Корсар (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 33

— Говорят, что все-таки лучше сразу проектировать торговое судно, пусть и дороже обойдется, — объяснил я причину отказа.

— И я так говорил, — согласился он. — Могу рассчитать и торговое судно, но на это уйдет недели две и стоить будет пятьсот шиллингов.

Я подумал, что это знак судьбы. На моем нынешнем судне много груза не перевезешь. Если уж заниматься торговлей, то по-взрослому.

— Цена меня устраивает, только хотел бы внести некоторые новшества, — сказал я и перечислил их.

Собираясь в будущем плавать по мелковатому Балтийскому морю, я решил не делать корпус слишком острым. Потерю быстроходности решил компенсировать соотношением длины к ширине, как пять к одному. Сейчас самые смелые английские строители военных кораблей осмеливались на четыре к одному. Водоизмещением будет тысяча двести тонн. Три трюма, чтобы поперечные сплошные переборки усилили поперечную жесткость корпуса, а разделенный на пять отсеков корабль будет более живучим. Увеличенный балласт позволит сделать мачты выше. Грот-мачта будет под пятьдесят метров, а паруса на мачтах сделаю разрезанными на две части, чтобы легче было работать с ними.

Адам Хенэм внимательно слушал меня и делал пометки на листе бумаги куском грифеля, замотанным нитками между двумя палочками. Это сейчас карандаши такие. Когда грифель стачивается до палочек, карандаш перематывают по-новой.

— Работы будет больше, чем я думал, — сказал он. — За неделю точно не успею и за две не обещаю.

— Как сделаешь, так и сделаешь, — разрешил я. — Чтобы был стимул сделать быстрее, половину денег получишь сразу, а вторую — когда закончишь.

— Надо бы увеличить гонорар на пару сотен, — потребовал Адам Хенэм.

— На сотню, не больше, — уперся я.

Платить все равно не мне, но если бы сразу согласился, корабел заподозрил бы неладное. У него и так появились подозрения по поводу моего интереса к чертежам, проверил, все ли чертежи на месте и нет ли на них каких-либо новых надписей или исправлений.

— Кто тебе посоветовал такое? — поинтересовался Адам Хенэм напоследок.

— Никто, и сам кое-что знаю, — ответил я.

— Никогда бы не подумал, — признался он и спросил: — А зачем тебе чертежи нужны были?

— Хотел посмотреть, не придумали ли вы что-либо новое? — ответил я. — Голландцы вот делают корму полной, округлой, а у вас шпигель (транцевая, плоская корма). Для военного корабля такая корма, наверное, хуже, при продольном огне будет сильнее повреждаться, а для торгового — самое то, увеличит грузоподъемность.

Мое объяснение убедило английского корабела, что перед ним действительно человек без злого умысла, знающий кораблестроение и заинтересованный в том, чтобы его корабль получился отменным. Но самым важным аргументом был заказ на постройку корабля, которой будет руководить Адам Хенэм.

— Как только закончишь расчеты, так сразу и выдам аванс на новый корабль, — предупредил я.

— Постараюсь с расчетами уложиться в неделю, а корабль закончу к июлю, самое позднее к середине месяца! — пообещал он.

Петр Первый не сразу поверил в отсутствие у меня злого умысла, выраженного в работе на правительство то ли Франции, то ли Англии. Голландия у него почему-то, без каких-либо веских причин, была вне подозрений. Наверное, потому, что именно голландцы приобщили его к радостям западноевропейского образа жизни. Он сперва отказался прибыть на мою шхуну, которая стояла на рейде.

— Меня малые торговые суда не интересует, — не скрывая пренебрежения, произнес царь. — Я таких в Амстердаме насмотрелся.

— Верю, — сказал я. — Только на моем в капитанской каюте лежат кое-какие чертежи, которые мне не хотелось бы везти к тебе. Так думаю, за тобой тут пригляд постоянный.

— Есть такое дело! Ни шагу не могу ступить без соглядатаев, даже в таверне следят, — подтвердил он и похвастался с мальчишеской радостью: — Третьего дня поколотил одного. Уж больно назойлив. — И тут только до него дошло, зачем я приглашаю: — Неужели достал чертежи?!

— Да, — подтвердил я.

— Какие именно? — спросил он.

— Приплывешь, увидишь, — ответил я. — Не забудь захватить расписку на соболей на сумму в тысячу шиллингов.

Увеличил расходы почти вдвое я не из жадности, а чтобы прониклись, какую сложную и рискованную работу проделал.

— Если не обманешь, я тебе расписку прямо там напишу, и не на одну, а на две тысячи шиллингов! — пообещал Петр Первый.

Выписал на три тысячи — по тысяче за каждую папку с чертежами. Приплыл он на двенадцативесельном яле, причем одним из весел греб сам, хотя день был холодный. На руле сидел Александр Меньшиков и покрикивал, дурачась, на гребцов. Царя это несказанно забавляло. Он любил поиграться в простолюдина. Как мне рассказали его спутники, в Голландии он действительно поработал на верфях, но всего по два-три дня в каждой профессии. Долго задерживаться в них было скучно или тяжко. Так сказать, нахватался вершков. Больше ведь правителю и не надо, не правда ли?! Славу о его трудовых подвигах сочинили льстецы, как наши, так и голландские. Мифотворчество — основа каждого суверенного государства. Пока нет мифов, нет и страны. Пусть даже герой и не из аборигенов, как у греков скиф Ахиллес.

Ял обошел вокруг шхуны, чтобы осмотреть ее со всех сторон, после чего ошвартовался к правому борту, где был оборудован штормтрап. Царь поднялся на борт первым. Поздоровался со мной теплее, чем раньше, даже соизволил похлопать по спине. Рука у него тяжеловата, что не мудрено при таком-то росте и весе за центнер. После чего пошел на бак, где постоял на бушприте. Не знай я, сколько ему лет, решил бы, что в гости наведался романтичный подросток. Вернувшись к фок-мачте, внимательно изучил крепление паруса.

К нему подошел Александр Меньшиков и, похлопав рукой по мачте, похвастался:

— Я теперь могу такую сделать!

— Можешь, — согласился царь, — а потом мастер переделает, доведет до ума.

— Да только самую малость! — не показав обиды или огорчения, произнес Меньшиков.

Среди приплывших с царем был и тот самый кряжистый Феодосий по фамилии Скляев. Он из простых, но бомбардир Преображенского полка. Побывал с царем во всех походах. Сейчас назначен в корабелы. Изучает теорию и практику. В отличие от царя, работал на голландских верфях долго и старательно. Он тоже обошел все судно и задал мне несколько вопросов, вполне профессиональных. Скляев был единственным, кого Петр Первый позвал с собой в капитанскую каюту.

Я положил папки на столе в ряд. Так они выглядели впечатлительнее. От них шел легкий запах кожи и книг. Книги пахнут. Мне кажется, можно по запаху определить, стоит ее читать или нет? Открываешь на любой станице — и чувствуешь или резкий запах типографской краски, присущий книгам, написанным без ума, души и сердца, или мягкий, умиротворенный, что ли, словно книга прочитала сама себя и поняла смысл своего существования.

Петр Первый и Феодосий Скляев брали чертежи трепетно, как филателисты марки. Я даже пожалел, что у меня нет пары пинцетов, чтобы могли обращаться с бесценным более аккуратно. Посмотрев чертеж или план, аккуратно складывали его и возвращали на место.

Исследовав все три папки, царь посмотрел на меня осоловевшими глазами, как у подростка, подглядывавшего в женскую баню, и от души в очередной раз лупанул по спине, воскликнув радостно:

— Теперь у меня будет флот!

— Еще и какой! — поддакнул я, потирая спину.

— Надо тайно перевезти папки к нам. Подумаем, как лучше это сделать, чтобы никто не узнал, — принял решение Петр Первый.

— А зачем перевозить к тебе? — задал я вопрос. — Арендуй мое судно для доставки накупленного здесь в Ивангород. Привезу туда в целости и сохранности в мае, а вкупе с товарами никто на папки внимания не обратит. Из Ивангорода твои холопы отвезут на ладьях в Псков, а потом на телегах в Москву.

— Ивангород шведы захватили в Смутное время, — проинформировал царь. — В Нарве у меня люди сидят, принимают мои грузы. Отвезешь туда, дождешься, когда ладьи придут из Пскова. Папки передашь из рук в руки старшому и предупредишь, что за порчу или потерю хотя бы одного листа ответит головой.