Рождественский подарок - Арсаньев Александр - Страница 17
- Предыдущая
- 17/45
- Следующая
– Что вы имеете в виду? – Ольга Павловна впервые оторвала свой взгляд от тарелки. – Иван Парфенович? Но этого же не может быть! – всплеснула она руками.
– Успокойтесь, княгиня, – сказал Медведев. – Иван Парфенович Колганов – всего лишь подозреваемый!
Я не мог наблюдать за этим фарсом без смеха, и одному Господу Богу было известно, чего мне стоило сохранять бесстрастное и непроницаемое лицо.
– Ну у вас, Лаврентий Филиппович, и шуточки! – облегченно выдохнула княгиня. – Я уверена, – всхлипнула она, – что это дело рук проклятых индийцев! – Ольга Павловна зло стрельнула глазами в сторону Миры.
Индианка почувствовала этот взгляд и замерла, словно натянутая, готовая в одночасье лопнуть, струна. На Миру было больно смотреть, и я готов был разорвать на части княгиню, которая вела себя по отношению к ней по меньшей мере несправедливо. Однако я отдавал дань ее горю и потому прощал…
Гродецкий поднял бокал с венгерским, осушил его и механически перевернул вверх дном привычным движением руки. Потом, правда, вернул его в исходное положение и поставил на скатерть. Однако этот жест поляка привел меня в искреннее изумление. Неужели?.. Но почему тогда?..
На страницах своего дневника я все же осмелюсь открыть эту тайну… Да смилостивятся надо мною Господь и братья! Но иначе я не сумею объяснить, что именно так удивило меня!
Станислав Гродецкий невольно проделал один из опознавательных масонских знаков. Но если он масон?.. В памяти у меня тут же всплыли перчатки, таинственным образом исчезнувшие из комнаты англичанки, и мысль, возникшая у меня тогда…
Я снова взглянул на Гродецкого, который как ни в чем не бывало уплетал один из двух супов, поданных к столу.
Но если поляк – масон, – рассуждал я мысленно, – он не мог не знать, что и я тоже принадлежу к огромному и могущественному братству вольных каменщиков! Если только Титов не успел сказать ему об этом? Но князь не представил Гродецкого как брата и мне, что тоже было одним из обстоятельств, которые я не в силах был объяснить. Впрочем, этого Николай Николаевич тоже мог не успеть сделать ввиду своей скоропалительной гибели. Однако поведение Кутузова и вовсе казалось необъяснимым! Я был уверен, что если поляк и в самом деле масон, то Иван Сергеевич не мог об этом не знать, ибо он – персона весьма осведомленная, да к тому же ничего и никогда не делает без особой на то причины! Значит, – заключил я, – речь шла о какой-то неведомой мне доныне политике, игре, смысла которой я пока не понимал и выступал в ней в роли самой обыкновенной пешки!
Но я мог и ошибаться. Ведь в пользу того, что Гродецкий принадлежал к той же всемирной организации, что и я, говорило совсем немногое… И потом, если я начинал подозревать его и гувернантку, то концы и вовсе не сходились с концами. Зачем тогда поляку убивать князя, который был членом того же братства?
И все-таки я решил хоть как-то разобраться в этом вопросе и внести в него какую-то ясность. Прежде всего я посчитал возможным сделать несколько знаков Гродецкому, справедливо рассудив, что ответить на них мне он сможет только в том случае, если сам принадлежит к какому-нибудь масонскому ордену. Однако оставалась малая вероятность того, что он не захочет выдать себя…
Но я все же надеялся, что обрету в лице польского аристократа верного и надежного союзника, который поможет мне распутать это странное дело.
По левую сторону от меня сидел Никита Дмитриевич Сысоев и уныло потягивал из хрустального бокала вино. В последние часы он был особенно мрачен и потому неразговорчив. За весь обед управляющий ни с кем ни единым словом не перемолвился.
Только в окно смотрел, да хмурил густые брови, чуть сросшиеся у переносицы.
– Что с вами, Никита Дмитриевич? – шепнул я ему, пока Медведев с Колгановым были заняты очередной словесной перепалкой, что уже входило у них в привычку. Лаврентий Филиппович Ивана Парфеновича иначе как за мошенника и не считал! – Что вас тревожит?
– Метель, – коротко ответил Сысоев. – А как вы в своем расследовании продвинулись? – в свою очередь осведомился он.
– Не очень, – ответил я откровенно. – Путаницы уж больно много, – добавил я, думая о своем.
– И то верно, – согласился Никита Дмитриевич.
Я отвернулся от него и поймал холодный, пронзительный взгляд Станислава. Тогда я невзначай, как бы рубя, ударил три раза ребром правой ладони по тыльной стороне левой. Это тоже было одним из знаков, по которым вольные каменщики узнавали друг друга.
Гродецкий зевнул и отвернулся к окну. Но я заметил, что мисс Браун занервничала еще сильнее. Она скомкала в руках свой кружевной, стойко надушенный восточными духами, платочек.
Потом я уронил нож, чтобы привлечь к себе внимание всей компании. Гродецкий снова посмотрел в мою сторону несколько снисходительно, тогда я, изображая неловкость, три раза потер веко указательным пальцем. Этот мой знак тоже не произвел на Станислава Гродецкого абсолютно никакого впечатления.
Затем я сделал еще несколько попыток узнать в Гродецком масона, которые также, к моему недоумению, не привели ни к чему. Однако я не стану описывать их подробно, ибо: «Я слушаю и таю в себе, иначе будет рассечено мне горло и язык мой вырван из уст моих!»
Таковы слова древней клятвы, даваемой профаном при посвящении в древнее братство.
– Батюшка! – наконец-то впервые улыбнулась безутешная вдова Ольга Павловна при виде отца Макария, который вошел в столовую. Правда у самого священника был весьма невеселый вид.
– Что-то случилось? – обратился к нему Сысоев, заметив, что их батюшка сам не свой.
– Кошмар, – проговорил отец Макарий и плюхнулся в кресло, которое стояло у самой стены.
– Отец Макарий! – всплеснула руками Ольга Павловна. – Вы же меня пугаете!
– Что произошло? – спросил я священника, отчаявшись разоблачить Гродецкого.
– Что произошло? Что произошло?! – раздраженно передразнил он меня. – Содом и Гоморра это, а не усадьба! – потряс священник в воздухе кулаком.
– Кого-то еще убили? – холодно осведомился Гродецкий.
– Типун вам на язык! – воскликнул батюшка.
– Так что же тогда? – Станислав щелчком оправил манжеты на рукавах рубашки.
– В моей комнате все перевернули вверх дном, – ответил священник. – Я потому и опоздал к обеду, – добавил он. – Порядок же надо было навести, – развел он руками.
– Так-так, – Медведев забарабанил пальцами по столу и бросил красноречивый взгляд на Колганова, который весь покраснел. – Ну-ну, – причмокнул он.
– Что вы все так да так, ну да ну! – воскликнула княгиня Титова. – Делать же что-то надо! – выдохнула она.
– У вас что-нибудь украли? – осведомился я у отца Макария.
– Нет, – он покачал головой. – Ничего!
– А вы хорошо смотрели? – спросил Лаврентий Филиппович.
– Хорошо! – отмахнулся батюшка. – Так вот и играй в карты! – добавил он.
– А деньги на месте? – поинтересовался управляющий.
– Да у меня с собой и не было ни копейки, – пожал плечами отец Макарий. – Зачем мне они в усадьбе?
– Вам очень повезло! – иронично заметил Гродецкий.
– Отца Макария Господь хранит! – с придыханием сказала Ольга Павловна.
– И все-таки, – не унимался Лаврентий Филиппович, – что же это понадобилось злоумышленникам в вашей комнате?
– А уж это, я думаю, ваше дело выяснить, господин Медведев, – парировал священник.
– Если не ошибаюсь, – высказался я, – вас поселили в кабинете хозяина?
– Да! – воскликнула Ольга Павловна, словно приготовившись к обороне. – Батюшка столько всего доброго сделал для нашей семьи!
– Не сомневаюсь, – ответил я. – Мне только хотелось уточнить.
Мы переглянулись с Медведевым. Ясно было одно, что убийца или убийцы, кто бы они ни были, все еще так и не успокоились!
– Иван Парфенович, – вкрадчиво обратился Лаврентий Филиппович к Колганову, – не вы ли заходили на исповедь к отцу Макарию и, не застав духовника у себя, учинили разгром в его келье?!
– Ну, это уж слишком! – воскликнул Колганов. Он уронил на пол тарелку, которая разбилась вдребезги, а соус с нее забрызгал темное платье гувернантки, выскочил из-за стола, выбросил испорченную, скомканную салфетку и с видом оскорбленного достоинства выбежал вон из мраморной залы.
- Предыдущая
- 17/45
- Следующая