Вещие сны Храпунцель - Донцова Дарья - Страница 10

– Пусть у нее «бабок» полные подвалы, но жить с жадиной невозможно, – резюмировала Маслова.

Через какое-то время ручеек лиц мужского пола, который вяло тек к Кабановой, иссяк. От кого она забеременела и родила мальчика? Даже сейчас, когда прошло много лет, этот вопрос нет-нет да и всплывает в беседах немногочисленных теперь местных кумушек.

Ребенок у Джейн получился странный. Люди, которые приходили к Кабановой, никогда не слышали детского плача.

Как только сыну исполнилось три месяца, Джейн отдала его в ясли, затем мальчик переместился в детский сад, потом в школу. Дети не любили Сережу, дразнили его, а порой откровенно издевались над ним, называли нищим придурком, на всю голову больным. В чем причина такого отношения? Кабанов одевался в отрепья. У него никогда не было при себе конфет, печенья, которыми можно угостить приятелей. Евгения отказалась платить за обеды в школе, но директриса, добрая женщина, оформила ученика как неимущего, и Сергей стал получать бесплатные обеды. Вечно голодный мальчик съедал их до крошки, а у местной детворы считалось нормой кривить нос при виде «изысков» школьной столовой и презрительно говорить:

– Такое дерьмо даже собаки не едят.

Сережа же лопал и суп, и скользкие холодные макароны с аппетитом. Одноклассники прозвали его жруном. Сидел мальчик один на последней парте. Только в пятом классе у него появилась соседка – Майя Трошина, девочка, у которой из родных была только бабушка. Почему она пересела к Кабанову?

Как-то раз школьники начали в очередной раз дразнить Сережу, тот, по своему обыкновению, молчал, сидел на перемене за своим столом, читал какую-то толстую старую книгу. Федя Круглов, весьма недовольный тем, что жертва не реагирует, выхватил у него том.

– Отдай, пожалуйста, – попросил Сережа, – книга не моя. Взял ее в библиотеке в Москве. Если порвутся страницы, мне там больше никакой литературы не дадут, это библиотека для взрослых. А там много интересных книг, еще тех, что в девятнадцатом веке выпустили.

Федор рассмеялся, бросил книгу Лене Кисуниной.

– Собачка, лови!

Сережа попытался поймать том, но Лена перекинула его Паше Окошину. Забава понравилась школьникам, они швыряли том друг другу, потом Лена отправила его в окно и велела:

– Кабанов, иди ищи.

– Как вам не стыдно! – возмутилась Майя Трошина. – Чего Серега вам плохого сделал? Сидел тихо, к вам не приставал.

Майю в классе любили и побаивались. Девочка занималась спортивной гимнастикой и могла так дать в зубы, что мало не покажется. Училась она отвратительно, знаний не хватало даже на двойки. Но поскольку на всех районных и областных соревнованиях Трошина всегда занимала призовые места, ей ставили в журнал четверки.

– Да ладно тебе, – загудел Федор, – уж и посмеяться над придурком нельзя. Он что, тебе нравится?

В ту же секунду Круглов оказался на полу, удар в нос, который Трошина нанесла главному мучителю Сергея, был сокрушительным.

– Да, – заявила Майя, стоя над поверженным хулиганом, – Серега мой друг. Кто его тронет, получит по морде.

На следующее утро Трошина села рядом с Кабановым. Через месяц Майя стала получать честно заработанные тройки, потом четверки. Поставив девочке впервые пятерку за контрольную, учитель математики спросил:

– Что случилось? Тебя не узнать.

– Сережа со мной занимается, – ответила девочка, – он очень понятно объясняет, по сто раз повторяет, и я понимаю.

И вот вам еще одна причина, по которой дети терпеть не могли Сережу, – с первого класса он получал только отличные отметки. У него даже четверок в дневнике не было.

Олимпиада прищурилась.

– Откуда я все знаю? Раиса Сергеевна, бабушка Майи, сдавала жилье дачникам на лето и осень, а потом она нашла жильцов на весь год. Я их с девочкой бесплатно пускала в мою летнюю кухню, она к дому пристроена, ну типа терраса. Студено, конечно, не очень удобно, но когда в кошельке пусто, то радоваться будешь, что есть где спать, жить, продукты на что купить. А холод и потерпеть можно. Сережа постоянно к Майе приходил. Раиса его подкармливала чем бог послал, мне про парнишку рассказывала, удивлялась, какой он замечательный. Никто мальчиком не занимался, а он очень любил учиться. Ездил в столицу в библиотеку, сидел в зале, читал. Книгохранилище на базе какого-то института было основано, там полно старых книг прошлых веков. Мальчик их просто глотал.

Липа горько вздохнула.

– Другим детям все условия родители создают, а толку? Евгения же вообще сыном не занималась, а прекрасный мальчик рос. Но потом он пропал. Вернее, исчезли они вдвоем с Майей. Раиса в панику ударилась: убили внучку.

Я ее успокаивала:

– У нас тихо, кому мы нужны. Майка сильная, с любым мужиком справится. Не переживай, она вернется.

И точно, девочка на следующее утро пришла. Бабка за ремень схватилась, но лупить внучку не стала.

Олимпиада скрестила руки на груди.

– А через год Трошины уехали. Раиса мне сказала:

– Майе предложили учиться в спортивном интернате, там и кормят, и комнату дают, и одевают. Я где-нибудь рядом жилье сниму.

И все! Умотали. Больше здесь не появлялись. Вот уж странно. Зачем за угол в столице платить, с чужими людьми куковать, когда своя изба добротная есть? Можно же не сдавать ее. Если Майка в спортинтернате, то Раисе денег, которые она получала, пенсии и как почтальон, вполне хватило бы. Огород у нее имелся, куры. Глупое поведение.

– А что было с Сережей? – спросила я, заранее зная ответ.

– Он так и не вернулся, – вздохнула Олимпиада, – хороший мальчик, только не современный. Вечно в библиотеку уезжал, а потом стал к Владимиру Николаевичу бегать.

Я встрепенулась, услышав новое имя.

– Это кто?

– Владимир Николаевич в музее работал, – пояснила Липа, – названия его не скажу, он каждый день в Москву на работу катался, Сережа к нему туда ездил. Раиса говорила, что он мальчику книги давал, все уговаривал идти в институт, где учат на музейных работников, вроде у него там блат есть. Хотя какой он Николаевич? Парню небось тогда двадцать с небольшим стукнуло.

– Он и сейчас здесь живет? – уточнила я.

– У него тут и дома нет, – усмехнулась моя информаторша. – Мать у парня сильно болела, он ей снимал избу Трошиных на весь год, чтобы жила на свежем воздухе. У Ксении была беда с легкими какая-то, не рак, не туберкулез… х… б… х… л… Вот же! Медсестра я, а название забыла!

– ХОБЛ? – подсказала я. – Хроническая обструктивная болезнь легких?

– Точно! – кивнула Олимпиада. – Экая ты умная! Не один год они жили у нас, потом уехали.

– Значит, у Сергея все же были друзья, – пробормотала я, – Майя Трошина и Владимир Николаевич. Фамилию его помните?

– Знаменитая тогда, политическая! – засмеялась Липа. – Такую не забудешь. Маркс! У тебя телефон мигает.

– Ты где? – отрывисто спросил Михаил.

– Беседую с соседкой Джейн, – объяснила я.

– Быстро иди к ней домой, – велел Вуколов, – я нашел Кабанову.

От глагола «нашел» у меня сжалось сердце.

– Она жива?

– Тревожный чемоданчик у меня всегда с собой, я сделал, что мог, вызвал «Скорую». Поторопись, – сказал Миша.

Я встала.

– Олимпиада… э… э…

– Да не люблю я отчество, – отмахнулась хозяйка, – телефон громкий, говорят тебе, а мне слышно. Пошли вместе. Может, и моя помощь понадобится.

Мы быстро оделись, добежали до участка Кабановой, вошли в открытую теперь калитку, дошли до двери дома и очутились в холле.

В нос ударил противный запах.

– Чем воняет? – поморщилась моя спутница. – Гнильем каким-то.

В прихожую из коридора выглянул Вуколов.

– Лампа! Кто это с тобой? «Скорая»?

– Медсестра широкого профиля, – представилась Липа, – а вы машину по какому адресу вызвали?

– По тому, где Кабанова живет, – ответил Миша, – по прописке.

– Ой, нет, надо иначе, – занервничала моя сопровождающая, – дайте телефон.