Ты мой закат, ты мой рассвет (СИ) - Субботина Айя - Страница 37

Уже на улице, когда где-то вдалеке над Северной столицей сверкают огни праздничных салютов, и над крышей нашего дома раскрываются «зонтики» фейерверков, я жмусь мужу под подмышку, как маленькая размахивая длинной палочкой бенгальского огня.

— Вот, - Антон протягивает свернутый в четверо лист формата А4 и забирает плед с котом.

На обратной стороне пара смешных рисунков. Я видела этот лист раньше - Антон носится с ним уже неделю и все время что-то чертит, пишет и рисует, не давая заглянуть даже глазком.

— Там какая-то хитрая экономическая схема отмывания денег? - пытаюсь пошутить я.

— Хитрая схема как потратить кучу денег, - сарказмирует муж. Разворачиваю страницу.

В рваном свете салютов не особо видно, но я успеваю различить контуры проекта дома. В том виде, как его мог бы нарисовать не архитектор.

Два этажа и мансарда со стеклянной боковой крышей.

Несколько комнат на втором этаже, две из которых - смежные.

Та, что меньше, помечена смешной детской рожицей.

— Это детская? - Не реви, дурочка, просто не реви!

— Нуда.

— И место под качели во дворе?

— Ага.

Реву, и слезы потихоньку мерзнут прямо на коже.

— И сад?

— Это. - тычет пальцем в одинокое дерево, - твоя дохлая елка, а не сад.

— Где одна - там и две.

— Ты вечный больной оптимист. Очкарик, но пусть будет две. - Он все равно милый, даже если смотрит куда-то вверх и старательно делает вид, что ему все равно до моего тихого и громкого одновременно счастья. - Еще можно сакуру посадить.

— И красный клен.

— И дикий виноград на забор пустить, - вслух размышляет Антон, вряд ли осознавая, что прижимает меня так сильно, что приятно сводит плечи. - Клумбы твои, дурацкие...

— Альпийские горки! - В шутку топаю ногой. Он же нарочно кривляется. - И пруд... с китайскими карпами.

— Да и обычные сойдут, будем коптить осенью. - Поправляет сверток с котом, который держит одной рукой. Из крохотного отверстия в теплой ткани загадочно блестят два кошачьих глаза. - Как закончатся праздники, малыш - поедем выбирать участок. Здесь весь этот хлам не поместится.

Я знаю, как он относится к детям.

Как, несмотря ни на что, ценит свою свободу даже в браке. Как любит этот дом. И что значит этот шаг.

Потому что дом, который пока существует только на бумаге, будет нашим. И там есть детская.

Остальное - просто испорченный телефон.

За всей этой, как любит шутить Антон, ванильной радостью, я чуть не забываю вручить мужу свой подарок. Хоть теперь делать это ужасно стыдно, потому что после кота и дома, то. над чем я старательно трудилась последние дни, кажется настоящей глупостью.

Но все же.

Потихоньку, как маленький ребенок, который хочет поймать за бороду Деда Мороза, достаю блокнот в твердом переплете. В нем нет ничего необычного: купила в канцтоварах еще пару недель назад, потому что старый закончился, а я люблю делать писательские заметки от руки, потому что не всегда получается записать свалившуюся на голову идею на диктофон. Пару раз делала это в метро, и после того, как окружающие начали коситься, словно на умалишенную, поняла, что, пожалуй, повторить это меня заставит только очень острая необходимость или травма руки.

Но за всеми заботами и новыми хлопотами блокнот так и остался неиспользованным.

И пригодился.

— С Новым годом, муж, - говорю тихонько, повторяя его трюк с котом: забираю сверток и передаю блокнот. - Это просто глупость. Извини. Совершенно не что-то равноценное тому, что ты сделал для меня.

Антон берет блокнот, с любопытством вертит в руках и после моего кивка отстегивает магнитный «замок».

Читает.

Закрывает блокнот.

Проводит языком по губам, долго молчит, и снова открывает.

— «Любимому мужу. Спасибо, что научил меня жить...» - читает вслух - и мне кажется, что ровно перед троеточием его голос чуточку меняется. Как будто даже моего непробиваемого циника пробила обычная человеческая сентиментальность.

— Это моя новая книга, - говорю я, когда муж смотрит на меня с явным желание услышать комментарии. - Первый раз пишу не фэнтези. Очень страшно. Это книга... Она о тебе. И для тебя.

Антон листает первые страницы. Их больше тридцати, все испачканы моими каракулями, выносками, и абсолютно отражают рабочий процесс писателя, когда у него нет возможности исправить ошибку, не оставив следов. Стрелочки, таблички, вынесенные в отельный блок целые абзацы текста.

— «Мартини с безалкогольным шампанским было на вкус, как амброзия, и мне хотелось упиться ею в самом безопасном месте на свете - салоне старого автомобиля, который вел мужчина, которого я знала всего час своей грустной жизни...» - Антон захлопывает блокнот, прячет его за домашнюю спортивную толстовку и смотрит на меня как-то так... как никогда не смотрел. - У тебя просто ужасный почерк, Очкарик.

— Мучайся, тебе это читать теперь ночью, в тусклом пламени сальной свечи, страдать и мысленно ругать тот день, когда учительница правописания переучила твою жену писать левой рукой.

— Это ты ей назло до сих пор пишешь каракулями? - делает вид, что верит.

— Да. - Вздыхаю - и мы с Добби синхронно урчим, когда Антон становится сзади, чтобы обнять нас двумя руками, прижать к своему теплой груди. - Тяжелые последствия детской психологической травмы.

— Спасибо, Очкарик, - все тем же немного севшим голосом.

— Извини, что это, по сути, просто ерунда.

— Может, писательница, для тебя это и ерунда. А про меня никто никогда книг не писал. И точно не посвящал их мне. Это лучше, чем медалька за заслуги перед Отечеством.

— Учти, муж, этот блокнот под стекло нельзя - он мне еще пригодится.

— А вот хрен. Купишь новый.

Пока я стараюсь хоть немножко сдержать фонтан переполняющих чувств, Антон успевает выставить телефон для нашего общего селфи. Я терпеть не могу фотографироваться, а тем более сейчас, когда выгляжу как оголодалый кишечный паразит, но все равно не успеваю сбежать. Антон делает пару кадров. Когда смотрит их, издает гаденький зловещий смех в ответ на мои попытки отобрать телефон. Что-то быстро набирает на телефоне, ждет пару секунд, а потом показывает мне результат.

— Это настоящее злодейство, - шмыгаю носом и, поддавшись, кажется, неискоренимой привычке, прикрываю рот рукой, чтобы муж не видел, как глупо я выгляжу, когда превращаюсь в клоуна.

У Антона нет зависимости от социальных сетей.

Он не ведет инстаграм

Не пользуется фейсбуком.

У него только страница в ВКонтакте, и та закрыта, и он использует ее в основном для общения с приятелями, которых можно пересчитать по пальцам.

Но теперь там наша совместная фотография.

И даже если я выгляжу на ней просто ужасно, все равно радуюсь, как последняя дурочка.

Потому что наш снимок подписан: «Первый НГ с женой, сыном и кошаком. Я охуенно богатый мужик!»

На следующий день, пока Очкарик валяется в кровати, мы с ее отцом делаем мясо на гриле, пока женщины на кухне возятся со всем тем, что мы не доели вчера. Честно говоря, думал, что всех запасов не хватит, чтобы прокормить эту ораву, но бабуля привезла пару здоровенных корзин всяких домашних вкусностей, тесть с тещей - пару ящиков крутого бухла и всякие экзотические деликатесы, ну и мои родители впряглись.

В общем, сегодня, первого, хоть мы начали просыпаться ближе к полудню, а до мяса добрались только к трем, я сомневаюсь, что в меня влезет хоть кусок. Но зато, оказывается, классно, когда тесть - свой в доску. Мы с ним потихоньку наворачиваем «Хеннесси» какого-то выдающегося года розлива, потихоньку чокаясь «Ну, за все!», и закусываем бутербродами с тарелки, которые принесла тетка моей жены. Та, которая вменяемая. Хотя до сих пор визжит, словно резанная, когда натыкается на кошака. Кстати, мелкая белая зараза уже обжился, перестал трястись и исправно сделал все свои кошачьи дела в лоток. А все остальное время, что попадался мне на глаза, был занят изучением своих новых владений. По крайней мере, рожа у него была соответствующая.