Шумерский лугаль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 34

Город-государство Умма — наш северный сосед. Его земли граничат с землями жителей Гирсу. Между ними есть участок Гуэдинна, спор за который длился уже лет двадцать. Первыми освоили Гуэдинну жители Гирсу, но потом забросили, потому что земля сильно засолилась. Уммцы очистили землю и посадили там финиковые пальмы, которые более приспособлены к соленой воде и почве. Гирсцы вдруг вспомнили о праве первенства и вернули эти земли силой. Уммцы собрали войско и отбили участок. Гирсцы пожаловались в Лагаш, а те, видимо, догадались, что не справятся с Уммой и пожаловались Месилиме, тогдашнему энси Киша, под властью которого находились оба города-государства. По слухам, взятка лагашцев оказалась больше, поэтому Иштарана, бог правосудия, отвечающий в первую очередь за улаживание пограничных споров, нашептал устами жрецов его храма в уши энси Киша поддержать Лагаш. О чем и сообщала каменная стела, вкопанная в одном из углов участка возле канала. Услышав решение Месилимы, уммцы вырубили все пальмы и покинули Гуэдинну. Теперь они узнали, что энси Киша погиб, что власть над городом перешла к Месаннепадде, энси Уш, правящий ныне в Умме, вернул Гуэдинну себе, свалив стелу в пограничный канал. То, что Уш не разбил стелу на куски, я счел его неуверенностью в правильности свои действий и попробовал решить вопрос мирным путем.

— Кого бы ты посоветовал назначить руководителем делегации в Умму? — спросил я верховного жреца.

— Моего помощника Эмеша, очень способного молодого человека, — ответил он.

Эмеш можно перевести с шумерского, как Лето. Жрецу, носящему такое приятное имя, было под тридцать. Наверное, для Гунгунума он молод, но по меркам Шумера уже почти пожилой человек. Как и его руководитель, жрец источал смирение и мягкость, только с глазами не мог совладать: время от времени взгляд становился насмешливо-презрительным. Выслушав инструкции, как вести переговоры, Эмеша одарил и меня таким взглядом. Уж он-то получше каких-то там залетных правителей знает, как надо добиваться нужного результата!

— Завидую тебе, — произнес я.

— Почему? — удивленно спросил он.

— Потому что легче подчиняться дуракам, чем давать им инструкции, — ответил я.

Мне показалось, что он смутился. Не то, чтобы очень, но презрения во взгляде поубавилось.

— Если будешь следовать моим инструкциям и не добьешься результата, виноваты будем оба, а если не будешь следовать и не добьешься, виноват будешь один, — подсказал я.

— Я всё сделаю, как ты сказал, энси! — поклонившись, заверил жрец.

Второго гонца я отправил к Месаннепадде. Это был мой раб, точнее, часть приданого жены, по имени Шешкалла, тридцати трех лет, женственный и любящий наряжаться. Судя по синим глазам и темно-русым волосам, из субареев. Сам он не помнил, какого рода-племени, потому что был захвачен маленьким. Итхи посоветовала взять его, когда Месаннепадда предложил мне самому выбрать рабов. Я сперва подумал, что у нее роман с Шешкаллой, но потом узнал, что его в юном возрасте сделали педиком. Как и положено пассивному гомосексуалисту, Шешкалла отличался умом и сообразительностью. Когда тебя имеют все подряд, но при этом ты не женщина, начинаешь накапливать опыт обоих полов.

— Сначала расскажешь Месаннепадде о захвате Гуэдинны. Думаю, он и сам знает. Потом объяснишь, что, если я прощу это, завтра у меня все соседи начнут отрезать куски. Мне не нужна его военная помощь, а только политическая. Пусть проинформирует всех своих новых поданных, что разборки между Уммой и Лагашем — это наше и только наше дело, никто не должен вмешиваться, — проинструктировал я.

— А если он откажется сделать так? — задал вопрос Шешкалла.

— Скажешь, что ты не знаешь, как я отнесусь к этому, мои мысли тебе неведомы, но ты слышал, что меня считают человеком, который хорошо помнит, кто ему помог в трудную минуту, а кто нет, — ответил я.

— …и кому он помог, — подсказал раб.

— Нет, это не говори ни в коем случае. Люди не прощают тех, кому должны. Только то, что я сказал. Месаннепадда и сам помнит, чем обязан мне, — произнес я. — Если все-таки откажется помочь по любой причине, прими эту новость с пониманием, как будто именно такой ответ и ждал от него.

— Нам без его поддержки будет трудно, — сделал вывод Шешкалла.

— Зато я не буду должен помогать, когда ему потребуется поддержка, — сообщил я.

Месаннепадда все еще был в Ниппуре, строил служебные дома в храмах, благо добычу в Кише хапанул знатную. Верховные жрецы не стали сообщать ему «волю богов», выдали признание правителем всего Шумера за собственную инициативу, за которую Месаннепадде пришлось щедро заплатить. Мне было интересно, всю ли добычу у него выгребут или все-таки что-нибудь оставят?!

Мне нужна была его поддержка. Я надеялся, что она будет не только политической, но и военной, что пришлет мне пару сотен копейщиков. Мой предшественник ушел в Киш с пятью фалангами (триста тридцать человек) — почти со всей своей армией. Вернулось чуть более фаланги. Остальные или погибли в бою, или перешли на службу к победителю. В Лагаше осталась лишь сотня эламских лучников, которые выполняли функцию городской стражи. Их считали негодными для рукопашной бойцами, но, как хороших лучников, ценили при защите городов. Были еще и отряды храмов, общая численность солдат в которых превосходила армию предыдущего лугаля, но, как я догадывался, мне их не дадут всех. В лучшем случае выделят сотню-две, а в армии Уммы около семи сотен копий, не считая храмовые отряды.

С середины осени в этих краях начинается самое лучшее время года, когда не жарко и не холодно, нет комаров, а амбары и кладовые ломятся от собранного урожая. Война пока что не зацепила Лагаш, никто не вытоптал поля и не вырубил финиковые рощи, так что местные жители с уверенностью смотрели в завтрашний день и не горели желанием встревать в конфликт с сильным соседом, тем более, что аннексированный участок принадлежал храму богини Нанши — самому богатому землевладельцу города. Как ни странно, верховный жрец Гунгунум тоже не рвался в бой за собственность своего храма. То есть, он был не против, если я верну ему его собственность, но помогать в этом не собирался.

— Мои воины заняты охраной дорог, сопровождением караванов с собранными дарами богов, — сказал он в ответ на мою просьбу выделить четыре фаланги и десяток колесниц.

Дарами богов верховный жрец называл урожай, выращенный крестьянами-арендаторами. Обычно землевладельцы отдавали треть собранного, а жрецы Лагаша, подражая коллегам из Ниппура, сдирали половину. Такой же ответ последовал и от верховных жрецов остальных храмов, пообещав лишь защиту города, если я уйду со всем моим войском в поход. Мне дали понять, кто на самом деле правит городом. Я запомнил. И раньше не питал приязни к мошенникам, но теперь начал превращаться в воинственного атеиста.

В моем подчинении было по сотне копейщиков и лучников и одиннадцать колесниц с метателями дротиков. Помощь ждать было неоткуда. Шешкалла вернулся из Ниппура с известием, что Месаннепадда не имеет желание вмешиваться в этот конфликт никаким боком, даже политически. Мол, занят служением богам, некогда ему разбираться, кто из нас прав. Так понимаю, чувствовал шаткость своего нового положения и не хотел обострять отношения с Уммой, крепким середнячком, правитель которого был связан родственными узами с Акшаком и Исином, тоже не последними городами-государствами Шумера. Моим союзником мог бы стать Шуруппак, не ладивший с Уммой, но времени заводить личные отношения с его руководством не было, а иначе здесь дела не вели. Да и не уверен я был, что сумею им понравиться. Это сильные нравятся с первого взгляда, а к слабым принято долго присматриваться и требовать доплату за союз.

Получив ответ Месаннепадды, я не стал ждать возвращения Эмеша, начал готовить к сражению тех солдат, которые были под рукой. Уверен, что в Умме раньше меня узнали решение правителя Камала уже потому, что находятся ближе к Ниппуру, и поверили, что бояться им нечего. Пусть расслабляются, пока я стану достаточно силен, чтобы наказать их. Мне приходилось начинать и с худших позиций. Первым делом занялся лучниками-эламитами, которые при предыдущем лугале были в загоне, получали меньше копейщиков. Примерно у двух третей луки были композитными. Стрелы использовали легкие, с древками из тростника. На свои деньги я заказал изготовление для каждого из них по двадцать каленых стрел с тяжелыми бронебойными наконечниками. Переучивать со «средиземноморского» способа натягивания тетивы не стал. Этому надо учить с детства, а на переучивание уйдет больше времени, чем у меня в запасе. Натаскивал их в тактике ведения стрелкового боя на дистанции, стрельбе по прямой и навесной траекториям. Используя свой богатейший опыт, накопленный в разные эпохи и в разных странах, учил воевать против фаланги, лучников-пращников и колесниц по отдельности и когда они вместе, устраивать засаду, отбиваться от внезапного нападения на переходе… Утром уводил отряд за полданна от города, чередуя места с разным рельефом, и гонял до вечера. Эламиты ворчали, но подчинялись. Мне показалось, что держало их мое умение стрелять из лука. Так далеко и так сильно у них не получалось. Только в меткости на своей дистанции — максимум метров сто пятьдесят — не уступали мне. Видимо, надеялись, что научу их делать такие же луки, как у меня.