Скиф-Эллин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 39

— И я заберу этот.

Я никогда раньше не был в Дамаске. Собирался посетить столицу Сирии в двадцать первом веке, когда выгружался в Тартусе, но началась гражданская война. Агент посоветовал мне не только никуда не ездить, но и не сходить на берег, потому что у аборигенов появилось новое развлечение «Отрежь голову европейцу». Впрочем, и друг другу отрезали с радостью. Главное — сделать это первым. Сейчас Дамаск — небольшой город, защищенный шестиметровыми стенами, сложенными из плохо обтесанных камней, расположенный на горном плато на южном берегу мелкой реки. Говорят, весной, во время таяния снега в горах, она становится глубоководной и широкой. Увидеть это мне не довелось. Скифская ила простояла на пастбище неподалеку от города чуть больше месяца. Именно такой срок потребовалось македонским счетоводам, чтобы пересчитать, упаковать и погрузить захваченные трофеи — обоз армии царя царей Дария, который был оставлен здесь. Для этого сюда был послан Парменион вместе с фессалийцами и частью греческих конных наемников. С главными силами Александр Македонский пошел покорять Финикию.

Дамаск сдался без боя. Еще за два дневных перехода нас встретила делегация горожан, которая сразу и безоговорочно перешла под власть македонского царя и попросила лишь об одной милости — оставить им нынешнего правителя, выходца из местной царской династии, которая правила уже много веков, со времен независимого Дамасского царства. Часть делегации сопроводили к Александру Македонскому для решения этого вопроса, который и оказал им милость.

Фессалийцев и греческих конных наемников, за исключением старших командиров, разместили за крепостными стенами. По приказу Пармениона, который, как старый солдат, хорошо знал армейские нравы, в город нас пускали только небольшими группами и без оружия. Мне тоже разрешили пожить в городе, но я отказался. В моем шатре блох, клопов и вшей намного меньше. Вокруг моего шатра стояли другие, захваченные бессами после сражения у Исса. Наверное, взяли их, следуя моему примеру или просто из жадности, а теперь убедились, насколько лучше ночевать в шатре, чем под открытым небом. Две ночи выдались с минусовыми температурами. Бессы у себя в горах привыкли к такому, а вот фессалийцы и другие греки из приморских городов, которым негде было укрыться, жгли всю ночь костры, чтобы не замерзнуть.

Когда вся добыча была погружена, караван повез ее на запад, к Средиземному морю, а потом по дороге, идущей вдоль берега — на юг, вдогонку за македонской армией, которой без боя сдавались один финикийский город за другим. Я ехал по местам, в которых, как мне казалось, был всего несколько лет назад, и не узнавал их. Точнее, узнавал горные вершины, речные долины и морские бухты, а вот города — нет. То странное чувство, когда кажется, что раньше видел что-то похожее, но никак не вспомнишь, где и когда. Может, если бы задержался в каждом городе на недельку-две, то нашел бы что-то знакомое, но шли мы без задержек, хотя и со скоростью передвижения волов, строго придерживаясь ритма караванного пути. Я еще подумал, что этот ритм сохранится на тысячелетия, вплоть до изобретения парового двигателя.

Македонскую армию мы догнали у города Тир, который все еще носит гордое название Сор (с финикийского «Скалистый остров»). Теперь это неофициальная столица Финикии. Выходцы именно из этого города основали во время моего отсутствия Карфаген и многие другие поселения на берегах Средиземного моря и даже Атлантического океана. Уверен, что помогли им в этом и переданные мной знания по кораблестроению. Этот город я узнал сразу, что с учетом его островного положения было не трудно. Точнее, узнал наполовину. Увидев остров издали, я подумал, что он остался прежним, разве что крепостные стены теперь выше на метр-полтора, а вот материковая часть сильно изменилась. Мало того, что выползла за пределы старых крепостных стен, но преодолела и новые. Пригороды занимали по площади три четверти материкового Тира. Заметно подрос город и в высоту. Такого количества трех- и четырехэтажных домов я не встречал даже в Афинах. Материковая часть Тира сдалась без боя, и в ней расположилась македонская армия. Островная вела переговоры с царем Александром. Тирцы желали остаться нейтральными. Уверенные, что островную часть невозможно захватить без сильного флота, которого у македонцев нет, хотели дождаться окончания войны с персами и перейти на сторону победителя. Несмотря на разгромное поражение персов у Исса, жители Тира думали, наверное, что Дарий все равно победит и припомнит им предательство.

— Располагайся где-нибудь неподалеку, — приказал мне Парменион после того, как мы сдали царю захваченное в Дамаске. — Скоро Александр договорится с горожанами, и пойдем дальше.

В отличие от старого полководца я знал историю города, в том числе и о семимесячной осаде его Александром Македонским. Знал это не только из советского учебника по истории, но и побывал в свое время в городском историческом музее, где увидел чертежи этапов осады и разные предметы той эпохи. У меня будет возможность сравнить действительность с дошедшим до потомков. Предполагаю, что отклонения будут только в мелких деталях. Допустим, осада продлится не ровно семь месяцев, а плюс-минус неделя. Поэтому повел Скифскую илу на юг, в рыбацкую деревню на берегу моря, что километрах в трех от последних домов пригорода. Здесь мы были едва ли не первыми представителями македонской армии, но точно единственными на данный момент. Расположились на пустыре рядом с деревней, на котором ночевали купеческие караваны, которые хотели рано утром въехать в Тир. Здесь все было дешевле, чем в пригороде, а ночевка и вовсе бесплатная, хотя и не такая безопасная. На этот раз шатры поставили по периметру и впритык друг к другу, чтобы к нам было не слишком просто пройти, оставив проход в сторону деревни, а в центре разместили два командирских, мой и Битюса. Лошадей, волов и мулов отвели на пастбище в горах, где их посменно охраняли два десятка воинов. Выкопали выгребные ямы и соорудили туалеты с расчетом на многомесячную стоянку. Я сказал, что простоим здесь полгода — и бессы сразу поверили, потому что пока сбывалось всё, что накаркала моя «пифия».

Кстати, сортирные дела — самый яркий показатель разности культур. Македонцы, бессы и прочие варвары используют в роли туалетной бумаги летом листья и траву, особенно лопухи, а зимой — солому; продвинутые греки — морскую гальку (так и хочется назвать их мазохистами!); финикийцы и прочие жители Ближнего Востока подмываются водой, может, потому, что здесь проблемы и с листьями, и с галькой, и с мазохизмом. Не знаю, как сейчас обстают дела в Японии, но во время моего последнего посещения порта Осака в двадцать первом веке посещение общественного туалета стало самым ярким впечатлением. У меня даже появилось подозрение, что задница у японцев — самая важная часть тела. Унитаз под музыку сделал все сам, без подсказок, и напоследок обмыл, обдул теплым воздухом, обработав мою задницу лучше профессиональной массажистки. Я чуть не кончил от удовольствия. Возможно, была и конкретная программа ублажения, но я не знал, как ее включить, не тянул в то время в иероглифах, которые, что удивило меня, одинаковы у японцев и китайцев, несмотря на то, что языки разные. Образованные китайцы могут общаться с образованными японцами, переписываясь, абсолютно не зная при этом чужой язык.

С жителями деревни я общался на финикийском языке. Он, конечно, изменился, но основные слова остались прежними. По крайней мере, моего запаса слов хватило на то, чтобы объяснить рыбакам, что лучше кормить и терпеть нас, чем налеты других отрядов, которых в македонской армии намного больше, чем запасов и терпения у финикийцев. Они были уверены, что мы скоро уйдем, поэтому отнеслись к моим словам с пониманием. Я не стал портить им настроение, предупреждать о семимесячной осаде. Приятная мысль о нашем скором уходе поможет им скоротать этот продолжительный срок.