось, что не узнал меня. Я крикнул Тома, чтобы догнал меня на моей лошади, и пристроился к толпе народа, который валил вслед за своим владыкой. Подозреваю, что мой конь будет оседлан к тому моменту, когда король проедет здесь в обратную сторону. Лорен Алюэль сделал бы быстрее, но он сейчас гостит у матери, которая, выдав, благодаря ему, замуж всех дочерей, теперь живет одна. Так и мне меньше расходов, и ему интереснее. Наверняка завел шашни с дочерью какого-нибудь богатого виноторговца. С дня на день жду, когда приедет за разрешением жениться, хотя я разрешил это заранее.

— Это твое личное дело, — сказал я, — но учти, женатый кутильер мне не нужен. Подожди, когда я куплю сеньорию и осяду. Может, в тех краях невесты будут покрасивее и побогаче.

Самые привлекательные девушки всегда живут там, где нас нет.

Король Франции остановился у первой же церквушки, довольно скромной. Часть стекол витражей в окнах были заменены на промасленную бумагу. На паперти сидели всего двое нищих — с одной стороны безногий мужчина с длинными, почти до земли, седыми волосами, грязными и нечёсаными, с другой — старуха с огромным зобом, напоминающая жабу. Людовик Одиннадцатый бухнулся на колени между ними, перекрестился, поклонился до земли, прижимая правой рукой к груди снятую шляпу, опять перекрестился. После чего встал и, открывая дверь церкви, оглянулся.

Не знаю, почему, но мне показалось, что он дурачится. Как-то всё было немного чересчур. Но толпе понравилось. За моей спиной послышался восторженный гомон. А я не удержался от ухмылки. Король Франции зашел в церковь, оставив дверь открытой, чтобы все видели, как он опять упал на колени и перекрестился. Так, на коленях, он добрался до распятия, возле которого начал отбивать поклоны. Продолжалось всё это минут пятнадцать. Больше никто в церковь не заходил. Не давали шотландцы, занявшие подходы к паперти. Выйдя из церкви, Людовик Одиннадцатый дал по золотому экю нищим. Блеск монет вызвал у толпы одновременный вздох то ли восхищения, то ли зависти.

Сев на коня, король жестом подозвал меня и спросил, хитро прищурив глаза:

— Чему ты улыбался?

— Радовался тому, что не король, и могу делать то, что хочу, точнее, не делать то, чего не хочу, — ответил я.

— Странно, что ты до сих пор живой! — шутливо произнес он.

В каждой шутке есть доля шутки. Осталось понять, какая именно. У диктаторов чувство юмора специфическое. Впрочем, мы хорошо понимаем и по достоинству оцениваем только собственные шутки. Мне почему-то перехотелось встречаться с королем и покупать у него сеньорию. Я послал Тома на рынок, чтобы нашел там торговца из той местности, где жил мой кутильер, и передал через него, что пора Лорену в путь. Черт с ней, с большой сеньорией! Куплю несколько маленьких, а со временем объединю их.

К обеду в трактир приехали четверо жандармов под командованием того самого красномордого капитана, который приглашал меня в Плесси в первый раз. В тот раз все кончилось хорошо, поэтому я без особой опаски поехал с ними на встречу с королем.

Меня сразу провели к нему. С Людовиком Одиннадцатым был Филипп де Коммин. Если бы я не знал, кто из них кто, то по более роскошному одеянию принял бы секретаря за короля. Кроме них в кабинете присутствовали два каракала — хищника из семейства кошачьих, которых из-за кисточек на ушах часто путают с рысью. На севере Африки их и называют берберийской рысью. Эти животные меньше рыси, весят килограмм пятнадцать. Окрас похож на лисий, но на верхушках черных с наружной стороны ушей находятся черные кисточки длиной около пяти сантиметров, из-за которых турки и назвали их каракалами — черноухими. Нападают из засады и догоняют жертву длинными прыжками, но гонятся не долго. Когда я был в Малой Азии с Каталонской компанией, там местные жители охотились с каракалами на зайцев, мелких антилоп, лисиц, фазанов, павлинов. Оба королевских каракала сидели рядом с клеткой и неотрывно смотрели на попугая. Жако молча вертел головой, наклоняя ее параллельно жердочке, на которой сидел. Такое чрезмерное внимание его явно смущало.

Заметив мой интерес к хищникам, король Франции спросил:

— Никогда не видел таких рысей?

— Почему же, видел, — ответил я. — Просто там, где они обитают, их называют гепардами для бедных. Их заводят те, кто не может позволить себе охотничьего гепарда.

— Вот тебе раз! — воскликнул король радостно, будто услышал самую приятную новость в жизни. — А меня сарацинский купец убеждал, что с этими рысями охотится сам турецкий султан!

— Всё может быть. У правителей свои причуды, — сказал я.

— В следующий раз буду советоваться со знающим человеком, — решил король.

— Всегда готов помочь вам! — искренне заверил я.

— А пока что тебе нужна моя помощь. Так мне передал мэтр Жан Ловкач, — произнес Людовик Одиннадцатый. — Что тебе надо?

— Хочу купить большую сеньорию неподалеку от Бордо. Мне сказали, что такие не продаются, но есть несколько, которые принадлежат вам, — ответил я.

— И сколько ты готов заплатить за сеньорию? — поинтересовался он.