Когда ты перестанешь ждать (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 22

   - То есть мы, - ввернул Юсси.

   Мальчонка оглянулся на широченную спину шерифа, будто она могла вдруг превратиться в огромное ухо, и понизил голос, так, что нам, всем троим, пришлось склониться к пахнущим смолой и чем-то терпким волосам.

   - Говорят, что медведь - вовсе не медведь. Господин Снеллман клялся, будто у этого... существа, монстра, шерсть была только на голове. Всё остальное тело - лысое, как у слона. Но потом этот шериф, Аалто, сказал, что это медведь, что больше никто это быть не может. Но это же не медведь! Это кто-то... кто-то другой. Совсем другой.

   И тут я понял, что от приключения не отвертеться даже мне. Мой медведь полностью сложился в голове. Если я пропущу возможность увидеть такого хищника, Томас мне не простит. Ведь зверюга эта как будто пришла из его стихов, из дремучих, сомнительно рифмующихся строф.

   В конце концов, даже почувствовав краешек плаща Смерти, услышав шорох шагов её, прозвучавший совсем рядом, я остаюсь мальчишкой. Вдруг вспомнилось, как Томас говорил, кажется, чуть больше года назад: "Мы должны с тобой навсегда остаться мальчишками. Навсегда, вопреки этой химии взросления, которая уже совсем скоро заполнит твои вены, поднимет на бунт все твои клетки..."

   Да, именно так и сказал. Мало кто способен так говорить, но Томас был способен. Он мог говорить так, что из трёх сказанных им фраз мы могли понять только одно-два слова.

   Его способ я уже видел. Мой будет отличаться, хоть я пока толком не знаю, каким он будет. Хоть со смертью Тома жизнь и подрастеряла краски, я знаю - если сдамся, заброшу кисти и выброшу белый флаг, буду достоин разве что его презрения.

   - Езжайте, я вас догоню, - сказал я ребятам.

   - Не догонишь, - лениво ковыряясь в зубах травинкой, сказал Джейк. Это звучало, как "недоговиш", и я прекрасно его понимал: нет ничего приятнее, чем по весне поковыряться в зубах свежим стебельком, который, может, только вчера увидел свет.

   - Его - догоню - я показал на Юсси, и тот продемонстрировал мне язык.

   Не тратя времени, я вернулся к Аалто, который, видимо, закончил измерять свой мыслительный процесс и грузился в машину. Сказал:

   - Офицер Аалто! Я хотел вас спросить об одном мальчике... о Томасе, если точнее.

   - А, да, - лоб полицейского прорезала горизонтальная складка. - Слышал, он был твоим другом. Приношу свои соболезнования.

   Я не знал, что сказать, и только кивнул. А после этого спросил:

   - Вы знаете, что там случилось?

   Это был странный вопрос, но я не мог сформулировать его более понятно. Я мог лишь разевать рот, надеясь, что кто-нибудь большой и добрый вложит туда корм.

   - Ничего, малыш, - он смерил меня взглядом, будто оценивая, можно ли мне слышать всю правду или стоит сказать что-то вроде: "Он уехал жить в другое место. Вряд ли вы когда-нибудь увидитесь". - Он облил себя бензином и зажёг спичку. Всё указывает на то, что Томас Гуннарссон. делал это добровольно и полностью осознавая последствия своих действий. Сказать "в здравом уме" у меня сейчас просто не повернётся язык

   - Откуда вы можете это знать? - спросил я. - То, что добровольно.

   - У мальца не было врагов, - сказал Аалто, пожалуй, чересчур резко. - Я не могу представить, что кто-то в этом городке может облить другого человека горючим и поджечь. Я с этими людьми за руку здороваюсь, понимаешь ли. Со всеми. Я не стал бы здороваться с кем-то, кто может вызвать у меня хоть каплю сомнения в его порядочности.

   Он снял фуражку и вытер с лысины выступивший пот. Посмотрел на меня красными глазами. Что-то мешало ему высыпаться по ночам. Может, какая-то хворь, например, боли в спине. Мой папа тоже в последнее время стал охать и хвататься за поясницу, когда приходилось доставать из-под тумбочки убежавшее от него резиновое кольцо-эспандер. А может, дело в том, что со всей этой суматохой Аалто не успел выпить утреннюю чашку кофе.

   - Извини, дружище, - сказал он. - Я, наверное, был слишком резок...

   Я помотал головой, будто отгоняя назойливую мошку.

   - Но если вдруг это был какой-нибудь маньяк! Ведь они путешествуют по миру, чтобы их не поймали?

   Господин Аалто смотрел на меня бульдожьими глазами.

   - Давай так. Если у тебя есть, что мне сообщить... какие-то подозрения или ещё чего, давай, выкладывай. Я знаю, вы, мальчишки, можете быть наблюдательнее нас, старых зубров. Хоть иногда и хочется посадить вас, всех скопом, под домашний арест. Но если то, что ты мне только что сказал, всего лишь твои фантазии - только попробуй открыть рот. Получишь по первое число.

   Всё, что мне оставалось - надуть щёки и кивнуть. Если бы у меня была хоть крупица чего-то, что можно назвать "оправданными подозрениями"... Джейк бы сказал, подражая героям спагетти-вестернов: "Ты победил, шериф... на этот раз!", да ещё уставил бы на Аалто указательный палец. Я ничего не стал говорить, просто развернулся и побрёл прочь.

   Глава 7. В Конце Концов Всё Складывается Как Лучше

   Мы вернулись вечером, и нашей шайкой, охочей до новых впечатлений, руководил самый бесшабашный атаман по имени Джейкоб. Припарковали велосипеды в тени раскидистого дуба, за его стволом. Малышей нигде не было видно - их разогнали по домам. Нас бы тоже отправили на скамейку запасных, если бы заметили, поэтому мы были бесшумными, точно тени.

   - Далеко не факт, что он появится снова, - сказал Джейк. Но никто, даже Юсси, который быстро загорался энтузиазмом и так же быстро перегорал, не спорил, что мы должны быть здесь. Мы должны ждать вместе со всеми.

   Мы видели машину господина Аалто, в сумерках своими полосами напоминавшую зебру. Видели и охотников. По одному - по двое они появлялись на подъездной дорожке господина Снеллмана, останавливались на крыльце и вполголоса вели разговоры. Видно, как им хотелось курить: никотиновый голод можно распознать сразу, по сдвинутым бровям, по тому, как чётко выступают на тыльной стороне рук косточки и костяшки пальцев. Я не курил - пока не курил, но никотиновый голод у меня был постоянный, с девяти лет. Во всяком случае, я так считал с тех пор, как решил, что когда достаточно повзрослею, буду курить не просто много, а очень много.