Плохой парень// Bad Guy (СИ) - Ли Кристина - Страница 3

— Корея? Какого черта, им понадобился именно наш криминалист? — моё удивление вызвало на лице шефа лишь большее негодование.

— Спроси что полегче, Лика. Но выхода нет, — развел руками Анатолич, и откинулся на спинку мягкого кожаного кресла.

Грузный мужик с усами под носом и очками на носу, может и выглядел как зажранный чиновник, но на самом деле был очень хорошим человеком и отличным опером.

— Пятеро жертв из десяти — россиянки. Молоденькие девочки, которые подрабатывали в их этих караоке хостес.

Я потянула к себе папку с делом, которое прислали корейцы, и начала вчитываться в матерьялы, изложенные на английском. Перелистывала страницы и кривилась всё больше, ощущая нарастающую дрожь в теле.

Фото обезображенных тел бедных девочек, заставляли пробиваться сквозь профессиональный взгляд, желание отвести глаза в сторону.

— Справишься? Ты единственная, кто сдал все проверки и тестирование, как международник. Выхода нет.

— Приказ сверху? — закрыла папку и посмотрела прямо в лицо мужчине.

— Да, Линька. Откажемся, можем нажить серьезные проверки. В том числе штатный аудит работы управления и статистики по висякам.

— Хорошо, когда вылет? — я кивнула, и добавила, — И за чей счет весь этот праздник жизни?

— Всё в папке, включая билеты на рейс. Командировочные от нашего управления не требуются. Всё оплачивает принимающая сторона и департамент по особо тяжким Сеула. Но… — мужчина хмыкнул и кивнул на еще один лист бумаги, который лежал рядом с папкой, — Это твоя премия за три квартала. Я не могу тебя отпустить без денег в кармане.

— Всегда знала, что Анатолич, как курица наседка! — хохотнула, а мужчина скривился и пригрозил:

— Я ведь могу и обратно забрать!

— Э-э! Нет-ушки! Дали денежку, и на том спасибо! — я прикарманила листок и злорадно ухмыльнулась, начиная подниматься, когда Анатолич задал именно тот вопрос, который я ждала от него давно.

— Ты же знаешь, что его освобождают по УДО через месяц? — серьезно спросил шеф, а я схватилась рукой за столешницу так, что мне стало больно.

— Знаю… — боль усилилась.

Я специально с силой сжимала гладкий край лаковой поверхности, чтобы удержать своё состояние на поверхности, и не дать втянуть себя в омут болезни.

— Ты будешь в порядке? — тихо спросил мужчина, а я ответила таким же шепотом.

— Я никогда больше не смогу быть в порядке. И вы… это знаете, Дмитрий Анатольевич.

— Знаю, девочка. Поэтому приставлю к тебе и твоему дому охрану.

— Не нужно, — начала медленно отпускать столешницу, но чувство страха не уходило.

— Твоё мнение в этом вопросе меня не интересует, Линька! А теперь дуй собирать чемоданы!

— Есть! — я выпрямилась и улыбнулась мужчине сквозь слезы, а он строго махнул рукой на выход.

Уже через полчаса медленно поднималась по ступеням на тринадцатый этаж новостроя, сжимая в руках ту самую папку. Не любила лифты, да и такой подъем отличная тренировка для мышц тела. Поэтому по дороге встретила половину соседей по парадному, и успела раз двадцать рассказать как мои дела.

Открыла двери квартиры. Закрыла двери квартиры.

И сползла на пол, прислонившись к холодной поверхности. Минут пять я просто смотрела на то, как солнечные лучи окрашивали широкий холл квартиры в невероятно яркие тона. Стены, мебель, пол и даже мои черные кроссовки на ногах, словно пылали в огне.

"Запись от первого июля две тысячи девятого года. Доктор Альбина Ленская и профессор Олег Анастасов. Пациент Малика Адлер. Возраст двадцать лет. Диагноз первичного осмотра — маниакально-депрессивный синдром в следствии насильственных действий. Окончательный диагноз — андрофобия, отягощенная гаптофобией.

— Малика. Я могу вас так называть?

— Конечно, доктор Анастасов. Я же ваша студентка.

— Вам трудно говорить?

— Нет.

— Не лгите. Я прошу вас о максимальной открытости, иначе наша терапия не даст никакого результата.

— Альбина…

— Малышка, ты должна это рассказать сама. Только так мы сможем помочь тебе.

— Хорошо.

— Тогда давай вернемся в то утро. Что ты ощутила, когда проснулась в той комнате?

— Я… Я не помню того, что чувствовала в тот момент. Кажется я и не дышала вовсе.

— Каковы были ваши физические ощущения? Как вы оценили своё состояние, Малика?

— Я не думала о боли. Как только открыла глаза, могла думать только о желании умереть.

— На что это было похоже?

— На клетку внутри своей головы. Комнату, в которой раз за разом повторялся тот ужас.

— Ты понимала, где находишься?

— Нет, Аль. В первую минуту смогла только рассмотреть ошметки своей одежды на полу у кровати.

— Ты была одна?

— Да… Его уже не было в номере.

— И как вы это узнали, если не понимали, и не сознавали что с вами происходит?

— …

— Малика?

— Потому что я хотела сперва убить его. Найти и разорвать на куски, выцарапать глаза и оторвать от него кусок тела, точно так же как он разодрал мне душу и надругался надо мной! Поэтому я металась по номеру и…

— Лика… Я прошу тебя, это ради твоего же блага.

— Я медленно сползла с кровати. Помню что ворс ковролина жутко вонял и был очень жестким на ощупь. Он… царапал кожу, и тогда я заметила ссадины на руках. Потом решила встать. Мне были неприятны эти ощущения и я поднялась. Именно в этот момент… Тогда и поняла, что произошло на самом деле, потому что тело начало чувствовать.

— Каковы были ваши желания тогда и каковы они сейчас, Малика?

— Тогда у меня было одно желание — содрать с себя кожу живьем. А сейчас…Сейчас я хочу чтобы он сгнил в тюрьме… И чтобы ни одна женщина или девушка не испытали подобного тому, что испытала я!"

Я выключила запись и отложила телефон в сторону. Опять подкурила сигарету и всмотрелась в закат, который так ярко подходил к завершению за окном. Небо словно пылало. Яркие тона и полутона оранжевого, розового и наконец красного, накладывались друг на друга слоями и создавали природный холодный огонь.

В такие моменты в моей спальне было особенно красиво. Сквозь открытое окно пробивался этот яркий свет и окрашивал стены в свои краски.

Как получасом ранее в коридоре. Закат сегодня преследовал меня…

Пепел упал на атласный халат, а я продолжала думать.

Прошло десять лет с того дня. Именно сегодня, в этот день и в эту дату начался мой путь.

Именно благодаря тому, как убили мою душу, я решилась лечить сердца других, и наказывать тех, кто решил, что вправе ломать судьбы.

Но я даже не подозревала, что эта дата, как кармическая нить, свяжет все пазлы в моей жизни. И с неё начнется нечто совершенно новое. Нечто, о чем я не смела уже даже мечтать.

Хотелось бы конечно чего-то вкусного. Сочного и желательно жирного. Вот прям мужского обжорства. Но откуда этому взяться, если передо мной сидела тощая девушка без императора в голове?

Медленно и лениво осматриваю платьишко за пару сотен тысяч и понимаю, что ни хера оно ей не идет. Правда ноги от ушей, и намазаны какой-то херью, от которой у меня обычно полон рот химикатов из всей таблицы, кажется какого-то русского ученого. Вечно забываю про эти масла, и когда дело доходит до горячего, после даже не помогает тюбик зубной пасты. Никак не вспомню как зовут великого ученого, который предупреждал о подобном, кумихо знает, в каком веке. Не суть, универ я посещаю не для того, чтобы изучать, а для того чтобы отметиться, что я в нём побывал.

— Хан, ты ведь помнишь, что в эту субботу поминальный обед?

Поворачиваю голову, прекращая насиловать себе глаза, и смотрю на своего хёна. Миловидный паренёк с красивым лицом, но не бабской мускулатурой. Никогда не понимал на хера ему эта бицуха, если ведет себя, как девственник.

— Помню, — отвечаю, и протягиваю стакан нашему сонбэ, придерживая его двумя руками и кланяясь.