Скиф-Эллин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 16

Сколько было врагов, я не ведал и не собирался выяснять. В отличие от нас, они знают, где мы, что дает им явное преимущество даже при меньших силах. Я развернул коня и крикнул, чтобы бессы скакали за мной. Приказ мой не понравился. Бессы явно горели желанием отомстить за погибших, но подчинились. Топот копыт наших лошадей должен был хорошо слышен иллирийцам. Легкая первая победа, наше малое количество и, как должны решить враги, наша трусость должны раззадорить их охотничий инстинкт.

Удалившись от места засады метров на пятьсот, за очередным поворотом дороги, я остановил своего коня и приказал бессам:

— Лошадей оставляем здесь и прячемся на склоне цепочкой, на расстоянии два корпуса коня друг от друга. Я стреляю первым.

Вот тут они и повеселели. Понимали, что в той ситуации глупо было скакать на помощь погибающим товарищам, но все равно свалили бы вину на меня. Мол, струсил командир, а мы-то хотели… В результате им пришлось бы принимать сложное решение: служить под командованием труса или уйти из отряда неведомо куда. Оба варианта приятными не назовешь.

Иллирийцы появились через пару минут после того, как мы расположились на позициях. Было их с полсотни. Доспехи кожаные, только у командира, скакавшего первым, бронзовые шлем и «анатомический» панцирь, захваченный у какого-то богатого грека. Круглые кожаные щиты диаметром сантиметров шестьдесят были закинуты за спину. Вооружены дротиками, средними луками, такими же плохенькими, как у бессов, и короткими мечами или булавами. Иллирийцы торопили своих неказистых, но выносливых лошаденок, надеясь на легкую добычу.

Я подпустил иллирийского командира метров на пятьдесят. Он скакал прямо на меня по дороге, которая ниже места засады поворачивала направо. Я не стал мудрствовать лукаво, выстрелил прямо в панцирь сразу над головой лошади. Убойной сила у стрелы, выпущенной умелым стрелком из монгольского лука, хватит, чтобы прошибить два таких доспеха, особенно, если жертва несется навстречу. Командир увидел меня и летящую стрелу одновременно. Вряд ли у него было время на просчитывание ситуации, скорее, действовал инстинктивно, наклонив голову в шлеме вперед, спрятав открытое лицо. За туловище, защищенное крепким бронзовым греческим доспехом, не беспокоился. Не знаю, успел ли командир удивиться, когда почувствовал, как моя стрела прошивает его тело? Я уже стрелял в других иллирийцев, быстро выхватывая стрелы из колчана, положенного на склон у правой руки. Внезапное нападение вызвало сумятицу. Иллирийцы сперва сбились в кучу, благодаря чему расстреливать их с такого малого расстояния было под силу даже неопытному лучнику, потом, потеряв более половины отряда, начали разворачивать лошадей. Решение было запоздалым. Удрать успели шестеро, причем у каждого в щите и, наверное, в спине торчало по две-три стрелы.

— Спускаемся, добиваем раненых, собираем трофеи! — приказал я бессам.

Несколько иллирийцев были еще живы. Я смотрел на их круглые лица, светло-русые волосы и бороды и думал, что они больше похожи на славян, чем на албанцев, которые будут считать иллирийцев своими предками. Да и язык их отдельными словами и многочисленными суффиксами и префиксами похож на древнеславянский.

Раненым перерезали глотки, после чего трупы вытряхнули из доспехов, одежды и обуви, которые были расфасованы, упакованы и закреплены на спинах трофейных лошадей. Панцирь командира положили сверху, чтобы удобнее было продемонстрировать всем желающим дырку в нем от моей стрелы. Это будет история из разряда «если бы сам не увидел, не поверил бы…».

Пять человек поскакали к тому месту, где погибли наши товарищи, нашли их тела, погрузили на лошадей, чтобы по возвращению в лагерь сжечь на костре, а остатки костей сложить в глиняный кувшин и закопать. При том количестве убитых врагов и захваченных трофеев потери были незначительными.

Пелия — небольшое поселение в долине, окруженной горами. Здесь проходила дорога из Эпира к иллирийцам и протекала речушка с названием Черная, приток Вардара — главной македонской водяной артерии. Говорят, отважные парни сплавлялись по ней, протекающей по горным ущельям, в Македонию и дальше в Эгейское море. Поселение служило местом для стоянки торговых караванов, поэтому было защищено каменными стенами высотой метра четыре с четырьмя башнями на углах неправильной трапеции и двумя надвратными. До нападения здесь жило человек восемьсот и плюс сотня македонской пограничной стражи, которая заодно охраняла караванный путь. Дарданцев было по показаниям разных очевидцев от десяти до двадцати тысяч. При нынешнем умении считать их могло быть, сколько угодно, но явно много, и на помощь шли тавлантии примерно в таком же количестве. Пелию захватили за день. Ходили слухи, что не обошлось без предательства. Взятых в плен македонских стражников казнили и выставили головы на кольях на крепостных стенах у ворот, а мирных жителей продали в рабство. Сейчас в городе гарнизон из пары тысяч дарданцев. Остальные расположились на склонах гор вокруг города. Обычно прячутся в лесу, но время от времени поодиночке или малыми группами выходят на открытое пространство, то ли по каким-то личным делам, то ли напоминая о своем присутствии.

Войдя в эту долину, македонская армия оказалась в окружении, правда, не полном. Наши отряды контролируют дорогу в долину с востока. В том числе и мой отряд находится в месте, где лес близко подступает к узкой кривой дороге. Мы расположились на склоне, загородившись арбами от нападения сверху. Я приказал вырубить деревья и кусты до опушки леса, чтобы невозможно было подкрасться незаметно. Теперь потихоньку сжигаем запасенные дрова. К тому же, к арбам привязаны две собаки, взятые в аренду у обозных. В первый день собаки постоянно злобно лаяли в сторону леса. Потом их и нас оставили в покое, поняв, наверное, что внезапно напасть не получится.

Основная часть македонской армии обносит крепость Пелию валом из камней, чтобы отрезать сообщение осажденных с остальными иллирийцами. Клейт было бросил своих дараданцев в атаку, но нарвался на плотные ряды фаланги и обстрел с флангов и сразу вернулся в горы. Наверное, ждет прихода тавлантиев. Кстати, пленный дарданец рассказал, что перед атакой их предводитель принес в жертву богам трех мальчиков, трех девочек и трех черных баранов. Видимо, бараны оказались лишними или с цветом не угадали.

Мы тоже не нападаем, потому что рельеф местности таков, что фаланга на ходу рассыпается на части и сразу становится уязвима при фланговых атаках, а одной конницей на гористой местности не справимся. В гору не поскачешь галопом, не наберешь разгон для навала. Иногда мне кажется, что сейчас лошади наносят врагу больше урона, чем всадники. Пауза долго тянуться не может, потому что у нас начались проблемы с едой. Позади нас македонские поселения, из которых выгребли все, что можно было по-хорошему, а по-плохому нельзя.

Утром третьего дня гетайры под командованием Филота отправились в соседнюю долину, где жили дарданцы, чтобы разжиться едой на всю армию, судя по обозу из сотни пустых арб, который последовал за ними. Филота — сын Пармениона, друга и одного из лучших полководцев царя Филиппа, который сейчас невыразительно сражался с персами в малоазийской Ионии. Греческий полководец Мемнон, который командовал персидской армией в тех краях, медленно и уверенно вытеснял македонцев в Европу. Говорят, что сын пошел в отца, не уточняя, в чем именно. Как полководцев, я их в деле не видел, так что ничего сказать не могу.

После полудня в наш лагерь прискакал гетайр с известием, что на них напали подошедшие тавлантии. Точнее, обрушили на дорогу лавину из камней, образовав трудно проходимый завал, и обложили со всех сторон, не давая ни идти грабить, ни удрать с награбленным. Александр с одним крылом фаланги поспешил на помощь гетайрам.

— Будь внимателен, особенно ночью, — предупредил меня Эригий. — Иллирийцы могут напасть в любой момент.