Корсар (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 29

Они жили в узком двухэтажном домике. Район этот не для тех, кто зарабатывает переписыванием. Видимо, домик остался после мужа, а переезжать вдова не хочет, чтобы не выпасть из своего социального круга. Лучше жить впроголодь, но с более высоким статусом. Дверь открыла служанка — пожилая женщина с таким морщинистым лицом, словно занимается разведением шарпеев.

— У меня работа для миссис Грей, — сказал я и, чтобы объяснить деловой визит в выходной день, сообщил: — До завтра не могу ждать, уеду вечером по делу, а к возвращению документы должны быть готовы.

Мисси Грей приняла меня в маленькой проходной комнате на втором этаже, из которой вели двери в еще две комнаты. В проходной стояли небольшой прямоугольный стол, четыре стула и этажерка с безделушками из гипса и двумя морскими раковинами. Стены оббиты ситцем с желто-красными цветочками. Справа от окна висело овальное зеркало в резной деревянной раме, покрытой красным лаком.

— Что вам надо переписать? — спросила она, сев на стул за столом и показав мне на другой напротив.

— Пока ничего, — ответил я. — Сказал так потому, что не хочу, чтобы служанка знала истинную цель моего визита.

— А какая истинная цель? — настороженно спросила вдова.

— Хочу нанять твою дочь служанкой, — ответил я.

Англичане уже распрощались с «вы» (vois), перешли на «ты», хотя русские будут упорно считать, что в Британии отказались именно от «ты».

— Мою дочь — служанкой?! — наигранно удивилась миссис Грей.

— Именно так, — ответил я. — Без приданого ее замуж достойный человек не возьмет, а я буду платить по шестьдесят шиллингов (два шиллинга — один ливр) в месяц. Плюс она сможет перевозить по тридцать фунтов груза и зарабатывать на перепродаже. Я — капитан и владелец судна. Некоторые мои матросы имеют на этом больше зарплаты.

— Что ж, шестьдесят шиллингов — это достойная зарплата для моей дочери, — согласилась она. — Что будет входить в ее обязанности?

— Всё, — ответил я коротко и посмотрел ей в глаза, в которых расчет боролся с нравственностью.

— Всё-всё? — уточнила вдова.

— Да, — подтвердил я.

Нравственность пока побеждала.

— Тебе не кажется, что твое предложение оскорбительно? — поинтересовалась она.

— Серьезное деловое предложение не может быть оскорбительным, — ответил я. — Если ты считаешь его таковым — это твое право. Наверное, у тебя много других предложений. Только непонятно, почему дочь до сих пор не замужем?

В эту эпоху богатые женятся рано, а бедные поздно, когда заработают хоть немного денег.

— Ты бы мог найти женщину, которая этим зарабатывает на жизнь, — подсказала вдова.

— Все женщины зарабатывают на жизнь этим, только некоторые — с одним мужчиной, а менее удачливым приходится со многими, — просветил я. — А я достаточно богат, чтобы содержать женщину постоянно.

Слово «богат» нанесло нравственности непоправимый ущерб.

— Шестьдесят шиллингов в месяц? — спросила миссис Грей.

— Да, — подтвердил я. — И на всем готовом, в том числе и гардероб пополнит. Года через два-три у нее будет достаточно денег, чтобы к ней посватался человек вашего круга.

— А если?… — начала она и запнулась, наверное, чтобы не накликать беду.

— Это вряд ли, но всякое может случиться. Тогда она будет обеспечена до конца жизни, — дал я расширенный ответ, не уточнив, в каком статусе будет Алиса Грей, если родит ребенка.

— Мне надо подумать, — произнесла вдова.

Скорее всего, хочет уточнить информацию обо мне — действительно ли богат?

— Не возражаю, — согласился я. — Но сперва я должен осмотреть твою дочь. Может быть, мне что-то не понравится, и тогда думать тебе не придется. Алиса разденется, и я погляжу на нее со всех сторон. Дотрагиваться не буду. Если мне что-то не понравится, я забуду, что видел. Да никто мне и не поверит. В любом случае эта монета — плата за осмотр — станет твоя.

И я положил на стол золотую монету в пять гиней, которая при нынешнем курсе порченных серебряных денег приравнивалась к ста пятидесяти шиллингам. Это пятимесячная зарплата работяги и, скорее всего, переписчицы. Гинеями монеты называют потому, что делают их из гвинейского золота. На аверсе изображен профиль короля и ниже слоник — герб компании, поставляющей золото, а на реверсе — герб страны. Есть еще монеты в две, одну и пол гинеи.

Взгляд благочестивой вдовы приклеился к золотому кружочку на столе. Наверное, видит так близко впервые. Золотые монеты редко бывают в ходу в ее круге и даже в более высоком, а такого номинала — и подавно. Я специально положил именно ее, а не ту же сумму серебром, которая выглядела бы объемнее, но не так завораживающе. И рухнули остатки нравственности, если они вообще были, а не являлись всего лишь следствием отсутствия достойного предложения. Узкая ручка с аккуратно остриженными ногтями накрыла монету, замерла на ней, после чего судорожно сгребла и зажала в кулаке, напрягшемся так, что косточки побелели.

— Сейчас я поговорю с Алисой, — тихо молвила вдова, вставая.

Дочь была в соседней комнате и подслушивала. Или я не знаю женщин вообще. Разговаривала они шепотом, но не долго. Больше времени заняло раздевание.

Вдова приоткрыла дверь и пригласила меня:

— Заходи.

Комната дочери была еще меньше. В ней помещалась лишь узкая кровать, красиво застеленная, с двумя подушками горкой и сложенной поверх темно-красного шерстяного одеяла одеждой, и высокий комод, о который стукнулась дверь, когда я открыл ее слишком широко. Узкий проход вдоль кровати вел к узкому окну в три стекла, разделенными двумя горизонтальными деревянными планками. Девушка стояла в проходе, но не возле окна, а ближе к двери, свет из него падал только на ее ноги ниже коленей, как бы зажигая огнем редкие светлые волоски на икрах. Ноги стройные, средней длины. На лобке растительность была такая же светлая, но намного гуще. Пока что ни подмышки, ни лобок не бреют. Живот плоский, грудь небольшая, торчком, с набухшими розовыми сосками. Кожа белая и чистая, только возле правой ключицы маленькая родинка. Голова с густыми русыми и более темными, чем на лобке, волосами наклонена, изображая стыдливость. Вот только ее набухшие соски и мой жизненный опыт подсказывали, что Алису сейчас прет по полной программе. Она уже столько лет мечтает, как предстанет голой перед мужчиной, как сведет его с ума, как… ну и прочая лабуда из навозной кучи для женских любовных романов. Знала бы она, сколько такого добра я перевидал.

— Обернись, — сказал я, стараясь придать голосу захлеб.

Алиса повернулась спиной. Попка кажется уже из-за напряженных ягодиц.

— Наклонись, — требуя я.

Губки не большие и не вульгарные. У некоторых женщин бывают такие разлапистые, что ли, что, как по мне, лучше не смотреть. Светлые волоски примяты, будто я уже погладил их.

— Ты самая красивая! — произношу я настолько искренне, насколько получилось, чтобы сделать девушке день, а то и всю жизнь.

В такой позе любая женщина — самая красивая и желанная.

Мы возвращаемся с ее матерью в проходную комнату. У меня еще стоит перед глазами голое женское тело и всё остальное стоит, и вдова это угадывает и сдерживает улыбку. Мол, поймали тебя за член, теперь никуда не денешься, начнем крутить.

Чтобы не зазналась, я говорю:

— Времени на раздумье — три дня. У меня на примете еще две кандидатки.

После чего ухожу, сообщив на прощанье, где остановился, а также места, где стоит шхуна. Пусть сходят, полюбуются. Материальное воплощение богатства производит более яркое впечатление, чем счет в банке. И, может быть, там какая-нибудь добрая душа расскажет им о бедной голландской девушке, которую я поматросил и бросил на произвол судьбы с неприлично большой суммой денег и тяжелыми баулами с шелковыми тканями.

Они пришли на третий день утром. Я как раз заканчивал завтракать. Обычно завтракаю в номере, а обедаю и ужинаю где-нибудь по соседству. Готовят в гостинице не очень. То есть, яичницу с беконом и пудинг могут сделать, а вот что-то позамысловатее получается плохо. Англичане так и не обзаведутся приличной собственной кухней. Я, запивая молоком, доедал большой кусок пудинга, так и не определив его вкус, вопреки английской пословице. Раздумывал, не заказать ли еще кусок, чтобы все-таки разобраться со вкусом, когда слуга Энрике доложил о приходе двух дам. Я накинул китайский халат с буфаном лев и приказал впустить их.