Человек в стене - Ангстрём Эмма - Страница 40

По хребту пробежал холодок. Волосы на руках встали дыбом, хотя Хенри и потел в своей толстой куртке.

Он старательно прислушивался, но слышал лишь долетающие из квартир разговоры, журчание воды в трубах да звуки телепередач. Ни шагов в протянувшемся перед ним коридоре, ни дыхания в темноте за спиной.

Но если здесь кто-то живет, он наверняка передвигается бесшумно, подумал Хенри, и тут фонарик мигнул в очередной раз и выключился.

Стало абсолютно темно, и Хенри засуетился. Он снова открыл фонарик и дрожащими руками пошевелил батарейки. Лампочка снова зажглась.

Он пожалел, что оставил на чердаке ящик с инструментами и монтировку. Монтировка пришлась бы очень кстати, если бы он вдруг наткнулся на обитателя этих коридоров.

Ему следовало бы вернуться на чердак, собрать свои вещи и пойти домой. Но он был уже не в силах это сделать. Ему нужно было увидеть, как далеко простирается этот лабиринт, пройти до конца по хитросплетению узких переходов. Хенри спускался по одним обнаруженным только что лестницам, поднимался по другим и открывал новые тоннели. Он блуждал, будто в лесу, чувствуя, как растут усталость, дезориентация и дурнота.

Это дело рук безумца, подумал он. Ни один вменяемый человек даже не помыслит ни о чем подобном. Он попытался представить, как все это было построено. Нельзя допустить мысль, что эти ходы были тут изначально, и, похоже, их создавали на протяжении долгого времени. Некоторые стены выглядели новыми, они были сделаны из свежей древесины и даже пахли сосновыми иголками, а доски других высохли и потускнели.

Хенри вдруг осознал, что не имеет ни малейшего представления, где находится. Он поднялся и спустился по такому множеству лестниц, что уже не представлял, на каком он этаже и в какую сторону идет в данный момент, к северу или к югу. «Я тут и умру», — подумалось ему в какое-то мгновение. От одной этой мысли он осел на пол.

Когда паника улеглась и дыхание пришло в норму, Хенри решил продолжить спуск. Стряхнув тревогу, он подошел к лазу, который был больше всех остальных, что попадались ему до сих пор.

С большим трудом Хенри наконец открыл его, осторожно заглянул внутрь и понял, что находится в прачечной. Он осторожно выбрался через лаз, крышка которого оказалась задней стенкой встроенного сушильного шкафа, и раздвинул вешалки, чтобы освободить там для себя место. Когда он толкнул обратно панель, закрывающую лаз, то почувствовал, как механизм плотно прижал ее к стене.

Хенри выбрался из сушильного шкафа, снял куртку, открутил кран над раковиной, в которой болталось несколько полурастворившихся моющих таблеток, испускавших сильный запах химикатов для дезинфекции, и побрызгал холодной водой лицо и шею.

Было почти половина первого ночи. Он провел больше шести часов, исследуя здание, — пробираясь по коридорам, лазая по лестницам и обнаруживая люки в самых неожиданных местах. Он насчитал тридцать маленьких лючков примерно одинакового размера, около двадцати квадратных сантиметров, и двадцать восемь больших: семьдесят сантиметров в высоту и полметра в ширину.

От физической нагрузки и постоянного психологического напряжения Хенри совершенно вымотался. Он поднялся на лифте обратно на чердак и забрал свои вещи.

Выйдя в промозглую ночь на Тегнергатан, он бросил взгляд на фасад здания. Это дом с секретом, подумал он про себя, пускаясь в путь по улице.

* * *

Альва лежала на полу у себя в комнате. Была полночь. С тех пор как она ела в последний раз, прошло уже много времени, но живот до сих пор казался переполненным, будто паста, которой она его набила, распухла внутри. Ей пришлось надеть тренировочные штаны, но даже они, даром что такие мягкие и мешковатые, все равно давили.

Во время ужина Ванья не проронила ни слова, а Эбба, не переставая, посмеивалась над Альвой. Санна просто тыкала вилкой в еду, но сама Альва брала добавку за добавкой. Она все ела и ела, лишь бы не встречаться глазами с твердым, как сталь, взглядом Ваньи.

Альве очень хотелось, чтобы Ванья что-нибудь сказала. Любые слова были бы лучше этого ее холодного молчания, которое захлестнуло кухню и всех их.

Девочка забралась в нишу и открыла окно. В комнату ворвался холодный ветер. Она высовывалась из окна все сильнее, пока не почувствовала, что еще чуть-чуть, и потеряет равновесие. Потом перевернулась и свесила ноги с карниза. Альва ощущала, как тело мало-помалу сползает вниз.

Бабушкины дневники так и не нашлись, и у нее никак не получалось поговорить с папой. Может быть, ей больше никогда не удастся это сделать. В школе все шло ужасно, и ей абсолютно некому было об этом рассказать. Чарли скоро вернется на занятия и снова начнет ее дразнить.

Она должна заставить себя покончить с этими чувствами, от которых у нее словно ремень на груди затягивается, но спросить, как это сделать, было не у кого, и никто ее не понимал. А если тебя никто не понимает, лучше оставаться одной.

Во внутреннем дворике все было спокойно, если не считать какого-то движения возле скамеечек на площадке для пикника. Она присмотрелась и увидела, как из-под урны для мусора выскочила чья-то тень. Это кот Арвида рыскал по кустам, преследуя каких-то мелких зверьков, чьи жизни мог прервать, вонзив свои острые зубы в их черепа и раскусив их. Альва представила, что перед тем, как сожрать безжизненные маленькие мышиные трупики, кот раскладывает их на половике у дверей Арвида, чтобы впечатлить своего хозяина.

Она выбралась из ниши, вернулась в постель и уставилась в потолок. Нужно что-то делать. В своей энциклопедии она прочла, как правильно принести жертву духам, чтобы воплотились твои желания. Может быть, стоит попытаться? Альва знала, что это опасно, но, если удастся встретиться с папой или наконец-то вступить в контакт с бабушкой, оно того стоит.

Она снова встала и поспешила к книжной полке. Ей немедленно стало легче. Она пролистывала энциклопедию, пока не нашла главу, где описывался ритуал жертвоприношения.

«В семнадцатом веке Катрин Деэ, известная также как Ля Вуазен, была арестована в Париже по подозрению в мошенничестве. С 1667 года она служила черные мессы по просьбе фаворитки Людовика XIV мадам де Монтеспан, обеспокоенной угасающей любовью короля и желавшей сохранить его благосклонность.

Чтобы сделать аборт, парижанки чаще всего обращались именно к Ля Вуазен. Позднее в ее саду обнаружили захоронение более двух тысяч зародышей и новорожденных младенцев. Кроме того, она варила эликсиры, в состав которых входили мышьяк, белена, шпанские мушки, сушеные жабы, сперма и кладбищенская земля. Они были предназначены, чтобы вызвать любовь или смерть.

Для совершения ритуалов черной мессы на алтарь клали обнаженную женщину, предварительно завязав ей глаза. Пока верховный жрец совершал с ней половой акт, остальные собравшиеся молились двум самым известным и могущественным демонам ада, Астароту и Асмодею. Помещение наполнял дым свечей и запах ладана.

В процессе молений собравшиеся брали младенца, отделяли его голову от тела и, пока лилась кровь, читали вслух отрывки из демонического священного писания. Кровь сливали в серебряную чашу и пили из нее для завершения ритуала. Оставшуюся же кровь и внутренние органы младенца изымали и тайно добавляли в пищу королю, чтобы возродить его интерес к мадам де Монтеспан».

Альва наморщила нос. Черный ритуал… Это рискованно: можно в результате открыть портал в темные слои астрала, который потом никогда не удастся закрыть.

Она села на краешек постели и закрыла глаза, пытаясь вызвать в голове голос бабушки или, по крайней мере, увидеть мысленным взором какой-то знак, который укажет, что она на правильном пути. Если она не проведет ритуал, все останется по-прежнему, а хуже этого и придумать ничего нельзя. Год за годом будут проходить без папы, без человека, с которым можно поговорить. И она так и не узнает, что хотела сказать ей бабушка. Вдобавок все эти годы перед ней будет сидеть Чарли, а значит, он сможет терзать ее каждый раз, когда учительница выйдет из класса.