Как жили куклы и что сделал оловянный солдатик
(Детская сказка) - Неверов Александр Сергеевич - Страница 2

— Кто тут?

— Это я, тетенька! — сказал Панфилов.

— Зачем ты попал сюда?

— Я не сам попал, меня девчонка хозяйская бросила и руку, вот, оторвала…

Марфа села возле искалеченного солдатика, потрогала то место, откуда капала кровь, жалостно сказала:

— Бедный мой, солдатик. Надо письмо написать твоим родным в деревню, чтобы приехали они, а тебя в больницу нужно отвезти. Подожди, я перевяжу. Кровь шибко капает — обессилишь ты…

^{Марфа села возле искалеченного солдатика.}

Марфа сняла с головы у себя беленькую тряпочку, перевязала Панфилову изуродованную руку, крепко вздохнула:

— Вот какая твоя жизнь! Ты караулил их целый день и тебе же обиду сделали. Куда ты годишься с одной рукой? Плохая твоя солдатская жизнь!..

— А твоя разве лучше? — спросил Панфилов.

— Моя жизнь бабья! — сказала Марфа. — А ты — мужчина.

— А разве баба — не такой человек? — опять спросил Панфилов. — Баба тоже такой человек и уважать ее надо вместе с мужчиной. Нас же с тобой никто не уважает. Ты, вот, бегаешь с утра до ночи по разным делам и отдыха не знаешь, но держат тебя все равно на полу и даже кофтенки хорошей не сошьют за твою работу и валяешься ты здесь, как котенок без матери. Наступит кто ногой — тебе и жаловаться некому, потому что чернорабочая ты, подчиненная всем. А эти, вон, барыни весь день посиживают: одна в тележке, другая — в коробке и пешком ходить не хотят. Даже кофту застегнуть не могут сами! Нарядились, накрасились и живут в свое удовольствие. Какие же это порядки? Одна — барыня, другая — кухарка. Одна батрачит, другие готовенькое едят. Ты грамоте знаешь?

— Нет! — вздохнула Марфа. — Не приучена к этому.

— Вот видишь! — рассердился Панфилов. — Ты не знаешь, и я не знаю — оба мы с тобой тумаками живем для забавы богатому народу, чтобы руки ломали нам да шеи вертели за нашу работу. Я тоже видел всякие книжки у того же Егорушки. Тоже и мне хочется узнать, чего в них написано, а я не могу, потому что неграмотный. А неграмотному хуже всего на свете жить, каждый тебя дураком называет и старается смеяться над тобой…

— А ты потише разговаривай! — шепнула Марфа. — Услышит хозяйка, выкинет тебя из окошка за такие слова…

Но Панфилов, лежа на боку с одной рукой, мрачно ответил:

— Что меня окошком пугать, если я не такие штуки видел? Кидали меня, и на голову наступали не один раз — привык я к этому, обтерпелся. Пусть лучше оторвут мне и вторую руку, а молчать я не стану. Ты вот сидишь в своем углу, ничего не знаешь, а я скажу тебе: сколько было нас товарищей, когда мы лежали на магазинном прилавке? Где они? Все погибли в одиночку! Кому голову свернули, кому руку оторвали, кого совсем раздавили. И нас с тобой выкинут, вот увидишь, потому что мы некрасивые стали. Придет завтра утром горничная и выметет щеткой: сначала под порог, потом на улицу, и будут нас там ногами давить, колесами. Втопчут в грязь да еще плюнут сверху и вывезут за город на навозные кучи. Этого мы обязательно дождемся.

— Чего же поделаешь! — вздохнула Марфа. — Жизнь такая наша.

— Нет, тетенька, ты так не говори! — сказал Панфилов. — Я с тобой не согласен. Чем мы хуже других. Надень сейчас на тебя шелковое платье, подпояшь голубенькой ленточкой, вымой хорошенько, причеши да посади на хорошее место — ты сама себя не узнаешь… А теперь, конечно, страшная ты.

Панфилов незаметно подкрался к заснувшей Зиночке, взял из тележки круглое зеркальце, подал его Марфе.

— Ha-ко, погляди на себя!

Глянула Марфа и от обиды выронила зеркальце на пол.

— Ой, батюшки!

От стука разбитого зеркальца проснулась красавица Клара.

— Кто это окошки бьет? — спросила она. — Зина, ты слышишь?

Зина испуганно зашептала:

— Это, наверное, крысы лезут к нам! Где у нас солдаты?

— Всегда вот так! — обиделась Кларочка. — Когда нужно их — не найдешь никого…

В комнате, освещенной голубым фонарем, наступила тишина и потревоженные куклы опять заснули беспокойным сном.

Марфа в темном углу обиженно канала головой. Раньше ей казалось, что она все-таки не такая страшная, как говорил Панфилов, но когда увидела в зеркальце немытые щеки, криво нарисованный нос, широкие губы с узенькими глазами и большой безбровый лоб с чернильным пятном посредине, так ей стало досадно на свою жизнь, так обидно на красивых, хорошо одетых кукол, заснувших на мягких подушечках, что тут же она громко сказала Панфилову:

— Это правда твоя — я очень некрасивая!

— А знаешь — почему? — опять спросил Панфилов.

— Почему?

— Потому что работаешь много ты и тебе даже умыться некогда. Эти вон не работают, у них и руки беленькие, и щеки румяные, и всегда они улыбаются.

— Что же мне делать теперь? — расстроилась Марфа. — Я не хочу оставаться такой…

— Я знаю что нужно делать, только давай стоять друг за друга крепче. Я бы один сделал легко, да рука у меня не годится. А сделать это обязательно надо.

— Да говори скорее! — торопила Марфа.

Маленький Панфилов поднялся на носках, оглядел кругом комнату и сказал:

— Будет нашим барыням сидеть на мягких подушечках, пусть и они поваляются в темном углу. Бери сейчас Зиночку и выкидывай из тележки. Тележку не ломай и платье не рви, оно пригодится тебе. Сам я выкину Кларочку. Они, наверное, драться полезут на нас — не бойся! Если руками не осилим, я из ружья могу выстрелить. Тут не обойдешься без крови, ничего не поделаешь… А они обязательно драться полезут, потому что не захочется им уходить из хорошей жизни. Понимаешь? Если все мы останемся в таком виде еще на один день, нас непременно выкинут из комнаты и погибнем оба мы раньше сроку. Хочется тебе такой смерти?

— Наверное, хочется! — обиделась Марфа.

Она быстро подоткнула юбчонку, поправила фартук, засучила рукава и твердым солдатским шагом подошла к Зиночкиной тележке.

— Начинать?

— Начинай!

Зиночка вдруг проснулась и, увидя Марфу около себя, капризно закричала:

— Уйди, уйди, испачкаешь ты меня!..

Марфа молча взяла ее за тоненькие ручки, сильно дернула вперед. Тележка загремела колесами, Зиночка испуганно заплакала:

— Не надо, не надо!..

Тут и Кларочка проснулась от сильного шума.

— В чем дело? Крысы?

— Прошу не кричать! — строго сказал ей оловянный солдатик Панфилов. — Все равно вас никто не услышит, ибо все двери охраняют мои товарищи солдаты. Вы теперь находитесь в нашей власти.

— Разбойник! — замахнулась Кларочка, чтобы ударить Панфилова фарфоровой ручкой, но Панфилов не даром назывался солдатом. Он ловко отшиб Кларочку колонком в грудь и, в свою очередь, замахнулся прикладом. Кларочка не хотела отказаться сразу, и между ними началась отчаянная борьба.

^{Между ними началась отчаянная борьба.}

Марфа в это время вела борьбу с Зиночкой. Тоненькая, тщедушная Зиночка со стеклянными глазами под длинными ресницами оказалась тоже очень сильной в свой последний час. Она кусала Марфины руки, била Марфу ногами в живот, плевала в лицо.

— Ты не смеешь меня трогать! Я жаловаться буду!

Но у Марфы были слишком толстые тряпичные руки, слишком крепкие ноги. Черная работа закалила ей мускулы и она, услыша крик Панфилова, просившего помощи, моментально связала Зиночку старой подвязкой от своего чулка, побежала на помощь оловянному солдатику.

Марфа перышком легоньким сняла ее с обессиленного Панфилова, так же, как Зиночку, связала второй подвязкой от своего чулка и так же, как Зиночку, бросила в темный угол…

— Все-таки тяжелая вещь кукол выкидывать! — сказал Панфилов. — Я очень устал и мне страшно хочется пить…

Марфа подала ему стакан вчерашнего кофе, недопитого Кларочкой, быстро сходила в кухню, принесла оттуда мыла кусок, чистое полотенце.