Рейдер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 47

Мой первый новый пароход был введен в эксплуатацию в начале июня. Я назвал его «Элизабет» в честь старшей дочери. Второй — в середине августа и назван «Каролина» в честь средней дочери. Теперь у меня три дочери. Последнюю родила пятого января тысяча восемьсот шестьдесят шестого года Саманта и назвала Мэри. Имя младшей дочери получит третий пароход в этой серии, который я заказал после рождения Мэри. В честь ее матери был переименован пароход «Благовещение». Не нравятся мне церковные названия.

После возвращения из Китая я занимался в основном сельским хозяйством. Вот уж не думал, что мне это понравится! Надо быть честным, нравилось мне всего лишь чувствовать себя хозяином обширных полей и лугов. Вспомнил прекрасные времена, когда был князем, графом, виконтом… Всеми делами на плантациях руководили наемные менеджеры из бывших охранников. Тысячи этих ребят остались без работы, а больше ничего не умели, кроме как присматривать за рабами.

К концу лета мои новые пароходы были брошены на перевозку хлопка и табака нового урожая в Западную Европу, в основном в Англию. Оттуда везли разные попутные грузы, в том числе и предметы роскоши для вновь разбогатевших плантаторов Северной Каролины и других южных штатов. Что ветром унесло, то ветром и принесло.

В Уилмингтон сунулся было Корнелиус Вандербильт, попробовал поиграть в ценовые войны, чтобы отомстить мне, но быстро обломался. Возить по дешевке ему приходилось только то, что было не нужно мне. Мои пароходы перевозили мои грузы, поэтому цена фрахта мне была до одного места. Интересовала только себестоимость перевозки, которая влияла на прибыль от продажи урожая. Я даже подумывал, не купить ли ткацкую фабрику в Англии и не заняться ли продажей готовых хлопчатобумажных тканей? Решил не жадничать. Тем более, что о ткацком бизнесе имею довольно смутное представление.

В начале сентября мой сын Джон уехал учиться на юридическом факультете Гарвардского университета. Ему жить в стране сутяжников, пусть овладеет их ухватками. Судя по растущей многословности его писем и все большей утонченности просьб дополнительных денег, науки давались ему легко.

В конце лета следующего года я узнал из газет, что произошло первое в истории сражение двух эскадр броненосцев. Двадцатого июля в Адриатическом море у острова Лисс сразились итальянцы с австрийцами. Первых было больше, вторые были дисциплинированней и лучше обучены. В итоге итальянцы потеряли два броненосца и шесть с лишним сотен моряков, а австрийцы всего сорок человек. Флагман итальянского флота «Ре д’Италия» водоизмещением пять тысяч семьсот тонн был протаранен австрийским флагманом «Эрцгерцог Фердинанд-Макс» водоизмещением пять тысяч сто тонн и затонул, канонерка «Палестро» водоизмещением две тысячи тонн загорелась от зажигательных снарядов и взорвалась. Морально подавленные итальянцы, хотя всё ещё превосходили австрийцев количественно, покинули место сражения, что издревле считается поражением. По результатам этого сражения продвинутые морские вояки всех стран сделали вывод, что отныне главное оружие — таран, что история сделала виток и вернулась к временам древних греков и римлян. Я не стал их разубеждать. Следующие морские сражения сделают это лучше меня.

Этот человек появился в моем офисе в начале октября тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года. Офис располагался на левом берегу реки Мыс Страха между двумя пакгаузами, принадлежащими мне, куда свозили выращенный или купленный мною хлопок и табак. Секретарша Сесилия Годдард, мормонка, такая страшненькая, что мои жены настоятельно попросили взять именно ее на эту должность, доложила, что со мной хочет поговорить полковник Максимо Гомес, добавив, что раньше ни разу не видела его в Уилмингтоне, где безвыездно прожила все свои девятнадцать лет. Полковнику было немного за тридцать. Невысокого роста, сухощав, с узкой головой, на которой уже наметились спереди плеши в черных редких волосах, ушами-лопухами, крупным носом, широченными черными густыми усами, под которыми прятался рот и кончики которых дотягивались почти до ушей, и выпирающим подбородком. Одет в недорогой серый сюртук и брюки, а белая рубашка перехвачена на шее тонким галстуком, завязанным незамысловато. Черную невысокую шляпу с узкими полями держал в загорелой сухой руке с длинными пальцами пианиста. Походка вразвалку, как у кавалериста.

— Добрый день, синьор Хоуп! — поздоровался он с сильным испанским акцентом.

Я поздоровался с ним на испанском языке и предложил присесть.

— Мне говорили, что вы знаете испанский язык, но не ожидал, что настолько хорошо! — похвалил Максимо Гомес.

Если испанец начинает с комплимента, значит, разговор будет продолжительным. Я колокольчиком вызвал секретаршу, сказал принести нам красного вина и фрукты.

— Из каких мест занесло вас в наш забытый богом уголок? — поинтересовался я, чтобы занять паузу до прихода Сесилии Годдард.

Вести серьезный разговор на сухую — это верх неприличия в испанском обществе.

— Я бы сказал, что ваш уголок забыт чертями! — отвесил полковник очередной комплимент. — В тех местах, где я жил раньше, не так спокойно и благополучно, как здесь. Я родился в Доминикане на острове Гаити. Бывали там?

— Конечно, — ответил я, а потом подумал, что не знаю, какие за последние годы произошли изменения на острове, что могу показаться вруном, если гость решит проверить.

— Потом учился в военной академии в Сарагосе, — продолжил он, оставив без проверки мой ответ. — Вернувшись на родину, помог испанской армии захватить Доминиканскую республику, а потом сражался с повстанцами. Дослужился до полковника. После поражения перебрался на Кубу и вышел в отставку.

На острове Гаити теперь две независимые страны. Республика Гаити освободилась еще шестьдесят четыре года назад и стала первой страной бывших рабов, возглавляемой негром. Говорят, там еще не так ужасно, как будет в двадцать первом веке, но скатываются быстро. Доминиканская республика впервые освободилась через семнадцать лет после соседа, через год попала под его власть, еще через двадцать два года опять стала независимой, потом через девятнадцать была захвачена испанцами и через четыре в третий раз добилась свободы. Наверное, благодаря этим перипетиям, деградация там будет проходить медленнее, чем в западной части острова.

Сесилия Годдард принесла хрустальными кувшином с красным французским вином, вазой с яблоками и грушами из моего сада и двумя бокалами, которые сразу наполнила. Вино и фрукты были из лёдника, расположенного в подвале под офисом, холодные, освежающие. День выдался не жаркий, но охладиться не помешает.

— Какое прекрасное вино! — в третий раз похвалил гость, из чего я сделал вывод, что просить будет очень много.

— Какое важное дело привело вас ко мне? — спросил я в лоб, чтобы побыстрее отказать и выпроводить.

— На Кубе есть очень богатый и влиятельный синьор, который ищет, кому бы продавать свой урожай в обход местных купцов. У него не сложились с ними отношения, — начал полковник Максимо Гомес. — При этом он хотел бы получать часть оплаты нужными ему товарами.

— Какими именно? — задал я вопрос, догадавшись, что дело именно в этих товарах.

— Оружием, — ответил он. — Можно не новым, но в хорошем состоянии.

— И доставлять их на остров Гаити? — спросил я, подумав, что полковник решил стать президентом Доминиканской республики.

— Нет, на Кубу, — сообщил полковник. — И тайно. Я слышал, что вы мастерски преодолевали блокаду северян и доставляли грузы в этот порт.

— Было дело, — согласился я, — но сейчас проблемы начнутся во время выгрузки. Как догадываюсь, разгружаться придется не в порту и силами экипажа. Сторожевые корабли могут легко прихватить нас во время этого процесса.

— Да, риск есть, — подтвердил Максимо Гомес. — Мы вам заплатим за него.

— Сколько и каким образом? — поинтересовался я.

К началу лета этого года рынок рабочей силы насытился китайцами. Цены на них начали падать, поэтому я перегнал «Катрин» и «Саманту» в Уилмингтон, поставил на «европейскую» линию. Хлопка в нашем штате и соседних стали собирать больше, но и желающих перевозить его стало больше. Того, что собирал на своих плантациях и получал в счет оплаты товарного кредита, хватало только для трех новых судов. Для двух старых приходилось постоянно подыскивать груз.