Непокорная (СИ) - Вариун Юлия - Страница 116

Дни бежали за днями, складываясь в новые недели. Жизнь, увы, продолжалась. Форд заполнил собою все мое существование. Красивый, умный, обходительный мужчина. У меня не было выбора, не было вариантов, куда пойти, куда себя пристроить в этом мире. Язык я потихоньку осваивала. Но, понятно, что стать местной мне не светит. Я была чуждой. Потерянной. А потому не противилась заботе своего благодетеля. Все лучше, чем бродяжничать.

Форд имел все возможности стребовать с меня плату за свою помощь. Но слава всем драконьим богам, не делал этого. Наоборот, не смотря на свой явно мужской интерес, продолжал быть сдержанным и осторожным. Впечатление, будто дает мне время, хочет, чтобы я освоилась, свыклась, привязалась к нему и к его заботе. Да, мужчина был заботлив и улыбчив. Он любил улыбаться. Открыто и непринужденно. Только… меня вовсе не трогала ни его мужская привлекательность, ни его улыбки, ни обходительность. Я испытывала благодарность за то, что он такой. За его помощь. За сдержанность и самоконтроль. Но ничего кроме этой самой благодарности, я не испытывала положительного. Зато при одной только мысли, что когда-то у Форда может сорвать ориентиры, и он все же решит показать истинные мотивы своего ко мне интереса, меня бросало в дрожь. Брезгливость и отвращение искривляли черты моего лица, и тогда я старалась скрыть эти чувства, дабы не провоцировать того, от кого сейчас зависит моя жизнь и свобода.

Жить в доме Форда было комфортно. И пусть у этого мужчины в подчинении целая тюрьма для душевно больных, как я смогла идентифицировать место, где меня держали первые недели, дома он был мил, приветлив и сам готовил нам еду. Да, не смотря на большую площадь дома, у Форда не было штата прислуги. Приходили дважды в неделю какие-то люди в форменной одежде и наводили генеральный порядок, но в целом, мой тюремщик справлялся сам. Иногда заказывал готовую еду из рестораций, но в основном готовил сам или просил меня помогать. Я не горела желанием готовить еще со времен жизни с родителями, но отказывать хозяину дома, где живу, в этой малости не стала. И помогала, даже не скривившись.

После трапезы, Форд сам убирал со стола и мыл посуду. Порою, я помогала ему. Показал мне, как управляться с каким-то, огромных для артефакта размерами, бытовым прибором, куда можно сложить посуду грязной, а достать уже чистой. И я осваивалась с его домом, перестав удивляться его содержимому и только надеялась, что Форд будет таким душкой еще очень – очень долго и не начнет переходить границы приличия, потому что убивать его у меня в планы никак не входило. Да и в принципе, нет у меня планов. Не трогали бы меня и ладно. Сама ведь умру, мне и помогать не надо. Мое увядание уже началось и прогрессирует. И если это еще не сказалось на моей внешности, то внутренне я чувствую, как усыхает сердце, с каждым днем становясь все жестче, покрываясь заскорузлой корой, запекаясь в пролитой крови.

- Ты плохо ешь, - вырывает меня из задумчивости голос Форда и его изучающий взгляд смотрит с тревогой. – Ты снова не здесь, Диана.

- Ничего, - дергаются конвульсивно краюшки моих губ, намекая на улыбку, но по лицу Форда вижу, что моя ложь его не может ввести в заблуждение. – Я в порядке, - отправляю в рот кусок омлета, не чувствую его вкуса, не смотря на какую-то пикантную начинку.

- Зачем ты меня обманываешь? – без упрека, но с толикой обиды спрашивает Форд и откладывает свою вилку, берет меня за руку. – Я могу тебе помочь. Тебе вовсе не обязательно вариться в своих воспоминаниях. Нет необходимости страдать, Диана. Но ты должна сама захотеть выздороветь. Я не могу спасти того, кто не хочет быть спасенным.

- Я не хочу, - осторожно освобождаю свою руку из его ладони. – Мне не нужна помощь.

- Я прекрасно знаю, как выглядят люди без тяги к жизни, - поджимаются губы Форда. – Это моя работа, Диана. Лечить таких, как ты. Возвращать вам желание жить. И я вижу, что тебе нужна в этом помощь.

- Нет. Не нужна, - скукоживаюсь вся внутренне. – Возвращать к жизни нужно того, кому это надо. Мне… мне это не надо. Но не волнуйся. Я не буду кончать с собой. Просто смирись, что однажды, мое сердце остановится.

- Это все он, верно? – серые глаза становятся колючими и будто темнеют. – Этот… Дэкер, - словно выплевывает имя моего дракона Форд. И я дергаюсь, как от пощечины. Мы больше не говорили о Дэкере с того дня. А ведь прошло уже больше месяца.

- Скажи мне, - требует он, не повышая голоса. – Расскажи. Я могу помочь, -снова берет меня за руку. - Душевную травму можно залатать. Большинство расстройств психики, даже на почве сильного страха или насилия, можно купировать. Только позволь мне, помочь, Диана. Без твоего желания, все мои усилия будут напрасны.

Я молчу. Аппетит пропал окончательно. В глаза Форда не смотрю, старательно буравя центр стола между нами. Вторично забирать руку не решаюсь. А надо бы.

- Что он с тобой сделал? – будто вгрызаясь в самый мой мозг, звучит вопрос. – Обидел? Бросил? Нет, - видит по моей реакции ответы, не нуждаясь даже в их озвучивании. И тогда продолжает перечислять возможные варианты, - бил, насиловал? Тоже нет, - с определенной долей облегчения в голосе, констатирует он. – Ты его любишь, да? Любишь… - тут же добавляет он уверено, но раздраженно. – Неразделенная любовь? Безответная?

И тут я все же психую и вырываю свою руку, только сейчас сообразив, что это был не просто жест моральной поддержки. Его пальцы прощупывали мой пульс, пока он задавал вопросы. От досады я даже цикнула и встала из-за стола.

- Я не голодна. Прости, Форд, - по привычке делаю короткий книксен, что вызывает его тяжелый вздох, будто он устал от этих моих проявлений, чуждых его варварскому в плане этикета миру.

- Я сегодня оставлю тебя, - встает вслед за мной мужчина, - мне нужно отъехать в клинику, - объясняет он и набрасывает поверх легкой облегающей футболки белый пиджак с клетчатым рисунком. Поддернул рукава до локтей. Надел очки.

Вместо брюк он носил, как и большинство людей здесь узкие штаны из грубой ткани разной степени синевы, голубизны, потертости и дырявости. А на ногах мужчины тут предпочитали носить странную обувь, именуемую кроссовками. Вот и Форд напялил что-то из этого рязряда, слепящего своей белизной. Что такое сапоги с высоким голенищем тут очевидно не знали. Впрочем, в этом мире и нет необходимости в такой обуви. Дороги у них ровные и твердые. Нет опасности увязнуть по колено в размытой грязи. Климат излишне теплый, так что в сапогах можно свариться. У нас же, даже в летнее время года воздух не прогревается до такой степени, что хочется выйти на улицу в неглиже.

Здесь… все совсем иначе. Все чуждое мне.

- Ты помнишь, как связаться со мной? – спрашивает Форд, показывая на висящий на стене артефакт связи, именуемые странным словом «фоун» Я киваю в ответ. Пока еще не разу не довелось воспользоваться, чему я и рада. Не горю желанием трогать артефакты, которые неизвестно как могут сработать. Был уже опыт. Спасибо, хватит. И хотя жить и радоваться у меня желания не было. Но срочно умереть в муках, я тоже не горела желанием. А потому не спешила знакомиться со всеми благами этой очевидно высоко магически-развитой цивилизацией.

Форд и раньше меня оставлял одну. Сначала не надолго, но потом бывало, что я была предоставлена сама себе и на полдня и больше. Чем я занималась в его отсутствие? Я не знаю. Не помню. Кажется… просто была. Не хотела. Но была. Много времени проводя в саду у домашнего прудика с диковинными для меня яркими рыбами. У них были длинные вытянутые туловища, усы и большие ярко оранжевые или даже красные пятна по всему белому телу.

Мужчина ушел, выдав мне еще пару наставлений по безопасности. И хотя прекрасно знает, что без него я не подойду к холодильному шкафу и не заинтересуюсь едой, все равно рассказывает мне, что есть там, что я должна питься. Я киваю. Но мы оба понимаем, что еда мне неинтересна.