Рейдер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 44

Мы стояли на мостике вместе со старпомом Уильямом Муром, решали, встать на якорь или идти малым ходом на одном двигателе? У обоих вариантов были свои недостатки. В первом случае при резкой смене ветра на западный или южный пришлось бы срочно сниматься с якоря и уматывать подальше от берега, а во втором — потратить зря много угля. Я был за первый вариант, потому что верил в мощь судовых двигателей, старпом — за второй, потому что расходы на уголь ему были не интересны. Всё-таки сделали по-моему.

Наверное, от огорчения Уильям Мур высказал мнение экипажа, что раньше сделать никто не осмеливался:

— Если мы так близко к берегу, то можно будет высадить мисс Саманту и ее служанку. Экипаж считает, что неудачи преследуют нас из-за них.

Имелось в виду не то, что она — моя содержанка, а появившаяся в последнее время примета, что женщина на борту — не к добру, если это, конечно, не пассажирское судно. Я так и сделал. И потому, что приметы надо блюсти, иначе перестанут сбываться, и потому, что начал уставать от Саманты. Она забеременела и решила, что теперь имеет право капризничать больше. У меня на этот счет было противоположное мнение. Когда ветер стих, я перевез ее и служанку на катере в порт Суонси, где мы провели ночь в гостинице «Золотой олень», а поутру дамы отправились в Ливерпуль в карете, запряженной парой лошадей. Как мне сказали, этот экипаж оказался здесь, благодаря залетному лондонскому денди, упавшему со скалы во время охоты и погибшему. Выяснилось, что денди в долгах, как в шелках. В итоге в счет оплаты его проживания и питания в гостинице ее хозяину и досталась карета. Я выкупил карету за половину ее реальной цены, перекрыв вдвое долг денди, чем несказанно обрадовал хозяина «Золотого оленя» — малоразговорчивого валлийца, которого вдобавок удивил знанием его родного языка. Он даже предоставил мне бесплатно пару упряжных лошадей, разрешив заплатить только кучеру, который должен будет отвезти дам в Ливерпуль и потом вернуть лошадей хозяину.

После чего рейдер «Катрин» пошел на юго-запад, в Кельтское море, намереваясь направиться оттуда к берегам Франции, и уже на следующий день встретил четырехмачтовую шхуну водоизмещением девятьсот тонн. Три передние мачты имели прямые марселя. Такие суда не типичны для северян, поэтому я не сразу поверил в удачу, увидев на первой грот-мачте флаг Соединенных Штатов Америки. После нашего холостого выстрела из погонной пушки, на шхуне убрали все паруса, кроме главного на фок-мачте, чтобы удерживаться на ветре, и спустили на воду рабочую шлюпку, на которой на борт парохода прибыл капитан — вальяжный тридцативосьмилетний брюнет с густыми бакенбардами и лихо закрученными, густыми усами, одетый по последней, в его понимании, английской моде — в мешковатый темно-серый сюртук и высоковатый черный цилиндр. Головной убор постоянно сдувало ветром, приходилось его придерживать рукой, что нимало не смущало вальяжного брюнета.

— Добрый день, капитан! — дружелюбно поздоровался он первым и протянул руку для пожатия.

Рука у него была крепкая, что не вязалось с вальяжностью, но укладывалось в понимание английской моды.

— Ты, наверное, не знаешь, что война уже закончилась? — спросил он и протянул мне бристольскую газету трехдневной давности. — Можешь оставить ее себе!

В большой статье на первой странице сообщалось, что десятого мая тысяча восемьсот шестьдесят пятого года был арестован президент Конфедерации Шатов Америки Джефферсон Дэвис, после чего данное государство перестало существовать и, как следствие, закончилась Гражданская война. В статье сообщалось, что кое-где еще продолжают сопротивляться, но это незначительные силы, с которыми быстро разберутся. Это объясняло отсутствие рейдеров северян в этом районе.

Дальше шла статья о гибели двадцать седьмого апреля речного колесного парохода «Султанша» на реке Миссисипи около Мемфиса. «Султанша» везла домой освобожденных из плена северян. На ней взорвался котел, и перегруженный пароход пошел ко дну. Погибло тысяча шестьсот пятьдесят три человека. «Титаник» с его без малого полутора тысячами жертв отдыхает.

— Южане проиграли! — снисходительно улыбаясь, произнес капитан шхуны после того, как я оторвал глаза от газеты.

— Так им и надо! — снисходительно улыбаясь, ответил я.

— Ты же на их стороне воюешь! — удивился он.

— Я вообще-то родом с Манхеттена, и воюю на своей стороне, — сообщил ему. — У южан захватывать было нечего, а вот северяне помогли мне сколотить хороший капитал. Жаль, что война так быстро закончилась! Твоя шхуна сделала бы меня еще богаче!

Вальяжный капитан пригладил усы согнутым указательным пальцем правой руки и поумнел поздновато:

— Да-а, вот как можно было…

Пришлось отпустить шхуну. Уверен, что экипаж припишет Саманте Брук окончание Гражданской войны. Если бы не взяли ее с собой, то, по их мнению, война бы закончилась только после захвата этой шхуны.

В Ливерпуле мы простояли до конца июня. Я знал, что еще в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году президент Авраам Линкольн подписал «Прокламацию об амнистии», согласно которой южанин, давший присягу на верность США и закону об отмене рабства, подлежал помилованию и амнистированию. Это надо было северянам, чтобы вернуть южные штаты. По этому закону, если десять процентов населения штата, участвовавших в выборах тысяча восемьсот шестидесятого года, примут присягу на верность, то штат сможет провести выборы и вернуться в состав Соединенных Штатов Америки. Как я понял, подсчитываться будут только голоса этих десяти процентов. Вот такая вот демократия по-американски. Поскольку мне было плевать на США, их демократию, присяги и законы, я без колебаний поклянусь чтить что угодно и сколько угодно раз в день, поскольку знаю, что главное рабство — это бедность, которую отменить невозможно. Надо было только подождать, когда в стране утихнем военная горячка, когда с бывшими врагами перестанут расправляться, когда закон начнет действовать на полную силу.

Мне было, чем заняться в Ливерпуле. Первым делом сократил экипаж до предвоенного количества. Они теперь люди богатые, найдут, чем заняться. Кое-кого пригласил послужить на клипере «Бинтаун», на котором восстановили мачты. Разобрался и с остальным своим флотом. Оба парохода я решил эксплуатировать сам, а на счет клиперов провел переговоры с Авелем Стоктоном. Мы встретились в его конторе, договорившись заранее. Судя по графину с французским красным вином и хрустальной вазе с фруктами, от меня ждали многого.

— В связи с окончанием войны, наш договор закончился. Я без посредников смогу зарабатывать на своих клиперах, — поставил его в известность о своих намерениях.

— Ваша страна разрушена войной, там нечего сейчас перевозить, — возразил Авель Стоктон, наливая красное вино в тонкостенные бокалы, которые в его крупных руках кажутся слишком хрупкими.

— В моем городе склады забиты хлопком, скопившемся за годы войны. Сомневаюсь, что всеми своими судами успею вывезти его до нового урожая, — соврал я, отпив вина, довольно сносного.

На самом деле хлопок на складах, конечно, есть, но его мало, потому что большая часть плантаторов, убедившись, что продавать урожай некому из-за блокады, перестала засевать поля, дала им возможность отдохнуть. Только вот англичане не знают точно, сколько хлопка на складах, поэтому я блефую смело.

— Мы с компаньонами хотим сделать вам хорошее предложение. Мы готовы купить все ваши клипера, включая «Бинтаун», — сообщает он и уточняет: — По разумной, конечно, цене.

Именно это предложение я и ждал, потому что знаю, что будущее за пароходами, но делаю вид, что оно меня не интересует, отмахиваюсь пренебрежительно:

— Знаю я вашу разумную цену! Я за год с помощью клиперов заработаю больше, чем вы заплатите за них!

— Клипера уже не новые, а мы предлагаем действительно хорошую цену — пятнадцать тысяч фунтов стерлингов за каждый, — сообщил он.

Сейчас английский фунт равен примерно четырем долларам США, а новый клипер стоит семьдесят-семьдесят пять тысяч долларов. После ожесточенного торга и осушения половины графина вина мы сходимся на шестнадцати с четвертью тысячах фунтов стерлингов. На следующий день оформили договор купли-продажи, после чего я стал исключительно пароходным магнатом. С чем себя и поздравил.