(Не)естественный отбор (СИ) - Бутырская Наталья - Страница 2

И это не самое тяжелое. Эльфы живут намного дольше людей, но зато и обучаются крайне медленно, особенно в детстве, а также плохо воспринимают все новое. Один только процесс привыкания к новому человеку в своем окружении, например, воспитательнице, идет в среднем около полугода. К режиму детского сада их начинают приучать еще дома за год-два, поэтому в университете нас обучали утвержденному государством режиму дня для эльфов. Даже меню прописано по дням недели.

Воспитателю в эльфийской группе необходимо железное терпение, так как каждое новое действие сначала вызывает у детишек резкое неприятие, затем привыкание и только потом они соглашаются обучаться ему. Представьте, что вы приучаете своего ребенка к ложке год-два, потом еще столько же к вилке, а потом спустя еще годик он соглашается, что уже можно кушать и без маминой помощи. Хорошо, что основным навыкам детишек обучают в семьях, таким как ходить на горшок, самостоятельно есть и одеваться.

Зато есть и плюсы: после выпуска эльфы и их родители никогда не забывают свою воспитательницу, помогают ей, ходят слухи, что после выпуска каждая из них уезжает в годовой круиз по всему миру за счет своих воспитанников. Да и вхожесть в эльфийские семьи сама по себе считается значительным преимуществом.

И вот теперь я с самого начала попадаю в такую неприятную ситуацию: Ильмея Захаровна выпустила свою вторую группу, значит, она уже должна была выйти на пенсию. Но так как в прошлом выпуске никто не получил направления на эльфов, ей пришлось взять новую группу и заниматься с ними дополнительный год. Детишки уже привыкли к ней, к ее методам работы, и тут к ним придет новая воспитательница, а это новый стресс, снова год на привыкание, и в обучении будет упущено время. А ведь есть стандарты, по которым оценивают каждый эльфийский выпуск, и если я не успею наверстать, то…

А-а-а, лучше об этом не думать. Впереди еще девятнадцать лет занятий с детьми, у меня просто нет выбора, кроме как постараться как можно лучше.

Ильмея Захаровна, конечно, не бросит эту группу просто так. Еще полгода мы будем работать с этими детьми вместе, чтобы у них была возможность видеть уже знакомое лицо до тех пор, пока они не привыкнут ко мне. Нас обучали основам педагогики и с людьми, и с эльфами, и с оборотнями, но нюансам учат уже после распределения, и обычно на это выделяется целый год обучения с утра до вечера, но из-за непредвиденной ситуации мне придется заниматься по вечерам в университете, после работы. Так как я человек, то я не знаю эльфийских особенностей воспитания, например, колыбельных, которые поют их мамы, танцев, причесок и многого другого.

С другой стороны, та же статистика показывает, что люди становятся лучшими воспитателями для эльфов, чем они сами, хотя до сих пор непонятно, почему так. Поэтому у Крии с самого начала было мало шансов получить это назначение.

Итак, завтра я начинаю свою новую жизнь, уже расписанную на двадцать лет вперед.

Я мчался, перепрыгивая лужи и с трудом удерживаясь от трансформации. Сегодня я впервые выходил на работу, и мне никак нельзя было опоздать. Наконец, закончились занудные годы университета. Целых два года потрачено впустую. Я не спорю, в начале учебы было интересно: законы, правила дорожного движения, особенности регулировки, затем обращение с оружием, хотя каждый уважающий себя оборотень еще в школьные годы проходит курсы по стрельбе, затем правовые кодексы, тренировки на полигоне, курсы самообороны и нападения, контроль над трансформацией и ситуации, в которых она уместна, и так далее. Но последние месяцы стали просто невыносимы – повторение выученного, тесты, экзамены… Зачем? Зачем гонять по кругу одно и то же?

Впрочем, поговаривают о сокращении срока учебы в университете до полутора лет. Я считаю, что это правильно. Это пусть люди тратят целых пять лет своей жизни на зубрежку или тормозные эльфы десятилетиями изучают пару грамматических правил. Мы, оборотни, запоминаем все с первого раза.

Я выбрал работу полицейского, и это не удивительно. Почти все оборотни идут работать в правоохранительные органы, или в армию, или в частные охранные органы. Я слышал, конечно, эти дурацкие шуточки насчет того, что нам не хватает мозгов для карьеры учителя, врача или там ученого. Но на самом деле любой оборотень может выучить все, что угодно, благо эндемическая память – это наша видовая особенность, причем не только на уровне ума, но и на уровне тела. Т. е. боевые приемы мы запоминаем также с первого раза и легко можем воспроизвести их уже как рефлекторные движения, которые, например, людям приходится нарабатывать годами.

Мы выбираем подобные профессии, так как нам кажется скучным тратить жизнь на обучение кого-либо или на протирание штанов. Нужно жить полноценно: ощущать риск, дыхание смерти за спиной, нужно двигаться вперед, и не только в интеллектуальном смысле.

Забавно, что в литературе встречаются такие произведения, где какой-нибудь человек жалеет оборотней, типа вот как мошки-однодневки, что можно успеть за какие-то двадцать восемь-тридцать лет жизни. Что они понимают, эти люди? Я ни капли не завидую им. Мне сейчас девять лет, и я уже полноценный член общества, а человечки в этом возрасте только-только приступают к занятиям в школе. Начинать работу в двадцать лет? Смешно и нелепо. Кроме того, у них такие медленные мозги, даже у самых талантливых из них. И это я не вспоминаю эльфов, которые вообще застыли во времени, как муха в янтаре.

В участок я прибежал вовремя, как раз к восьми часам утра. Седой с пышными бакенбардами оборотень-медведь выдал мне униформу и обозначил на навигаторе участок, который я должен патрулировать.

– Сегодня только приметочный день, – наставлял он, – пройдись по территории, запомни дорогу, обрати внимание на дорожные знаки. Завтра уже включайся по полной. К трансформации старайся не прибегать, особенно пока не привык к форме.

Я ухмыльнулся, вот еще, опять наставления. Он обреченно вздохнул и махнул рукой, мол, иди.

Униформу для полицейских-оборотней разработали еще лет двадцать назад, ориентируясь на самурайскую одежду: это широкие штаны-хакама, крепящиеся на поясе специальными завязками, свободная рубаха, за пазухой которой и хранятся навигатор, рация и пистолет. Хотя оружием, насколько я слышал, редко кому приходится пользоваться.

Переодевшись, я стянул волосы на затылке в хвост и отправился на участок. Ничего особо примечательного я там не обнаружил: традиционный перекресток с несколькими светофорами, зебрами на каждой из четырех дорог, магазины, офисные здания, стоящие машины, раздраженно сигналящие друг другу. Я встряхнул хвостом и вышел на середину перекрестка, чтобы перераспределить дорожные потоки. Пробки на этом месте были обычным делом.

К концу дня я уже озверел от потока безмозглых водителей, еще более безмозглых пешеходов и раздражающих всех велосипедистов. Озверел, конечно, в переносном смысле. Не хватало еще в свой первый день получать нагоняй за несанкционированное и неоправданное перекидывание в свою животную форму.

Я уже посматривал на табло с мигающими цифрами, расположенное над входом в торговый центр, ожидая заветных 17–00, как рация впервые за сегодня ожила и захрипела, выплевывая слова: «По проспекту Эльдара Лихого в северном направлении движется черный автомобиль Форд CS-252, гос. номер снят. Внутри вооруженные преступники. Задержать по возможности. Оборот разрешен». В казенном языке перекидывание оборотней так и назвали – оборот, кратко, понятно и трудно спутать с другими командами.

Я сразу воспрял духом – именно на такие случаи я рассчитывал, устраиваясь на работу в полицию. И Лихой проспект, так называли его в обыденной речи, как раз и образовывал мой перекресток, накладываясь на улицу Медведя. Я устремил горящий взор на юг, а попросту говоря, уставился в ту сторону, выглядывая черный Форд без номеров.

Впрочем, можно было особо и не стараться, черная машина мчалась на большой скорости, виляя и обгоняя попутные автомобили. Согласно инструкции, я вытянул полосатый жезл, обозначая приказ остановиться, не рассчитывая особо на их послушание. Поэтому стоило им миновать мой пост, как я помчался за нарушителями, на ходу трансформируясь в звериную форму.