Рейдер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 9

— Мыть золото — это нелегкое дело, — с отеческими нотками в голосе предупредил Кристобаль Домингес.

Видимо, в его голове не укладывалось, как благородный человек может заниматься тяжелым физическим трудом?

— У меня небогатый выбор, — ответил я. — Первое время придется поработать самому, а потом, если повезет, найму индейцев.

Вакеро по пути в синьорию рассказали мне, что многие индейцы из соседних поселений ушли работать на прииски. Цену золота они понимают плохо, поэтому в счет оплаты получают еду, одежду, одеяла, посуду, оружие…

— Какой суммой ты располагаешь? — поинтересовался хозяин синьории.

— У меня золотые британские гинеи равные примерно ста двадцати серебряным песо, — сообщил я, хотя на самом деле имел больше. Так, по крайней мере, не сильно будут задирать цену. — Кроме коня, мне в первую очередь нужны инструменты, а на остальное купил бы муку и лярд (топленое свиное сало, смалец).

— Обычно у нас забирают сначала вяленую говядину, — подсказал он.

— Предпочитают свежее мясо. Буду охотиться, — сказал я.

— Я тоже не понимаю людей, которые едят вяленое мясо! Дичь — еще куда ни шло! — воскликнул Кристобаль Домингес

Как ни странно, живущие рядом с лесами и реками синьоры охотятся и ловят рыбу редко, ради забавы. Основная пища у них — свежая говядина и иногда свинина. Даже кур готовят только для больных и меленьких детей.

— Ты мог бы купить несколько бычков и потом съесть их, — посоветовал он, показав на большое, голов на пятьсот, стадо двухлеток, бычков и телок, пасущихся на лугу, на который мы выехали из леса.

— У меня денег на них не хватит, — отмахнулся я.

— Ладно, по приезду решим, — закрыл он разговор на эту тему, после чего начал рассказывать, что у него четыре таких стада, а есть еще однолетки и племенные коровы и быки.

Мне пришлось не только выслушать, но и увидеть все это, и показать, как можно искреннее, насколько я восхищен.

Главный комплимент я приберег напоследок:

— Теперь знаю, во что вложить деньги, когда разбогатею!

Кристобаль Домингес прямо таки расцвел от счастья, услышав мои слова. Лесть действует на взрослых сильнее, чем на детей. Ребенок быстро забудет, а взрослого даже склероз не выручит.

В начале девятого мы вернулись в дом и сели завтракать вместе со всей патриархальной семьей. От ужина этот прием пищи не отличался ничем.

Затем нам подали свежих лошадей, хотя предыдущие вряд ли устали, и мы с Кристобалем Домингесом продолжили осмотр его владений. На этот раз поехали вверх по течению реки, мимо деревни, где жили его вакеро. Все, кто попадался нам по пути, останавливался на краю дороги, снимали шляпы и очень уважительно, я бы даже сказал, с долей торжественности, приветствовал синьора. И это была явно не показуха, что меня не удивило. Вопреки заверениям марксистов и прочих либерастов, я еще в средние века заметил, что в большинстве случаев между сеньором и вассалами был симбиоз — одни работали, а другие защищали их, рискуя жизнью, за что и получали достойную плату — и никому в голову не приходило пересматривать эти отношения с точки зрения прибавочной стоимости, прав человека и прочей ерунды. Кристобаль Домингес отвечал всем, называя каждого по имени.

Первым делом мы неспешно объехали луга с табунами лошадей — главной гордостью хозяина синьории. Если стада коров и быков паслись без надзора, то при каждом табуне было по два-три вакеро. Они подъезжали к нам и долго, непривычно многословно обсуждали с синьором лошадей. Можно было подумать, что лошади принадлежат и этим нищим пастухам. Дальше был луг, на котором без присмотра паслись овцы. Этих было не много, всего сотен пять. Затем мы посетили сады, виноградники, поля кукурузы, бобов и разных овощей и специй. Напоследок, добравшись до самой дальней границы владений, заглянули на свиноферму, где содержались племенные животные, и проехали по лесу, в котором паслось огромное стадо свиней. Этой составляющей своего богатства Кристобаль Домингес не шибко гордился. Свиньи, даже в большом количестве, как-то не очень вяжутся с образом идальго.

— А у вас никогда не было желания заняться добычей золота? — задал я вопрос, который меня мучил.

Так же, как Кристобалю Домингесу было непонятно, зачем я отправляюсь искать золото, мне было непонятно, почему он еще не занимается этим. У него ведь намного лучше стартовые условия: есть работники, еда, транспорт. На его месте я бы уже сказочно разбогател.

— Если бы бог хотел дать это золото нам, мы бы давно нашли его, но случилось это только после того, как эти земли захватили гринго. Не стоит идти против воли божьей, — сообщил он свой и, подозреваю, своих соседей-землевладельцев взгляд на золотоискательство и перекрестился. — Мы и так жили неплохо, а, благодаря этому золоту, стали жить еще лучше.

С последним утверждением трудно было поспорить. Благодаря тысячам золотоискателей, приехавших в Калифорнию, цены на продукты питания взлетели в разы. Три года назад бычок стоил шесть долларов, то есть, всего в три раза дороже собственной шкуры, а сейчас цена подскочила до семидесяти пяти. Вяленая говядина и вовсе подорожала в двадцать раз.

К обеду мы вернулись в дом. Трапеза была точным повторением ужина и завтрака. У меня даже появилось подозрение, что доедаем приготовленное на ужин, если не на завтрак предыдущего дня. После чего была сиеста. С непривычки я сильно отбил задницу и растер бедра в седле, поэтому с удовольствием завалился в постель, которая показалась прохладной, и мигом заснул.

К счастью, больше в этот день никуда не пришлось ездить. Все патриархальное семейство после сиесты перебралось в сад, где в тени деревьев были расставлены стулья, кресла и столики с вином и фруктами. Дамы, включая хозяйку, занимались рукоделием, вышивали что-то для церкви, которая находилась километрах в десяти от хозяйского дома и в которую поедут в воскресенье, в день какой-то святой. У испанцев на каждый день календаря по святому, а на выходные по несколько. Нас развлекали два молодых родственника, которые довольно прилично играли на гитарах и пели песни о жаркой южной любви, просто обязанной сжечь обоих. Остальные мужчины разговаривали о всякой всячине, но только не о делах. Как я догадался, делам посвящалась только первая половина дня, поэтому даже не заикался о своих. Здесь люди, как богатые, так и бедные, живут для того, чтобы наслаждаться жизнью. Работают ровно столько, сколько надо для поддержания этого уровня. Им чужд вечный бег за «американской мечтой», когда жить начинаешь только на пенсии, больной и немощный.

Утром выяснилось, что я сделал всё правильно. Выпив в постели чашку горячего горохового кофе, я вышел на крыльцо и увидел Кристобаля Домингеса в сопровождение свиты уже у подножия холма. Я было решил, что обо мне забыли, но потом вспомнил, что такое оскорбление не в традициях нынешних калифорнийцев.

Из конюшни вышел слуга Хуан, который пытался вчера подсунуть мне мерина, и спросил:

— Какой из вчерашних коней больше понравился синьору?

— Караковый, — ответил я.

— Синьор Кристобаль так и сказал, что вы выберете каракового! — радостно, будто ум синьора — часть и его ума, воскликнул слуга. — Оставить вчерашнее седло или выберете другое?

— Пусть будет вчерашнее, — ответил я, решив, что мне предлагают прокатиться по окрестностям до возвращения хозяина синьории.

— Оно хорошее, хоть и не новое, — согласился Хуан и предложил: — Пойдемте в кладовую, подберем инструмент.

— Какой инструмент? — не понял я.

— Какой вам нужен для добычи золота, — ответил он.

Тут до меня дошло, что меня не взяли на осмотр владений, чтобы до завтрака отобрал нужные товары. Как догадался, караковый конь и седло были частью моих покупок. Мы выбрали в кладовой кирку, штыковую лопату и медный таз, не новые, но в хорошем состоянии. Затем перешли к другой кладовой, где мне выдали котелок литра на три и небольшую сковороду. Из третьей мне достались новые сапоги, новые сандалии из сыромятной кожи, темно-красное одеяло, красно-черное пончо с красной бахромой по краям и большой кусок вонючего мыла собственного изготовления. Догадываюсь, что из этой кладовой мне выдали товары по совету Эсмеральды Домингес. Затем из одного погреба принесли бурдюк литров на пять красного вина, из второго — глиняный кувшин со смальцем, а из амбара — мешок кукурузной муки килограммов на тридцать. Поскольку караковый жеребец, даже без седла, попоны и стремян, стоил не меньше полутора сотен долларов, мне не продавали все это, а одаривали. За что я от всего сердца поблагодарил Кристобаля Домингеса, когда он вернулся с осмотра владений.