Перегрин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 18

Быстро уколов его саблей в шею чуть ниже подбородка, чтобы уж точно нейтрализовать, я делаю два шага вбок, смещаясь на край ровной площадки, ближе к реке, потому что на меня прут сразу двое в кожаных доспехах. У одного, того, что справа, пилум. Теперь преимущество в длине оружия не на моей стороне. Действует он пилумом, как копьем, и осень быстро. Такое впечатление, что наконечник присоединен к отбойному молотку. Я еле успеваю уклоняться и отскакивать. В это время слева подкрадывается второй враг с гладиусом в левой руке. Эта пляска на краю площадки не могла продолжаться долго, и убежать я не мог, причем не только потому, что выглядел бы не кошерно, а еще и получил бы пилум в спину, что на дистанции в несколько метров дает однозначный результат. Меня даже посетила мысль, произойдет ли перемещение, если окажусь в реке?

Ответ дал пилум. Вражеский, но брошенный умелой галльской рукой. Я позабыл про Дейти. Был уверен, что раненый галл доковылял до лодки и, в лучшем случае, остался ждать меня недалеко от берега. Он оказался лучше, чем я предполагал. Заметив, в какой ситуации нахожусь, вернулся и поразил ближнего из врагов. Пилум пробил кожаный доспех на левом боку нумидийца и влез сантиметров на двадцать. Я не стал добивать раненого, который все еще стоял и держал в руке оружие, обращенное в мою сторону, но уже не шевелился. Видимо, любое движение вызывало адскую боль. Отбив лезвием кинжала гладиус другого нумидийца, я коротко рубанул его саблей наискось по лицу и уже вторым ударом, более спокойным и выверенным, располовинил наискось туловище от правой ключицы до левого подреберья. Правая часть тела упала направо, левая вместе с головой — налево. Земля вокруг них сразу потемнела от обильно хлынувшей крови. Почти одновременно с двумя частями этого тела рухнуло и другое, всего лишь продырявленное пилумом. Нумидиец, несмотря на смертельную рану, был еще жив, дышал глубоко и хрипя. Чтобы долго не мучился, кончиком сабли я перерубил ему шейные позвонки сразу ниже черепа, оголившиеся потому, что при ударе о землю слетел шлем.

Пятого нумидийца я не обнаружил. Он был полноват, бежал последним, сильно отставая. Наверное, трезво оценил ситуацию и слинял по-тихому, решив приберечь пилум. Жаль, его кольчуга пригодилась бы мне! Я думал, что вернемся в Мизен через пару недель и не взял с собой денег. Мало ли, что случится, а так у Поллы сохранятся, пусть и не все. К сожалению, служба на либурне, за редким исключением, не дает возможности пополнять запасы за счет населения вражеской территории, а скудный однообразный солдатский рацион порядком надоел. Поэтому я сразу занялся сбором трофеев. В римской армии всё, что снял с убитого тобой врага — твоё. Остальное должен сдать, а потом получить долю после раздела командующим, который тот произведет по своим правилам, потому что обязательных не было. Первым делом я занялся трупом нумидийца в кольчуге и железном шлеме. Все-таки это более надежные доспехи, чем кожаные. Снял шлем, оголив голову с черными кучерявыми волосами, по которым суетливо перемещались вши, потерявшие источник питания и обогрева. Стянул портупею, на которой висели ножны гладиуса, и расстегнул кожаный ремень с бронзовой пряжкой в виде головы слона. На ремне висели кожаный кошель с двумя серебряными римскими сестерциями и шесть медных монет, судя по галере на аверсе, финикийских, и в кожаных ножнах обоюдоострый нож с рукояткой из оленьего рога. Потом занялся кольчугой. Залитая кровью, она липла к похолодевшему телу и к моим теплым рукам, снималась тяжело. На теле тоже хватало вшей, причем они старательно избегали мест, залитых кровью, которой питаются. Как мне рассказали, кольчугу римляне позаимствовали у галлов. Сами изобретать слабаки, зато хорошо перенимают и улучшают чужое.

— Давай быстрее! — прокричал матрос с тузика.

Я сделал вид, что не слышу его. Собрал остальное оружие и шлемы, в том числе и с лежавшего выше по склону, убитого пилумом Дейти, а заодно и подобрал щит галла. Раз уж он не удрал и спас мне жизнь, помогу ему. За утраченные щит и пилум ему пришлось бы платить. Я сложил всю добычу на шит и понес его к лодке.

Дейти уже сидел на задней банке. Матрос перевязал ему рану грязной тряпкой.

Я вернул галлу щит и пилум и добавил к ним шлем и ремень с гладиусом и ножом убитого им нумидийца:

— Это твое.

— Спасибо! — поблагодарил Дейти.

Он смотрел на меня так, будто я сделал что-то, чего не должен был. Наверное, в римской армии не принято выручать сослуживцев другой национальности и уж тем более из другого подразделения или делиться с ними трофеями.

Пока матрос греб к либурне, которая медленно сплавлялась, я отмыл кольчугу от крови. Распанахал ее, конечно, сильно. Один из наших велитов был кузнецом, возил с собой небольшой горн и наковальню, выполняя за это мелкие работы для судна. В свободное от службы время он чинил оружие и доспехи всем, кто мог заплатить. Брал не только деньгами, но и любыми ценными вещами. Предполагаю, что ремонт влетит мне в пару кожаных шлемов и гладиус или пилум. Зато у меня будут серьезные доспехи, не чета нынешним.

Когда мы поднялись на борт либурны, которая была уже напротив остановившейся римской армии, центурион подошел ко мне, осмотрел трофеи, после чего произнес:

— Наносил удары ты, конечно, неправильно. Надо было колоть, а не рубить. Когда рубишь, открываешь правую руку и правый бок, а когда колешь, весь закрытый. И колющий удар поражает надежнее, хотя при той силе, что бьешь ты, сойдет и рубящий.

— Я и колю, когда есть возможность, — не стал спорить с ним.

— Так, говоришь, пиратом раньше был? — молвил Фест Икций не столько вопросительно, сколько утвердительно

— Я много кем был, и пиратом тоже, — честно признался я.

— Я так и подумал, — с умным видом сказал центурион, по поводу сообразительности которого у меня были большие сомнения. — Ты не обязан был останавливаться и прикрывать раненого товарища, поэтому достоин фалеры или даже «Серебряной чаши». Я доложу о твоем подвиге командованию.

В римской армии существует система наград за подвиги: фалера — серебряная или золотая и круглая или овальная бляшка диаметром от четырех до семи сантиметров — за отличие в бою; «Копье» — серебряный значок в виде копья — за нанесение ранения врагу не во время боя, а когда необходимости в поединке не было; «Серебряная чаша» — за убийство врага в таких же условиях; «Торквес и имулы» — золотое ожерелье и наручные браслеты — за отвагу в сражении; «Золотой венец» — за выдающуюся отвагу в сражении; «Морской венец» — золотой венец, украшенный носами трирем — за выдающуюся отвагу в морском сражении; «Стенной венец» — золотой венец с зубцами в виде башен — первому, взошедшему на стену вражеского города во время атаки; «Венец отвага» — первому, ворвавшемуся во вражеский лагерь; и высшая «Гражданский венец» — дубовый венок — первому, взошедшему на стену и проявившему выдающуюся отвагу во время штурма, а также за спасение соратника с риском для своей жизни во время сражения. Обладателя «Гражданского венца» окружали особым почетом, а спасенный им воин должен был подарить золотой венец и почитать до конца жизни, как отца. Венцами, за редчайшим исключением, награждали только офицеров.

Гай Публий Минуций рассказывал мне, что награжденных легионеров реже ставят в наряды, привлекают к разным тяжелым работам и чаще назначают на халявные и денежные должности, поэтому как можно радостнее произнес:

— Буду признателен!

На берегу реки не по дням, а по часам растет каструм (лагерь). Обычно римляне строят их на возвышенном месте, чтобы был обзор, но сейчас не до жиру, возвращаться на гору при постоянной угрозе нападения не рискуют. Да и фактор близости воды играет в жарких странах важную роль. Часть солдат копает ров, часть на склонах горы валит деревья на частокол, часть устанавливает палатки ровными рядами с прямоугольной площадью в центре, на одной стороне которой шатер Квинта Цецилия Метелла, напротив него — Публия Рутилия, а остальные легионеры стоят готовые к бою. Наша либурна вытащена носом на берег ближе к той стороне лагеря, что обращена к горе. Велиты и гребцы, вооруженные, чем попало, стоят на суше возле ее носа, а стрелки — на носовой палубе, рядом с катапультой. Если враг попробует прорваться по берегу реки, мы его встретим и… Знаю, что в конечном итоге все эти территории станут римской провинцией, но вот исход каждого сражения для меня загадка. Жалею, что в будущем плохо учил историю Рима. В любом случае у меня больше шансов спастись, чем у тех, кто стоит внизу. Я уложил в свой вещевой мешок запас еды на случай, если придется добираться на лодке до берега моря, где находится укрепленный римский лагерь, или вплавь на противоположный берег, а потом на своих двоих вдоль реки.