По заданию губчека
(Повесть) - Сударушкин Борис Михайлович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/53
- Следующая
— У меня есть на примете. Вы его хорошо знаете…
— Да, на этого человека можно положиться, — выслушав полковника, согласился Савинков. Решив вопрос о связном, сказал, не спуская с Перхурова испытующих глаз: — Между прочим, здесь появилась одна наша общая знакомая.
— Кто такая?
— Актриса Барановская, — с наигранным спокойствием ответил Савинков.
Перхуров привстал от неожиданности, вцепился руками в подлокотники кресла:
— Как она здесь очутилась?!
Словно бы испытывая терпение полковника, Савинков помедлил:
— Не знаю, как вам и ответить… Сюда ее послали чекисты, но она сразу призналась нам в этом и заявила, что на вербовку согласилась с единственной целью — опять оказаться среди своих. Чекисты каким-то образом разнюхали, что мы договорились встретиться здесь, в Казани, и решили с помощью Барановской следить за нами, — объяснил Савинков.
Но сомнения Перхурова не рассеялись:
— А может, и признаться в перевербовке ей было поручено большевиками?
— Барановская выдала нам чекистскую явку в Казани. Вряд ли такое задание ей могли поручить большевики. Я сам допрашивал хозяина явочной квартиры — правоверный коммунист, слова не сказал. Пришлось расстрелять.
Перхурова эти доводы не убедили:
— Доверять Барановской все равно больше нельзя! — убежденно произнес он. — Продала раз, продаст другой.
Савинков посмотрел на него с интересом, склонив голову набок:
— Предлагаете ликвидировать?
— Ничего я не предлагаю, решайте сами, — отвел глаза полковник. — В Ярославле она работала хорошо, грех обижаться, а что представляет из себя теперь — не знаю, — и он залпом выпил свою рюмку коньяку.
— Я могу устроить вам встречу, — с фальшивой невозмутимостью сказал Савинков.
— Нет уж, избавьте, — резко возразил Перхуров и вернулся к разговору о связном: — Мне думается, с засылкой его в Ярославль надо несколько повременить. Переждать, когда у большевиков горячка кончится, первое время они будут хватать и правых, и виноватых.
Савинков напустил на себя деловую озабоченность, отставил рюмку:
— Согласен с вами. Тем более что в Ярославль надо явиться не с пустыми руками. Восьмого сентября в Уфе состоится государственное совещание с целью образования единого правительства и единой армии. Я приглашен на него. Конечно, там будет сплошная говорильня в духе Керенского, никаких иллюзий я не питаю, но представится возможность встретиться с людьми из «Национального центра». В Ярославле им удалось спрятать от большевиков один весьма интересный для нас архив. Так что передавайте связному суреповские явки, я возьму его с собой в Уфу, там он получит пароль к руководителю ярославского «Центра».
Савинков рассказал, какой архив спрятан в Ярославле. От досады, что не знал об этом архиве раньше, полковник чуть зубами не заскрипел.
— Да, я слышал, вам удалось вывезти из Ярославля крупную сумму денег? — как бы между прочим поинтересовался Савинков.
— Слишком громко — крупная сумма, — проворчал Перхуров.
— Сколько?
— Два миллиона с небольшим.
— Я вот о чем подумал, Александр Петрович, не отдать ли эти деньги связному? В Ярославле они ему пригодятся.
— Все? — вырвалось у полковника.
Савинков промолчал, усмехнулся, наблюдая, как болезненно принял его предложение «главноначальствующий». А Перхуров с трудом сдерживал себя. Вспомнилось, как боялся за эти деньги, когда уходили из города на «Пчелке», как тащился с ними по болоту, как не выпускал саквояж из рук до самой Казани, а потом отбивался от чехов. И теперь отдавай деньги связному? А вдруг он не доберется до Ярославля? И пропали миллионы, сохраненные с таким трудом?
Савинков угадал его сомнения и переживания:
— Эти деньги, Александр Петрович, пойдут на святое дело. А наш посланец — человек энергичный и нашему делу предан.
— Черт с ними, забирайте! Они у меня вот где, — ладонью резанул себя по шее полковник.
— Как быть с Барановской — ума не приложу, — перевел разговор Савинков, испугавшись, как бы Перхуров не передумал с деньгами.
— От нее сейчас мало проку.
— Жаль, красивая женщина.
«Ну, актер, — подумал Перхуров. — Давно решил покончить с ней, а советуется, чтобы у самого руки чистенькими остались». Но сказал о другом, барабаня костяшками пальцев по краю стола:
— Конечно, Комуч далеко не то правительство, во имя которого мы сражались, но все же, в силу обстоятельств, надо ему подчиниться.
— Для нас с вами все враги большевиков — наши друзья, — согласился Савинков. — Вы уже получили назначение?
— Да. Определен начальником боевой группы, действующей в районе озера Бакалы…
Таковы были обстоятельства, предшествующие многим событиям, в которых примет участие молодой чекист Тихон Вагин. Но прежде чем перейти к этим событиям — коротко о том, чем кончили Перхуров и Савинков. Их судьбы во многом до удивления схожи…
10. Расплата
«Приказываю самым срочным порядком закончить погрузку орудий, снарядов и угля и незамедлительно следовать в Нижний. Работа эта должна быть выполнена в самый кратчайший срок. Местный Совдеп и советские организации должны оказать полное содействие. Каждая минута промедления ложится тяжелой ответственностью и повлечет соответствующие меры по отношению к виновным. Телеграфируйте исполнение. Председатель Совнаркома Ленин».
Эту телеграмму в конце августа восемнадцатого года получил командир отряда миноносцев, следовавшего из Кронштадта, через Мариинскую водную систему и Рыбинск, к Нижнему Новгороду, чтобы вместе с Волжской военной флотилией не допустить продвижения белых из Казани вверх по Волге.
Копия телеграммы была вручена председателю Рыбинского Совдепа, и в тот же день, пополнив запасы угля и погрузив орудия и снаряды, отряд миноносцев продолжил путь к Нижнему.
Девятого сентября отряд кораблей Волжской флотилии подошел к Казани, на пристани бывшего пароходства «Самолет» высадился десант и, захватив у белочехов артиллерийские орудия, начал обстрел города. Среди «доблестных» защитников Казани началась паника. Перхурову чудом удалось вырваться из окружения, пробраться в Уфу.
Савинкова здесь уже не было. Бывший руководитель «Союза защиты Родины и свободы» понял: надо бежать. «Социалист» становится доверенным лицом монархиста Колчака и уезжает за границу выпрашивать у союзников вооружение, убеждать их не прекращать войны с Советами.
Ярым сторонником «верховного правителя» становится и Перхуров, за заслуги в борьбе с большевиками его производят в генерал-майоры.
С новым званием — новое назначение: Перхуров — начальник партизанских отрядов Третьей колчаковской армии. Впрочем, командовать ему пришлось только одним отрядом — под ударами Красной Армии воинство Колчака бежит. Бежит и Перхуров.
В марте двадцатого года севернее Байкала поредевший отряд новоявленного генерал-майора окружили красные партизаны, предложили офицерам сдаться без боя. Перхуров колебался: ему, потомственному дворянину, выпускнику Генеральной академии, наконец, генерал-майору, — поднять руки перед мужичьем с охотничьими дробовиками?
Колебания кончились, как только красный парламентер, бородатый сибиряк с умными, насмешливыми глазами, показал ему газету с постановлением Советской власти об отмене смертной казни в связи с разгромом Юденича, Колчака и Деникина.
— Сдавайся, господин офицер, подобру-поздорову, пока Советская власть милует. Да больше не греши, а то ведь и казнит, — посоветовал мужик.
Перхуров приказал отряду сдать оружие, но совет парламентера пропустил мимо ушей…
В Иркутском лагере для военнопленных он узнает о нападении белопанской Польши, о воззвании Советской власти к офицерам помочь в борьбе с польской шляхтой. Перед Перхуровым замаячила надежда сбежать за границу. Он пишет заявление с просьбой направить его на фронт, но энтузиазм бывшего генерал-майора настораживает, ему отказывают.
А в это время за тысячи верст от Иркутска, в Варшаве, на французские, английские, польские деньги Савинков собирает так называемую «Русскую народную армию».
- Предыдущая
- 16/53
- Следующая