Корсар (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 52

— А вот и завоеватель Вольмара! — отсалютовав кружкой, поприветствовал меня главнокомандующий. — Присаживайся, составь нам компанию!

— А не помешаю тайной вечере? — пошутил я, садясь в конце стола на свободное место.

— Не помешаешь, я еще не определился, кого назначить Иудой, — сразу нашелся генерал-фельдмаршал.

— Были бы тридцать сребреников, а за иудами дело не станет, — поделился я жизненным опытом. — Готов предложить свою кандидатуру в командиры штурмовых групп.

— Групп будет несколько и командиров тоже, но твой полк останется в резерве, — отмахнулся Шереметев. — Дай и другим повоевать!

— Баба с возу — кобыле легче, — не стал я спорить, потому что понял, что генерал-фельдмаршал не хочет, чтобы я отличился и здесь.

С раннего утра двадцать пятого августа начала работать наша артиллерия. В основном стреляли мортиры бомбами. Пустотелые чугунные ядра начинили порохом, вставили фитиль, подожгли его перед самым выстрелом, затолкали в ствол короткостволой пушки и отправили по дуге за крепостные стены. Ядра разрываются громко, наполняя сырой утренний воздух резкими хлопками. Издали кажется, что в крепости мальчишки балуются петардами. Стены у крепости высотой метров пять. Башни прямоугольные и, благодаря островерхим деревянным крышам, кажутся в два раза выше стен. Шведы ждали, что атаковать их будут со стороны моста, чтобы ворваться внутрь через ворота, поэтому установили на надвратной башне десять из двух с половиной десятков своих пушек, в том числе обе шмыговницы — так наши называют усовершенствованные рибодекины — до сорока мушкетных стволов на одном ложе, стреляющие последовательно от одного запала, благодаря чему очень хороши против кавалерии и толпы пехотинцев, бегущих на штурм. Непредсказуемые, по мнению шведов, русские ночью перетащили плоты и утром напали с двух других сторон. На плотах плыли солдаты полковников Англера, Балка и Мурзенка. Остальные ждали на приличном расстоянии, чтобы не попасть под пушечный обстрел.

Шведы отбивались грамотно. На одном из плотов с солдатами полковника Англера два ядра выкосили почти всех. На плоту с подчиненными полковника Мурзенка одним выстрелом уложили сразу двенадцать человек. Зато солдатам Балка повезло. У него шведы успели убить одного и оторвать правую ногу у другого, а потом две наши бомбы взорвались позади трех шестифунтовых пушек, что стреляли по наступающим, и, видимо, угодили в склад боеприпасов. Рвануло так, что рухнула часть крепостной стены длиной метров двадцать, засыпав обломками все три пушки. Солдаты Балка заорали от радости так громко, что заглушили звуки от выстрелов пушек. Добравшись до берега, они резво побежали к пролому.

Через несколько минут на надвратной башне забил барабан, предлагая переговоры. Видимо, комендант крепости майор Тиль трезво оценил ситуацию и решил не гибнуть зазря. В ответ ему отбарабанили требование сдаваться без условий на милость победителя и продолжили обстрел из мортир. К тому времени уже несколько плотов подошли к острову с нескольких сторон, и солдаты, оказавшись в мертвой зоне для пушек, начали приставлять к стенам лестницы.

Прошло еще минут десять, и на надвратной башне опять забил барабан, извещая о капитуляции. Открылись ворота и из города вышли комендант, два капитана, два поручика, квартирмейстер, инженер и аптекарь. У шведов аптекарь тоже офицер. Они сдали шпаги первому попавшемуся русскому офицеру и попросили защиты. Судя по стрельбе за крепостными стенами, наши солдаты уже приступили к зачистке города. Церемониться с офицерами они не будут. Хотя за каждого плененного офицера обычно выплачивают премию от полтины за прапорщика и до трех рублей за генерала, наши солдаты, особенно пехотинцы, набранные из крестьян, редко зарабатывают премиальные. Срабатывает классовый антагонизм.

Вот тут и случился второй взрыв. Сперва я увидел, как внутри крепости взлетают вверх в клубах черного дыма камни и бревна, а затем по ушам хлестнул рокот мощного взрыва. Там могли рвануть только много бочек пороха. Очень много. Весь пороховой погреб крепости. Наши солдаты выбегали из нее к берегу озера. На многих тлела одежда, и они бросались в воду. В самой крепости в нескольких местах начались пожары.

Позже выяснилось, что пороховой погреб подорвали прапорщик артиллерии Вулф и штык-юнкер (дословный перевод «молодой орудийный барин» — младший офицерский чин в шведской артиллерии, равный прапорщику в пехоте) Готшлих. Причем первый пошел туда с женой — так боялся встречи с русскими солдатами. Такова сила пропаганды, потому что наши солдаты аж ничем не хуже тех же шведских, так же усердно убивающих, насилующих и грабящих.

Десятого сентября я получил письмо от тестя с известием, что стал в очередной раз отцом. Мальчика назвали Иваном в честь деда. Крестили через неделю после рождения. Имена крестных мне ничего не говорили, но, по заверению Ивана Савельевича, люди состоятельные и на хорошем счету у государя. То есть, тестю разрешили вернуться в приличные дома. Как будут говорить в двадцать первом веке, опять стал рукопожатым. Не удивлюсь, если заделается целовальником или еще каким-нибудь провинциальным чиновником, у которого основная обязанность — воровать в меру. Заодно тесть отчитался о покупке двух пустующих деревень и пообещал распределить в них и в своей вотчине захваченных мною крестьян.

В этот же день и с тем же гонцом генерал-фельдмаршал Шереметев получил приказ двигаться ускоренным маршем к крепости Нотебург, как перевели шведы на свой язык ее русское название Орешек. Я знаю, что Петр Первый переименует крепость в Шлиссельбург (Ключ-город), а в народе ее будут называть Шлюхенбург. По крайней мере, так мне его представили, когда в первый раз проходил мимо на теплоходе «Волго-Балт-220» Беломоро-Онежского пароходства с грузом леса для калининградских целлюлозо-бумажных комбинатов. Такая вот была экономная экономика при социализме: вместо того, чтобы построить еще пару целлюлозо-бумажных комбинатов на Северной Двине возле Архангельска, мы возили лес из Архангельска в Калининград и возвращались оттуда обычно в балласте, хотя однажды заскочили в Ригу и взяли песок на Питер, а там выгрузили его и из соседней кучи погрузили, как по мне, точно такой же и повезли на один из шлюзов Беломоро-Балтийского канала. Произведенная из этих бревен бумага становилась золотой, несмотря на паршивое ее качество. Зато при деле были десятки судов и Беломоро-Балтийский канал не простаивал.

Мой полк вместе с другими драгунскими переправили на правый берег Невы в нескольких километрах ниже Нотебурга. Земляные укрепления на правом берегу напротив крепости к тому времени уже были захвачены, и там теперь стояли полки Гордона, Гулица и Брюса. Для перевозки использовали лодки, плоты, ладьи и два галиота, которые притащили по суше из Архангельска солдаты, отправленные туда отражать нападение шведов, но так и не дождавшиеся врага. Шведы передумали нападать и еще раз терять несколько судов. Возможно, один из галиотов был захвачен во время прошлогоднего нападения.

Где-то в этом месте будет рейд Славянка с двухпалубным дебаркадером у левого берега. На рейде становились на якорь и лагом друг другу, по четыре, суда, идущие сверху в разводку питерских мостов, и ждали двух часов ночи, когда начиналось это мероприятие. Иногда набиралось десятка два судов. Рейд обслуживал катер, поэтому экипажи перемещались на берег в магазины и обратно, а также с одного судна на другое. На четырех, которые стояли борт к борту, перемещения были массовые и с различными целями и результатами. Мое первое участие в этом мероприятии было запоминающимся. К часу ночи на судно прибыл лоцман — мужчина в возрасте немного за тридцать и с неистребимой женской тягой к истерике. Наверное, чтобы приглушить позывы ее, был он пьян. Начали выбирать якорь — выбило питание на брашпиле. Если бы лоцман был трезв, в разводку бы не пошли, а так капитан послал меня, имеющего к тому времени морской диплом капитана и только начавшего речную карьеру в должности третьего штурмана, за электромехаником, который жил со мной через тонкую переборку, поэтому я был в курсе, что он настолько пьян, что отрубился. Гости пытались привести его в сознание, били головой о переборку, чтобы продолжить банкет, но не сумели и разошлись. На палубе посреди каюты кто-то из его друзей-приятелей на прощанье навалил довольно таки внушительную кучу. Так понимаю, от всего желудка и кишечника отблагодарил за гостеприимство. Увидев ее, я развернулся и пошел на мостик, где сказал капитану, чтобы сам шел и будил, у меня, мол, не получилось. Капитан был бесхребетным алкашом, который пил со всеми, начиная с курсантов-практикантов, и посему был всеми помыкаем и даже посылаем. У него имелось только одно достоинство — из-за пьянок некогда было часто появляться на мостике, поэтому штурмана быстро набирались опыта. Капитан сумел привести электромеханика в вертикальное положение и пинками отправить на бак. Все-таки они — старые собутыльники, знали сильные и слабые места друг друга. Невзирая на невменяемое состояние, электромеханик быстро починил брашпиль. Боцман выбрал якорь, и мы побежали догонять караван. При проходе каждого моста, а их на нашем пути было восемь, лоцман закатывал сцену «Шеф, усё пропало!». Пролеты в мостах узкие, иногда проходили впритирку к левой или правой опоре, можно было рукой дотянуться. Были белые ночи, и на мостах стояли зеваки, махали нам руками и кричали всякие-разные, в зависимости от общей культуры и количества выпитого, пожелания. После четвертого моста был длинный и широкий рейд, на котором нас поджидал караван, идущий снизу. На реке идущий снизу обязан на трудном участке пропустить идущего сверху. Потом были еще четыре моста и часам к четырем утра — громкая швартовка к набережной Шмидта. (Те, кто успел оформить отход в моринспекции, сразу шли в море, а мы добрались до Славянки поздно, не оставалось времени на поездку в центр города). Пьяный капитан по совету пьяного лоцмана недостаточно погасил инерцию переднего хода — и мы скулой въехали в гранит набережной. Искры сыпанули, как праздничный фейерверк. К счастью, это было последнее происшествие. Лоцман сразу умотал домой, я пошел по пустому, спящему городу в моринспекцию, которая находилась в паре километрах от набережной, а экипаж «Волго-Балта-220» побежал к таксистам, у которых втридорога можно было купить водку в любое время суток. Ночных магазинов при советской власти не было, иначе бы страна пила круглосуточно: трезвость и социализм несовместимы. К полудню проспались и вышли в море.