Шумерский лугаль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 12

Мы ошвартовались к пристани около Морских ворот. К нам сразу подошел один из стражников, наверное, командир, потому что к жилету были прикреплены три бронзовых овала с растительным орнаментом: один закрывал живот, а два других располагалась на груди, из-за чего вместе походили на лицо с удивленными глазами и огромным раззявленным ртом. Примерно таким же стало и лицо их хозяина, когда увидел меня в кепи и шелковой рубашке, заправленной в брюки, подпоясанные ремнем с никелированной пряжкой, на котором и изготовленной халафами портупее висели кинжал и сабля. Если добавить, что я выше самых высоких аборигенов, как минимум, на голову, можно с уверенностью сказать, что я сделал день командиру караула.

Я так вырядился, чтобы меньше нести в руках. У меня уже накопилось неприлично много всякого барахла, несмотря на то, что я стараюсь обменивать громоздкие вещи на пряности или кусочки бронзы, серебра и золота, которые у шумеров заменяют деньги. Впрочем, пока что у меня были только кусочки бронзы весом в один, два и пять гин. Наименьшей единицей веса у шумеров является одно пшеничное зерно (шеум или коротко ше). Сто восемьдесят зерен составляют гин, который весил примерно, как французский ливр. Шестьдесят гин — мана (где-то около полкилограмма). Шестьдесят мана — гу (около тридцати килограмм). Один гин золота до отплытия судов из Ура был равен шести гинам серебра или тридцати шести гинам бронзы. Арадму предупредил меня, что курсы металлов не стабильны, и можно заработать на разнице, чем и занимаются те, у кого есть средства для игры на нынешнем варианте валютной биржи.

Мне пришлось подождать, пока заплатят командиру стражников за стоянку у пристани и выгрузят из судна дорогие товары, чтобы отнести в дом купца Арадму. Дешевыми купец начнет заниматься завтра, когда доложит о своем возвращении главному администратору храма Нанны, на которого работает, получая часть прибыли. Шумерские купцы-«международники» пока что несамостоятельные дельцы, обслуживают дворец или какой-нибудь храм, которых в городе и рядом с ним десятка два. Впрочем, международной торговлей постоянно занимаются только крупные храмы, которых всего три, а остальные — от случая к случаю. Чтобы впустили с оружием в город (оставлять на судне оружие, которое по местным меркам стоит целое состояние, я не собирался), уважаемый человек, в данном случае купец, должен поручиться за меня. Стража может счесть поручительство достаточным, а может не поверить. Во втором случае мне придется ночевать за пределами крепостных стен. С противоположной стороны города возле дорог есть несколько постоялых дворов.

Командир караула счел рекомендацию купца Арадму достаточной, меня впустили, только попросили показать саблю. Я достал ее из ножен, повертел перед их носами, но трогать не разрешил. Зато продемонстрировал возможности сабли. К башне была прислонена жердь толщиной сантиметров пять и длиной метра три, захватанная руками. Не знаю, для чего она была предназначена, но, видимо, могли обойтись без жерди, поскольку разрешили разрубить ее. Я с размаха нанес резкий косой удар с оттягом. Нижняя часть жерди упала, а верхняя воткнулась острым концом в землю. Стражники дружно ахнули от удивления. Мало того, что их кинжалы почти вполовину короче сабли, так еще и предназначены в основном для колющих ударов. Даже бронзовым топором не сумеют так разрубить, тем более, одним ударом. Упреждая их просьбы, спрятал саблю в ножны. Поскольку представление, кроме стражников, наблюдало несколько зевак, можно не сомневаться, что к ночи, которая начнется где-то через час, весь Ур будет знать о чужеземце с таким грозным оружием.

Улицы в городе кривоваты, переменной ширины, в среднем метра три-четыре, и не мощеные, из утоптанной глины. Представляю, какой непролазной будет грязь после проливного дождя. Впрочем, такие дожди здесь редки. По краям улиц, судя по вони, находились закрытые сточные канавы, ведущие к реке. Среди прохожих разгуливали, заодно улучшая санитарное состояние города, кошки, собаки, поросята, пугливые куры и голуби. Последних было непривычно много. Представляю, как тяжко местным памятникам, если таковые имеются. Дома из кирпича, обожженного или сырцового, самана и тростника, в основном одно-двухэтажные, но видел пару трехэтажек. Некоторые глухим фасадом на улицу и имели общие стены с соседними и внутренний двор, некоторые — в глубине двора и наособицу, отгороженные от улицы высоким дувалом, в котором или широкие деревянные ворота, или узкая низкая дверца, толстый человек только боком протиснется. Может, мне не повезло, но не заметил ни одного окна, точнее, отверстия в стенах, через которые во внутренние помещения поступал бы свет. Улица вела к расположенному в центре храму в виде четырехугольной усеченной пирамиды с маленькой надстройкой наверху. Я еще подумал, что пентхауз, оказывается, изобрели шумеры.

Осмотр храма отложил на следующий день, потому что Арадму завел меня в постоялый двор через открытые широкие ворота на кожаных петлях. Мне сразу вспомнилась Византия, ее города в Малой Азии. Такое же строение в два этажа и с двумя крыльями, сложенное из необожженного кирпича и самана, которое с трех сторон ограждает двор, а с четвертой дувал высотой метра два с половиной. Возле дувала по одну сторону ворот располагался полузакрытый очаг, а по другую в углу был отгорожен стенкой сортир, судя по доносящимся оттуда ароматам. Меня поразил вид кирпичей. Они были не в форме параллелепипеда, а с одной выпуклой стороной, напоминали буханку хлеба. Я бы понял, если бы из таких был сложен верхний ряд забора, но из «горбатых» были сложены стены. Возникала мысль, что они подходили во время сушки или обжига, как хлеб в печи. На первом этаже постоялого двора находились склады и вместо большой конюшни небольшой хлев, потому что лошадей еще не приручили, а много волов не требуется для перевозки грузов с берега реки, который совсем рядом. Возле хлева стояла арба, сплошные колеса которой указывали, что это все-таки другая эпоха. Второй этаж был короче, имел спереди узкую террасу, не огороженную. Наверх вела лестница из кирпича и самана.

Принадлежал постоялый двор вдове Зудиди — сухой старой женщине с повязанной черным платком головой, смуглой морщинистой кожей, черными глазами и подведенными зеленой краской веками, черными усиками под длинным носом и кажущимися чужеродными, мясистыми губами, темными, с синеватым оттенком. Вроде бы не слишком уродливая, но приснится такая — проснешься мокрым от пота. Рубаха на ней была белая, подпоясанная под плоской грудью черной лентой. Пальцы на руках и босых ногах кривые, словно срослись неправильно после многочисленных переломов. На запястье левой руки тонкий серебряный браслетик в виде изогнутой тонкой рыбки, норовившей укусить свой хвост. Вслед за старухой ходила сука палевого окраса. Темное вымя с длинными и более светлыми сосками сильно обвисло. Пока мы разговаривали, собака приблизилась ко мне и осторожно обнюхала.

Арадму объяснил Зудиди, кто я и что мне надо, сразу попрощался и пошел к своим работникам, которые ждали с грузом на улице у ворот. Я дал старухе гин бронзы.

Хозяйка постоялого двора сунула его за черную ленту и спросила жестами, не хочу ли я есть?

— Да, — ответил я на шумерском. — Дай свежего мяса, хлеба и финикового вина.

Бражку из фиников шумеры называют так же, как и виноградное вино, только уточняют, из чего приготовлено, а вот для напитка из зерна, сброженного с помощью солода, у них другое название, которое я перевожу, как пиво, хотя это, скорее, эль или крепкий творёный (сваренный) квас, какой делали на Руси во время моего княжения.

Зудиди показала жестами, что сейчас отведет меня в комнату, а потом принесет туда еду, и пошла наверх по таким низким ступенькам, что я легко шагал через три, из-за чего приходилось делать паузы, чтобы не обогнать старуху. Собака следовала за нами. Проход на втором этаже был такой ширины, что два человека не разойдутся. Вход в комнату высотой метра полтора, мне пришлось сильно согнуться, чтобы проникнуть внутрь. Вместо двери отрез старой кожи, скорее всего, воловьей. В этих безлесных краях дерево дороже кожи. Комната темная, узкая, чуть шире ложа, рассчитанного на двоих, и короткая. Я еще подумал, что мои ноги будут выпирать наружу, и за них будут цепляться другие жильцы. Значит, будет возможность вспомнить путешествие на поезде в советском и потом российском плацкартном вагоне на нижней да и на верхней полках. Надеюсь, здесь движение не такое интенсивное, как в вагоне, и пьяных меньше. Основанием для ложа служила низкая платформа из самана, на которую постелили сена, накрыв овчиной, старой, потертой, растерявшей овечьи запахи и впитавшей взамен человеческие. Подушкой служил небольшой шерстяной валик диаметров сантиметров двадцать, набитый овечьей шерстью. Одеяло не предполагались. В придачу к подушке положил под голову спасательный жилет. Так буду спокоен за свои сбережения. Кстати, в спасательном жилете в тубусе вместе со старинной картой, на которой я хотел заработать в двадцать первом веке кучу бабла, хранятся векселя на английский и американский банки. Вот никогда не доверял этим банкам! Всегда найдут способ кинуть тебя. Надеюсь, мои деньги верой и правдой послужат банкирам, которые еще не родились.