Скиф-Эллин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 1

Иногда я задумываюсь над вопросами, в чем причина и цель моих скитаний по эпохам и странам, это наказания или награда и за что, почему выбрали именно меня — обычного капитана дальнего плавания, каких в начале двадцать первого века было пруд пруди? Ответов на каждый вопрос у меня много, но даже самые простые не тянут на то, чтобы быть самыми вероятными. Обычно заканчиваю ломать голову незамысловатым выводом, что я должен передать предкам знания, которые дошли от них до меня в будущем, что круг истории мореплавания должен замкнуться. Тогда возникает другой вопрос: в двадцать первом веке что-то случится и начнется новый круг, с самого низа, и я успел выскочить перед самым апокалипсисом? Впрочем, этот вопрос будем меня интересовать, если вдруг вернусь в двадцать первый век.

Сейчас я гребу веслами, приближая лодку к большому острову. Увидел его еще вчера вечером, но до темноты не успел добраться, переночевал в море. В момент моего покидания судна мы были уже далеко от Крита и еще далеко до Родоса. Скорее всего, это Карпатос. Я запомнил его название потому, что созвучно с Карпатами. Остров сравнительно невысок. В будущем у берега, рядом с пляжами, будут располагаться городки, деревеньки и отели. Сейчас, если не считать несколько домов, разбросанных там и сям, жители острова обосновались на вершине, прилегающей к бухте, в которой будет порт Карпатос, принимающий паромы из Афин. Нынешнее поселение обнесено каменной стеной высотой метра четыре с шестью прямоугольными угловыми башнями и двумя по бокам от ворот, выходящих к бухте. Здесь один из немногих на греческих островах песчаный пляж. Точнее, из чего-то мелкого, что с натяжкой можно обозвать песком.

Никогда не понимал любителей отдыха на греческих островах. Пляжи на них по большей части галечные. Лежать на гальке, даже нагретой солнцем — не самое приятное удовольствие. Разве что радикулит лечить. До воды надо добираться в обуви, если, конечно, не ходишь с детства босиком и имеешь дубленые подошвы. Под водой у берега, кроме крупной гальки, еще и большие камни, между которыми надо лавировать. В итоге каждое купание превращается в приключение, маленькое или не очень. Отдых для тех, кто не ищет в жизни легких путей даже во время отпуска.

Сейчас на пляже нет курортников, если не считать стайку голой детворы, которая плещется на мелководье рядом с двумя вытянутыми на берег галерами. Суда не такие, какие были в предыдущую эпоху, хотя похожи, особенно нарисованными на скулах у форштевня глазами, очень большими, несоразмерными с длиной корпуса. Будь у меня такие же несоразмерные, уместились бы на лице только в вертикальном положении, а между ними с трудом втиснулся бы тонкий нос. Всё остальное пришлось бы перемещать на затылок. Одна галера разгружалась, а вторая грузилась. Привезли что-то в больших темно-красных с черными рисунком амфорах, а увозить собирались шкуры, козьи и овечьи, связанные в рулоны. Все грузчики были голыми, с загорелыми до черноты, мускулистыми телами. Египетская мода, видимо, добралась и сюда. Те, кто покрикивал на них — в коротких, до колена, красноватых шерстяных туниках без рукавов и с примитивным орнаментом черными крестиками по подшитому подолу. Головной убор — соломенную шляпу с узкими полями — был только на одном человеке, как догадываюсь, капитане и/или хозяине разгружающейся галеры. Это был низкорослый толстяк с красным потным лицом, который часто вытирал его, лоб и, приподняв шляпу, обширную лысину куском мятой, льняной материи — то ли большим носовым платком, то ли маленьким полотенцем. Выше галер по берегу на шестах в несколько рядов были растянуты на просушку рыбацкие сети. Одну чинил старик в экзомисе — куске грубой ткани, пропущенном под правой рукой, скрепленном на левом плече и подпоясанном замусоленной бечевкой с растрепанными концами.

Я вытянул лодку на берег, упаковал свои вещи, чтобы удобно было нести. Спасательный жилет опять пропал вместе с нажитым непосильным грабежом. Я уже успел смириться с этим, поэтому даже обрадовался, что меньше надо нести. Жилет был очень неудобной поклажей. Подумал, брать весла или нет? Решил, что, если захотят, украдут лодку и без весел. Мне она по большому счету не нужна. И так руки растер, пока догреб до острова. Добираться таким же способом до расположенного по соседству Родоса или любого другого острова у меня не было желания. Попробую продать лодку и на вырученные деньги купить место на одной из галер.

Я подошел к толстяку в соломенной шляпе, спросил на том греческом, на котором говорили в предыдущую эпоху:

— Куда поплывете?

— В Афины! — ответил он таким тоном, будто я спросил о несусветной глупости.

— Вторая галера тоже? — поинтересовался я, чтобы раззадорить его еще больше.

— Она с Родоса! Разве не видно?! — воскликнул толстяк.

Как по мне, галеры были похожи. Разве что у ближней зрачки нарисованных глаз были синие, а у дальней — красные, как у запойного алкаша. Насколько я помню по шестому веку новой эры, вино на Родосе, особенно красное, было лучше, чем на других греческих островах, за исключением Хиоса, так что не удивительно было приобрести такие зрачки.

— Сколько возьмешь за провоз до Афин? — спросил я.

— Это твоя лодка? — задал он встречный вопрос.

— Моя, — ответил я и упредил следующий его вопрос: — Продаю ее.

— Я возьму ее в оплату за проезд, — предложил толстяк.

— А личико не треснет?! — поинтересовался я, подобрав греческий аналог, который звучал мягче и без юмора.

Кстати, греческий язык за время моего перемещения немного изменился, но я не мог угадать, как именно. Я легко понимал, что говорит собеседник, и он без труда вникал в смысл сказанного мной, но при этом у меня возникало чувство небольшого дискомфорта, как в двадцать первом веке при общении с поляками или сербами.

— Тогда сиди здесь и жди следующую галеру! — возмущенно молвил толстяк.

— Вырученного от продажи лодки хватит, чтобы оплатить проезд и прождать здесь до холодов, — сказал я, приврав, конечно, но не больше, чем мой собеседник.

Он вдруг улыбнулся, будто услышал комплимент, и произнес восхищенно:

— Ты такой же хитрый, как я!

В Одессе эта фраза предвещала попытку кидка, бессмысленного и беспощадного.

— Мне далеко до тебя! — польстил я в ответ, что в Одессе обозначало крайнюю степень пренебрежения к намерениям собеседника.

Грек понятия не имел об одесском этикете (или я не врубался в нынешний греческий), поэтому заявил самодовольно:

— Так и быть, отвезу тебя в Пирей и дам за эту лодку пять драхм.

— Пятнадцать драхм, — потребовал я, вспомнив, что на восточном базаре первую озвученную цифру надо умножать или делить на три, в зависимости от того, продаешь или покупаешь.

Видимо, умножать надо было на десять, потому что толстяк сразу согласился.

— Когда отплываешь? — спросил я.

— Сегодня к вечеру разгрузимся, завтра погрузимся и, если Посейдон будет не против, послезавтра утром отправимся в путь, — подробно объяснил он.

— Ты — капитан или владелец галеры? — задал я вопрос.

— Хозяин! — торжественно оповестил он и представился: — Меня зовут Хариад. А тебя, чужеземец?

— Александр, — ответил я.

— У тебя греческое имя. Твои родители греки? — поинтересовался он.

— Нет, но мой народ торгует с греками. Один из них по имени Александр оказал услугу моему отцу, и тот дал мне его имя. Наверное, боги шепнули моему отцу, что мне придется побывать у вас, — придумал я наскоро.

— Откуда ты родом? — продолжил допрос Хариад.

— Из Гипербореи, — ответил я.

— Это где скифы живут? — уточнил он.

— Севернее их на пару месяцев пути, — сообщил я.

— Где всегда очень холодно? — задал Хариад еще один уточняющий вопрос.