Шумерский лугаль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 37

Раненых добили сразу. В живых оставили только лугаля Пабигалтука и командира пращников Билала, за которых я пообещал в награду на один пай больше из добычи. Второй пленник был ранен стрелами в обе ноги, его принесли на бурке и положили у моих ног рядом с первым, доставленным раньше и освобожденным от дорогого доспеха. Моя стрела прошла насквозь, и раны, залепленные какой-то пережеванной травой, но не подорожником, еще кровоточили. Побледневшее лицо лугаля выше бороды было рясно покрыто каплями пота. Черные глаза были подернуты пленкой, как у мертвой рыбы, хотя еще дышал.

— Отвезите обоих в Гирсу, — приказал я. — Пусть их перевяжут, подлечат. Они нам еще послужат.

Обоих раненых командиров положили на трофейную колесницу, запряженную булаными лошадьми. На остальные погрузили захваченное оружие и доспехи. Делить будем после генерального сражения, если, конечно, выиграем его.

Это поле в виде неправильной трапеции было наибольшей длины около пятнадцати эшей (девятьсот метров) и наибольшей ширины около десяти (шестьсот метров). С него собрали второй урожай зерновых и оставили высокую стерню, которую успел проредить и вытоптать домашний скот и не только. Рано утром я видел на поле табун газелей. Здесь мы и встретили врага. Предупрежденные уцелевшими пращниками, уммцы двигались осторожно, высылая разведку в подозрительные места, из-за чего добрались сюда во второй половине дня, уставшие и растерявшие кураж. Сражения еще не было, а они уже потеряли с четверть своего войска и двух старших командиров. Это при том, что гибель в сражении полусотни человек считается у шумеров большими потерями.

Мой отряд стоял на восточной стороне поля. Впереди россыпью лучники, причем переметнувшиеся занимали место в центре. На флангах у них по пять колесниц с метателями дротиков. Моя колесница расположена среди лучников ближе к нашему левому флангу. Копьеносцы стояли в центре, но на соседнем поле, за оросительным каналом, чтобы могли без проблем отступать дальше, о чем враг пока что не догадывался. Уммцы видели перед собой всего две построенные фаланги копьеносцев по шестьдесят шесть человек в каждой. Вторую привел Энкале, энси Гирсу. Ему тридцать один год, коренаст, медлителен в движениях, но не в мыслях. Энкале назначил на этот пост мой предшественник и, скорее всего, не прогадал. По крайней мере, энси Гирсу обладал присущей профессиональным воякам чуйкой на добычу. Увидев трофеи, привезенные вчера в город, он быстро собрал фалангу и пришел к нам на помощь.

У врага восемь фаланг, сведенных в одну, и три колесницы чуть позади ее правого фланга. Десяток уцелевших пращников не в счет. Даже если считать наших лучников, которых шумеры презирают, как никудышных солдат, уммцев в два раза больше. Они все еще уверены в победе и, спрятавшись за большие щиты первой шеренги, мерно чеканят шаг под звуки дудок и бой барабанов. Не добравшись и до середины поля, попадают под град стрел, которые летят по навесной траектории, поражая задние шеренги. Стрелы легкие, с тростниковыми древками, летят далеко, убойную силу на такой траектории почти не теряют, поэтому посылают их с дистанции метров двести. Эламиты стреляют быстро, по десять-двенадцать стрел в минуту. Когда первая достигает цели, еще, как минимум, пять уже несутся вслед за ней. Если смотреть сбоку, складывается впечатление, что стрелы летят сплошным потоком, образовав подвижную арку. Большая часть не попадает в цель из-за банальных промахов, потому что не сделана поправка на ее перемещение, или попадает в бронзовый шлем или щит, поднятый над головой копьеносцами задних шеренг, но некоторые наносят урон. После каждого пройденного метра кто-нибудь да выпадает из фаланги. По мере приближения ее лучники начинают отступать. Они разбиты на пары. Пока один отбегает назад шагов на двадцать, второй продолжает стрелять.

Видимо, энси Уш догадался, что если его фаланга будет двигаться с прежней скоростью, то до нашей фаланги дойдет в лучшем случае половина, а то и вовсе треть. Это он еще не знает, что наша фаланга тоже будет отступать, пока силы не сравняются. Энси Уш начал подбадривать и поторапливать своих воинов, а они наоборот замедляют шаг. Не думаю, что устали. Скорее, устала их смелость. Тучи летящих стрел, крики раненых сослуживцев и при этом невозможность схлестнуться врукопашную с противником деморализовали быстрее, чем успевал накачивать командир. Энси Уш понял это и повел все три колесницы в атаку, надеясь разогнать лучников.

Моя колесница движется сразу за лучниками-эламитами. На этот раз правит лошадьми возничий, чтобы у меня была возможность, не отвлекаясь, стрелять из лука. Пока что я им не пользовался, чтобы не спугнуть главную цель.

— Остановись! — приказываю ему.

В колесницу энси Уммы тоже запряжены дикие лошади буланой масти. Их четыре. Груди у всех защищены кожаными доспехами. На остальные части тела доспехов, видимо, не хватило. Мне все еще жалко убивать лошадей, но выбора нет. Я поражаю в голову крайнюю левую в упряжке. Она делает еще пару шагов и валится на подогнувшиеся передние ноги. Остальные продолжат движение вперед, разворачивают колесницу правым полубоком ко мне и останавливаются, испуганно пританцовывая и издавая звуки, лишь при сильной фантазии напоминающие ржание. Вот тут я выпускаю одну за другой сразу четыре стрелы. Первые две предназначены Ушу — и обе находят его. Первая втыкается в грудь между позолоченными бляхами, пришитыми к кожаному доспеху, а вторая — в шею. Третья и четвертая поражают возничего и еще одного члена экипажа, лицо которого мне не видно, но, судя по позолоченному шлему, не простому воину. Точно таким же макаром расправляюсь со второй колесницей, а третья, ехавшая в хвосте с заметным отрывом, была расстреляна моими лучниками, когда попыталась развернуться и удрать.

Потеря лидера сломила копьеносцев. Первыми, побросав щиты и копья, побежали задние шеренги. Затем к ним присоединились передние. Лучники-эламиты сразу сменили легкие стрелы на тяжелые и принялись бить ими удирающих врагов прямой наводкой в спину, защищенную кожаным доспехом.

— Помаши флагом! — крикнул я своему возничему.

К верхней части его копья приделан кусок темно-красной шерстяной материи. Это сигнальный флаг, хорошо видимый издалека. Изготовлен из подручных средств. Возница замахал им в воздухе, подавая сигнал остальным колесницам.

Увидев, что они заметили сигнал и начали преследование противника, я отдал следующий приказ:

— Догоняй!

Вот он самый сладкий миг сражения! Тебя прёт от радости, что победил, и будоражит древний инстинкт, так и не заглушенный веками просвещения и прочими отклонениями от природной нормы, который заставляет преследовать убегающую жертву. Они несутся, сломя голову, по тому же пути, что наступали, а ведь, сверни в сторону, сразу бы увеличили шансы спастись. Мы догоняем задних, начинаем разить их. Я колю налево копьем, легким, с длинным листовидным бронзовым наконечником, который запросто продырявливает кожаную броню и влезает в тело. Мой возничий мечет дротики в тех, кто справа от колесницы. Ему это оружие привычнее. Когда они заканчиваются, тоже берет копье, позабыв сорвать с него красную материю, из-за чего кажется, что в нее впитывается кровь из убитых возничим. С обеих сторон от нас то же самое делают экипажи других колесниц.

Моя колесница кренится, наехав на труп, и я чуть не вываливаюсь из нее. Это как бы выдергивает меня из азартной погони. Я замечаю, что впереди, всего метрах в пятнадцати, поле заканчивается. От соседнего его отделяет оросительный канал шириной три куша (полтора метра) и глубиной два (один метр). Если влетим в канал на скорости, угробим диких лошадей и разобьем повозку.

— Останавливайся! — кричу я возничему, а потом бью его кулаком в спину, чтобы быстрее выныривал из приятного процесса.

Мы останавливаемся в одном ги (три метра) от канала. Я подсчитываю перебравшихся на противоположный берег врагов. Везунчиков сотни полторы. Что ж, пусть бегут до самой Уммы и рассказывают своим согражданам, как лагашцы, которых было вдвое меньше, разгромили таких сильных и смелых воинов. Их рассказы помогут мне в дальнейшем побеждать врагов.