Хроники вечной жизни. Иезуит (СИ) - Кейн Алекс - Страница 23

— Ого, привет, красавчик, — приветствовала его Элма. — Чем сегодня порадуешь?

— А что бы ты хотела, дорогая? — улыбался Стефанио и легонько сжимал ее шершавую руку.

Она в ответ смеялась:

— Чего бы я хотела, для того уже стара. Да и тебе, дружочек, не по сану. А когда-то я…

И Элма принималась рассказывать очередную скабрезную историю.

Римская коллегия не отличалась строгой дисциплиной, и, несмотря на физические упражнения, работу в церквях, больницах и богадельнях, у студентов оставалось время на развлечения. Членам ордена дозволялось не носить сутану, и нередко, поменяв ее на светскую одежду, Стефанио с друзьями гуляли по Риму, заходили в харчевни пропустить кружечку-другую вина и даже ночевали с девицами на постоялых дворах.

Любимым местом студентов был трактир «Золотая форель». Дочь хозяина заведения, черноволосая Клариче, сама обслуживала за стойкой посетителей, покорив многих своим обаянием и острым язычком. Воспылал к ней и Роберто Бантини. Он молча смотрел на девушку и непрерывно вздыхал, то снимая очки, то снова водружая их на переносицу. Стефанио от души потешался над смятением друга.

— В субботу на площади Венеции выступает Федели, пойдем?

— Кто это, проповедник?

Роберто рассмеялся.

— Не пойму, ты шутишь? Или в самом деле не знаешь? Знаменитая театральная труппа, они играют комедию dell'arte.

— Впервые слышу.

— Ну да, конечно, в Венгрии такого нет. Это спектакли, которые профессиональные труппы дают на площадях или, к примеру, в тавернах. В сценарии всегда одни и те же герои, большинство из них в масках. Фабула обычно схожа: влюбленные, которым не дают соединиться родители или опекуны, и ловкие слуги, устраивающие счастье молодых.

— И в чем же интерес, если маски и сюжет всегда одинаковы? — удивился Стефанио.

— Сохраняется только основа, а большинство реплик актеры придумывают на ходу. Особенно смешно получается, когда шутка попадает на злобу дня. Пошли, а? Тебе понравится. Жить в Италии и не видеть комедии dell'arte…

— Что ж, пойдем, посмотрим, что там за чудо такое.

В субботу в три часа пополудни Роберто и Стефанио стояли на площади Венеции в ожидании представления. Со стороны развалин базилики Ульпия возвышался деревянный помост, в глубине которого был натянут задник — холст с нарисованными на нем улицами и зданиями. Два дома помещались прямо на сцене, слева и справа.

Заиграли рожки, загудели трубы, и спектакль начался. Актеры взбежали на помост и, приплясывая и дурачась, прошли из одной кулисы в другую. Зашумели, засвистели зрители. Мальчишки что-то кричали, женщины, поставив на землю корзинки, украдкой посылали артистам воздушные поцелуи.

Все актеры были в масках, кроме одного юноши и смуглой девушки с черными, как смоль, волосами. Наблюдая за ними, Стефанио спросил:

— А они почему без масок?

— Так принято, — ответил Роберто. — Маски носят комические персонажи, а эти двое — Изабелла и Орацио — влюбленные, их всегда играют с открытыми лицами.

Музыка смолкла, и над площадью повисла тишина. Представление началось.

На сцену выскочил шустрый паренек в маске и, подражая деревенскому говору, начал:

Зрители захлопали, Арлекин убежал, а ему на смену вышли Орацио и Изабелла. Последовала сцена любовного объяснения.

Стефанио с удивлением смотрел на темноволосую актрису: она играла настолько проникновенно, что зрители стихли, жадно ловя каждое слово. Стройная, изящная, она, казалось, жила на сцене.

— Бьюсь об заклад, она и в самом деле в него влюблена, — восхищенно прошептал Роберто.

Сцена закончилась, Орацио и Изабелла удалились за кулисы, их место заняли купец Панталоне и слуга Бригелла. Стефанио сразу стало скучно. Хотелось, чтобы поскорее вернулась темноволосая красавица.

Час пролетел незаметно, представление подошло к концу, и актеры под аплодисменты и улюлюканье зрителей вновь сделали парадный круг по сцене. Роберто с нетерпением спросил:

— Ну, как?

— Великолепно. С удовольствием посмотрел бы еще раз.

— Правда? — обрадовался Бантини. — Подожди, сейчас.

Активно работая локтями, он пробрался к сцене и что-то спросил у Орацио. А через минуту вернулся и сообщил:

— В следующую субботу на площади у моста Святого Ангела. Только я с тобой не пойду, лучше посижу в «Золотой форели».

— Ладно, схожу один.

Однажды перед занятиями в аудиторию, где за длинным дубовым столом сидели студенты, вошел ректор, Роберто Беллармино, в сопровождении седобородого господина лет пятидесяти с вытянутым лицом, проницательным, вдумчивым взглядом и бородавкой на левой щеке. Причудливо изогнутые брови выдавали в незнакомце безудержного спорщика.

— Господа, у меня для вас сюрприз, — объявил ректор. — Позвольте представить вам лучшего математика и астронома Европы, заслуги которого признаны многими университетами и правителями. Он любезно согласился прочесть вам несколько лекций.

Беллармино выдержал эффектную паузу и объявил:

— Синьор Галилео Галилей!

Студенты тихо ахнули. Это имя было хорошо известно любому образованному итальянцу. Профессор Пизанского и Падуанского университетов, член Академии Рысьеглазых, автор многих трактатов, Галилей был ярым сторонником идей Коперника о Солнце как центре Вселенной и в своих работах полемизировал с Аристотелем и Птолемеем, полагавшими центром мира Землю.

Стефанио с восторгом смотрел на незнакомца, все еще не веря сказанному. Величайший ученый, изобретатель зрительной трубы, открывший пятна на солнце, фазы Венеры, звезды Медичи, приехал, чтобы прочесть им лекции?! Невероятно!

Все вскочили и окружили ученого, наперебой задавая ему вопросы.

— Тихо, братья, тихо, — улыбнулся ректор. — Синьор Галилей сейчас начнет занятие, и ему нужно, чтобы все были спокойны и сосредоточенны. Прошу, садитесь на места. А вы, профессор, сюда, пожалуйста.

Когда первые восторги улеглись, а Роберто Беллармино покинул комнату, Галилей встал, и четким, хорошо поставленным голосом начал занятие. Лекция была построена в виде спора сторонника общепринятой точки зрения о Земле как центре мира и приверженца теории Коперника. Речь ученого изобиловала ироничными, насмешливыми замечаниями в адрес схоластиков, цеплявшихся за старые представления и не желавших признавать достижений науки.

— Не расходятся ли ваши взгляды со Священным Писанием, профессор? — спросил Роберто.

Галилей с горячностью ответил:

— А если и так, что с того? Тем хуже для Священного Писания.

Пораженные студенты воззрились на него.

— Вы берете на себя смелость спорить с церковью? — изумился Андреа. — Осторожнее, а то наш ректор отправит вас на костер, благо, опыт в этом деле у него есть.

Все рассмеялись.

— Да посмотрите же на мир объективно! — воскликнул ученый. — Откройте разум навстречу истине. Разве может быть что-либо убедительнее, чем явления природы? Если реальность вступает в спор с Писанием, чему надо верить? Своим глазам или тому, что нам говорят святые отцы?

— А в чем же противоречие? — живо поинтересовался Стефанио.