(Не)естественный отбор (СИ) - Бутырская Наталья - Страница 16

– Хорошо.

– А теперь, Настя, что у вас произошло?

Я удивленно посмотрела на эльфа. Он, конечно, мой преподаватель и раньше часто спрашивал о моей жизни в деревне, о привычках, предпочтениях. Но какая ему разница, что у меня сейчас происходит? Это же не отражается на работе и качестве обучения. Все домашние задания я сделала, дополнительные навыки отрабатываю.

– Так, – Натан откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, – мне кажется, что нам пора поговорить серьезно. С каждой моей ученицей подобный разговор обязательно случается раньше или позже, но вы, Анастасия, казались мне более перспективной. Поэтому я никак не ожидал, что мы затронем эту тему в первый же месяц обучения.

Эльф встал и начал расхаживать по классу. Я с недоумением осознала, что он нервничает и волнуется.

– Не думаю, что мои слова станут для вас откровением, но на всякий случай озвучу. Когда вы поступали на дошкольный факультет, вы подписали согласие на работу после окончания учебы по нашей рекомендации. Затем после распределения вы также подписали контракт, в котором обязуетесь провести и выпустить одну группу. Знаете, что это значит?

До этих слов я думала, что знала. Теперь уже засомневалась в своих знаниях, но кивнула.

– Надеюсь, что это так. Вы буквально поклялись, что в ближайшие двадцать лет вся ваша жизнь будет заключаться в тех самых двадцати малышах, с которыми вы не так давно познакомились. И какие бы глупости вам не пришли в голову, вы не имеете права отказаться.

Немного жестоко, но пока я не услышала ничего нового.

– Иными словами, Настя, у вас не может быть никакой личной жизни в эти двадцать лет. И не делайте такое удивленное лицо.

– Но этого нет в контракте!

– Нет в буквальном смысле. Я понимаю, что для девушки двадцати двух лет все это звучит довольно грубо, на самом деле, таким образом, мы заботимся и о вас, и о себе. Подумайте сами, сначала любовь-романтика, потом свадьба, а потом семейные хлопоты затянут вас, и вы не сможете столько времени и внимания уделять работе. Да и вы сами будете несчастны, ведь будете понимать, что вам нельзя уйти в декрет, родить детей. Лучше сразу это осознать и отказаться, чем пытаться и мучить себя напрасными надеждами.

– Поэтому вы влюбляете в себя своих учениц? – я сказала это раньше, чем успела понять, что именно говорю. Как только хватило духу это сказать? У меня, вечно стесняющейся зубрилы?

Мастер-хранитель пристально посмотрел на меня сузившимися глазами, сел напротив, от чего у меня свело мышцы живота, и протянул:

– Та-ак. Видимо, я опоздал с этим разговором.

Первый день работы в детском отделе милиции. Меня аж трясло от нетерпения и желания поскорее начать. Во время стажировки я слишком много думал о Насте, и не особо вникал в происходящее.

В основном меня грузили информацией о том, какие молодежные группировки существуют в нашем городе, районе, какие у них взаимоотношения, где проходит раздел территории, лидеры гласные и негласные. Основные проблемы в районе, фотографии самых ярких личностей, их характеристики, адреса, контакты.

Мой куратор в отделе, человек по имени Кирилл, поприветствовал меня несколько раздраженно:

– А, приперся. Посмотрим, как быстро обломаешь свой хвост.

Я пристально посмотрел на него, пытаясь сообразить, что именно ему не нравится: то, что я оборотень или просто не глянулся.

Мы с ним сидели в отдельном кабинете, как, впрочем, и все остальные сотрудники, которым меня представлять не стали. Нам досталась маленькая обшарпанная комната со старыми обоями и единственным окном, около которого был, разумеется, стол Кирилла.

Мне пришлось удовольствоваться столом, вплотную притиснутым к двери. Компьютер обещали, но точных сроков его получения так и не назвали. Еще в кабинете стоял шкаф, полностью забитый толстыми папками с непонятными подписями типа «Ул.м. гр» или «Кр.п. шм». Сначала я подумал, что там хранится важная информация по группировкам и людям, но все время обучения проторчал в архиве, и папок с такими названиями там не было.

– Значит, так. Обучение ты прошел, теперь давай практикуйся.

На мой удивленный взгляд Кирилл усмехнулся:

– Патрулируй улицы, – и добавил тише, – тебе ж не привыкать.

Меня словно холодной водой облили. Не знал, что регулировщиков тут так не любят. Но я сдержался и сдавленно выдавил:

– Озвучьте мое задание.

– Задание? Ха, ну какое задание. Иди смотри, чтоб детишки не шалили.

Сволочь, блин. Какой смысл ходить по улицам утром? Все либо в школе, либо дома дрыхнут. Куда смотреть? Что делать? Терпеть не могу неопределенности. Какой именно у меня район для патрулирования? В каких случаях нужно вызывать подмогу и кого вообще вызывать? В чем конкретно заключается моя работа? Бред какой-то. Но я не стал больше ничего спрашивать у этого придурка, а решил прогуляться. Почему бы и нет? Пройдусь по местности, зайду в школы, представлюсь директорам, спрошу о проблемах.

Оказалось, что на территории, закрепленной за нашим участком, находятся семь школ. Я успел до обеда побывать в пяти из них, мило пообщаться с директорами или завучами, оставить свои контакты, взять их данные. Забавно, что хоть все дамы, а директорами школ почему-то были только женщины, были приветливы со мной и обещали дать всю необходимую информацию, но ни одна из них не смогла назвать фамилии проблемных учеников.

Причем все они почти дословно говорили, что да, бывают какие-то шалости, но безобидные, хулиганы у них очень добрые и любят щенков, классы очень дружные, детишки чудесные. А ведь в каждой школе есть классы для оборотней и гномов. И я прекрасно помню, какие были у нас конфликты с другими классами. Постоянно приходилось доказывать, что мы по праву считаемся лучшими и в спорте, и в учебе. И доказывать не только оценками и медалями, но и кулаками в подворотнях.

Иногда было впечатление, что люди пытаются доказать самим себе, что они тоже что-то могут, но не через работу над собой, а через унижение других. Словно если они смогут впятером отпинать одного оборотня, то сразу станут такими же сильными и быстрыми. А ведь мышцы у нас качаются ненамного быстрее человеческих. Только занятия спортом у нас всегда считались неотъемлемой частью жизни, ну и память тоже никто не отменял.

Я хочу сказать, что хорошо тренированный человек может победить оборотня в рукопашную, если тот раньше не уделял внимания борьбе, а только педали на велосипеде крутил. Но благодаря такому «приветливому» отношению в школах я не видел ни одного оборотня, который бы хоть немного не умел драться.

Конечно, я не учитываю возможность оборота, ведь в школах нам запрещено перекидываться в зверей.

В шестой школе мне не повезло. Это была так называемая элитная гимназия с настоящей контрольно-пропускной системой в виде неработающей вертушки и пожилого охранника.

Дядечка с напускно-суровым взглядом молча смотрел на школьников и периодически останавливал взрослых, что-то спрашивал у них и заворачивал назад или разрешал войти.

– Добрый день! Я бы хотел увидеть директора или завуча школы, – попробовал и я прорваться через охрану.

– А вы кто? По какому вопросу? – подобрался охранник и усилил суровость взгляда.

Когда я перешел в ДОМ (детское отделение милиции), форму у меня забрали, взамен я получил значок и удостоверение сотрудника. Последнее я и предъявил Александру Сергеевичу.

– Директор уехала в ГОРОНО, завуч нынче болеет, – обрадовал меня дядечка. – А что, кто-то из учеников натворил чего? Поди Алехин, да?

– Не знаю, – улыбнулся я, – я пока хожу, знакомлюсь с обстановкой, обмениваюсь телефонами. А знаете, может, вы расскажете мне, что тут да как?

Как я понял, этот Сергеич обладал поистине оборотнической памятью на лица. Всех первоклашек, а это примерно сто – сто пятьдесят человек, и их родителей он запоминал в течение первых двух недель сентября. Потому он работал довольно четко, легко отсеивая случайных гостей.