Морпех. Дилогия (СИ) - Таругин Олег Витальевич - Страница 57

Бойцы, не скрываясь, заржали, а лицо Аникеева покрылось красными пятнами – хоть прикуривай.

– Всегда говорил, что шутка в бою жизнь спасает. На войне без юмора никак нельзя, поскольку душа выгорает, а человек без души – труп. Но тут ты, браток, мимо кассы попал, не тот случай!

– Виноват, тарщ командир! Глупость сморозил!

– Ну, формально‑то говоря, ты и слова не произнес! – широко улыбнулся старлей, по лицам разведчиков видя, как спадает напряжение, пожалуй, что и взаимное. И только многомудрый Левчук, зараза эдакая, внешне никак не прореагировал, разве что едва заметно ухмыльнулся в прокуренные усы. – Ладно, пошутили – и будет. Всем все понятно? Книжку про трех мушкетеров читали?

– Читали, – на сей раз подал голос радист. – А чего там в той книжке такого особенного?

– Да ничего, в принципе, – пожал плечами Степан. – Просто девиз у них хороший был, «один за всех – и все за одного». Вот так и мы. У одного патроны в неподходящий момент друг об дружку звякнут, фриц услышит – и даст очередью. И всем остальным полный трындец настанет. Короче, заболтались мы. Проверились, готовы? Тогда двинули…

– А вопрос можно? – неожиданно подал голос тот, кого старлей меньше всего ожидал услышать – старший сержант Баланел.

– Задавай.

– А вот как мне шутить, коль вся семья под румынами осталась – жена с двумя дочками, да мамка старая? А румыны нас сильно не любят. Узнают, что я под Одессой да в Крыму воевал – а мы там много мамалыжников под землю спровадили, – всех повесят, а дом спалят. Может, и некуда мне уже возвращаться, кто знает…

Степан на несколько секунд откровенно завис: ну, и что ему отвечать? Ох, не вовремя Никифор свой вопрос задал, ох, не вовремя! И ведь не смолчишь: вон как остальные напряглись. Да твою ж мать!

– А я за товарища старшего лейтенанта сам отвечу, – внезапно пришел на помощь Левчук, сделав рукой незаметный жест – «мол, молчи».

И продолжил – жестко, резко, даже не произнося, а выплевывая слова:

– Так шутить, как все другие шутят. У многих тут родня под фашистом осталась, и ничего, живут и воюют! Верят, что живы все, что встретятся еще. Земли свои поскорей назад отбить хотят. Коль душа выгорит, как командир наш сказал, кому ты такой нужен будешь? Тебе, браток, ежели только о плохом думать способен и в светлое не веришь, только один путь остается – сразу на тот свет. Вона, германские траншеи в ста метрах – бери гранату и вперед! Глядишь, и упокоишь парочку иродов, ежели они тебя первым не пристрелят. Только остальным дай подальше отойти…

– Товарищ старшина, да я ж вовсе не то имел в виду! – возмущенно вскинулся Баланел, изменившись в лице. – Вы это чего удумали, чтоб я – да панику с прочим пораженчеством разводил?! Да я этих гадов бил и бить буду, да хоть зубами рвать, ежели патроны закончатся! А уж чтобы товарищей подставить?! Никогда такого не будет!

– Отставить! – негромко буркнул старлей. – Никто тебя ни в чем не обвиняет. А на душе сейчас не только у тебя одного тяжко, много тут таких, это товарищ старшина верно сказал. Ничего, скоро встретишься со своими, точно говорю. Максимум через год освободим твою Бессарабию. Вот и с семьей повидаешься. Живы они, не сомневайся даже, нельзя в дурное верить. Главное сам под дурную пулю или осколок не подставься.

– Уверены, товарищ старший лейтенант? – тяжело вздохнул разведчик. – Силен фриц пока что…

– Убежден, – отрезал Степан, мысленно прикинув, что никаких военных тайн, в принципе, не раскрывает. Может, и не стоило столь уж откровенничать, дойдет до командования – возникнут новые никому ненужные вопросы, но что уж теперь? Как говорится, сказал «а» – говори «б». Да и бойцы слушают – аж рты пораскрывали.

– В этом году мы фрица окончательно измотаем, сломаем, так сказать, хребет ихней хваленой военной машине. А в сорок четвертом так вперед рванем, что только держись. К весне Одессу освободим, следом из Крыма фашиста выбросим, а уж там и на границу выйдем. Ну, а дальше все понятно – попрем безостановочно до самого Берлина. И флаг наш над руинами Рейхстага поднимем.

Разведчики молчали, переваривая информацию и, очень на то похоже, ожидая продолжения. Нет, уж, достаточно на сегодня. И без того лишнего наговорил…

– Все, товарищи красноармейцы и краснофлотцы, закончена политинформация! Двинулись. Порядок следующий: в головном дозоре иду сам, удаление двадцать метров, Мелевич, Баланел – фланги, десять‑пятнадцать метров, дальше не отходить. Ивченко – тыл, тоже двадцать. Дозорным и замыкающему – максимум внимания, башкой вертеть на все триста шестьдесят. Главное – не шумим, да под ноги внимательно смотрим, на подходах к поселку фрицы могли мины установить. В лесу – вряд ли, но тоже перестраховаться стоит. Вперед!

И негромко добавил, проходя мимо ожидаемо нахохлившегося Аникеева:

– А тебе, Вань, особое задание. У старшины – пулемет и боекомплект к нему, Прохоров радиостанцию и запасные батареи тащит. Так что присматривать за ними придется тебе, как самому мобильному. Ивченко, конечно, отличный стрелок, но в ночном лесу от снайперки толку мало. А ты боец уже опытный, да и с автоматом отлично управляешься. Не подведи!

– Чтоб я да подвел?! – вскинулся рядовой, мигом просветлев лицом. – Даже не переживайте, товарищ командир, все путем будет!

– Вот и хорошо. Все, потопали…

****

Борт катера МО‑054, тот же день

Поднявшаяся после полуночи трехбалльная волна нещадно валяла «морской охотник»[1] с борта на борт, с завидным постоянством окатывая палубу потоками ледяных брызг. Можно было укрыться в боевой рубке, однако майор государственной безопасности Сергей Шохин не спешил этого делать. Родившийся в рыбацком поселке совсем недалеко от этих мест, он любил море, даже такое суровое, каким оно бывает зимой. Да и прорезиненная плащ‑палатка, в которую он был закутан с головы до ног, помогала, надежно защищая от влаги.

Плюс, что уж тут греха таить, сына черноморского рыбака откровенно укачивало, причем даже при куда более слабом волнении – бывает и такое. Покойный отец уже лет в десять перестал брать его на борт своей шаланды, отшучиваясь тем, что травить за борт – оно, понятно, дело привычное, но не стоит приучать рыбу к столь богатому прикорму. Морская болезнь – она такая штука, непредсказуемая. Вон, даже знаменитый английский адмирал Нельсон, говорят, всю жизнь этой напастью страдал. Так что незачем товарищам морячкам про его слабость знать.

Вот он и стоял, вцепившись задубевшими пальцами в леерное ограждение. Не просто так стоял, понятное дело – размышлял. Благо, было о чем подумать: не случайно же его столь срочно (и практически ничего не объясняя) отправили под Новороссийск, где всего пару суток назад нашим десантникам удалось всерьез закрепиться на узкой полоске прибрежной суши…

Сергей невесело усмехнулся, в который раз облизнув горько‑соленые от морской воды губы: да уж, любопытное у него задание выходит! И всему виной некий старший лейтенант морской пехоты Степан Алексеев (отчество, что характерно, неизвестно, поскольку никаких документов он не предъявлял, объяснив это их потерей вместе с утонувшей одеждой), назвавшийся командиром секретной диверсионно‑разведывательной группы, практически в полном составе погибшей во время высадки в районе Южной Озерейки.

Вот только по имеющейся на данный момент информации, не было там никакой «секретной разведгруппы», по крайней мере, по линии НКГБ! В принципе, ничего столь уж необычного и подозрительного в этом не усматривалось: контрразведчик прекрасно знал, чем закончился озерейковский десант. В котором, наверняка, участвовали и сотрудники смежных структур, как армейской, так и флотской разведок. Причем, понятное дело, не ставя друг друга в известность – к чему бы, собственно говоря? Секретность никто не отменял. Абвер, несмотря на все старания наркомата госбезопасности, работает, и неплохо работает – высадки на побережье у Озерейки гитлеровцы ждали и к ней подготовились. Вот и вышло… как вышло, что уж тут. И общего бардака хватало, и нескоординированность действий флотских подразделений и авиации свою роль сыграла, и неверная оценка непосредственным командованием десанта сложившейся ситуации – да много еще чего, в чем соответствующим органам еще предстоит разобраться самым подробным образом. Так что никто бы этим не старшим лейтенантом и не заинтересовался – во время столь масштабных операций и не такое случается. Тем более, воевал он, судя по полученным сведениям, не просто хорошо, а просто отлично, что вполне соответствовало им же самим озвученной информации: диверсанты на то и диверсанты, чтобы бить фашиста куда лучше, нежели обычные бойцы.