Рождественский подарок - Арсаньев Александр - Страница 5
- Предыдущая
- 5/45
- Следующая
– Нет, но… – Станислав поправил галстук.
– А вы позовите Грушеньку, – предложил Колганов. – Она нам и погадает… Повеселит! – Иван Парфенович хрипло рассмеялся над собственной шуткой.
Ольга Павловна изменилась в лице. Она побледнела и снова присела на оттоманку.
– А что Грушенька? – не понял поляк.
– Я что-то не то сказал? – недоуменно осведомился Колганов.
– Это все нервы! – объяснил Николай Николаевич. – Дамская болезнь!
В ту же секунду в гостиную вошел еще один незнакомец. На вид ему было около сорока лет, держался он уверенно, но что-то все-таки выдавало в нем простое происхождение. Я бы определил его как «человека из народа». Однако было заметно, что человек этот немало добился в жизни.
– Николай Николаевич, – обратился незнакомец к Титову. – Подъезды-то все к имению занесло, как бы беды какой не вышло… Гости-то какие еще ожидаются? – нахмурился он.
– Вот незадача-то! – покачал головой Титов. – Что же теперь с брахманом-то стряслось?
– Замерз где-нибудь в степи, – высказал свое предположение поляк, наделенный негласными полномочиями.
Мира передернула оголенными плечами.
– Какой ужас! – с дрожью в голосе проговорила она.
Николай Николаевич представил незнакомца:
– Сысоев Никита Дмитриевич – наш управляющий.
Через некоторое время в дверях снова появился красный лакей.
– Индийцы пожаловали, – поклонился он. – Карета у них где-то в дороге застряла, – добавил лакей. – Занесло ее, завьюжило… Так они пешком добирались!
– Ну вот и не сбылось предсказание, – облегченно вздохнул Титов, перекрестившись.
Мира пожала плечами.
– Слава Варуне! – прошептала она.
Насколько мне было известно, Варуна был воплощением безграничной силы богов. Бог – судья! Именно он карал и миловал…
– Крита – удел того, кто странствует, – чуть слышно добавила моя индианка. Я понял, что она имела в виду золотой век. Мне вспомнились строки из «Брахман» – древнеиндийских священных книг, которые дополняли «Веды» и толковали ведические ритуалы. Кто-кто, а Мира хорошо разбиралась в священных текстах!
– Что вы там такое шепчете? – поинтересовался Владислав Гродецкий. – Скажите вслух! Нам всем все это безумно интересно! – его голубые глаза пронзительно блеснули.
Мира исполнила его просьбу: «Кали-век – это век лежащего, Двапара – того, кто поднимается, Трета – в долю достается вставшему, Крита – вот удел того, кто странствует!»
– Что это? – изумилась Ольга Павловна.
– Железный век, медный, серебряный и золотой… – ответил черноглазый гость во фраке, который неожиданно вырос в дверях. Чуть позади стоял с поклажей в руках его слуга в национальном индийском костюме. У них у обоих зуб на зуб не попадал.
– Это и есть ваши индусы? – усмехнулся Гродецкий.
– Они и есть, – добродушно кивнул сединами князь Титов. – Григорий! – крикнул он лакея. – Проводи господ иностранцев в отведенные для них комнаты! А вы, господа, переоденьтесь, – обратился Николай Николаевич к брахману и его спутнику, – и присоединяйтесь к нам! Мы ждем вас к ужину! Григорий!
Вели Грушеньку позвать!
– Что еще за Грушенька? – удивился поляк. Он так еще до сих пор и не узнал всей истории с гаданием.
– Ключница, – ответил Николай Николаевич.
Через несколько минут в гостиную впорхнула молоденькая еще совсем девушка в русском платье, с длинной льняной косой, которая спускалась у нее ниже пояса, с веснушчатым носом уточкой и улыбчивыми серо-голубыми глазами.
– Что прикажите, барин? – весело спросила она.
– Стол накрывай! – распорядился князь Николай Николаевич.
– На одиннадцать персон! То есть… двенадцать, – поправился князь, вспомнив о гувернантке.
– Да вы либерал! – воскликнул Гродецкий и деланно рассмеялся. Я готов был поспорить на сотню империалов, что поляк неровно дышит к хозяину, а, проще говоря, на дух его не переносит. Причины этой его неприязни мне захотелось вдруг выяснить. Я подавил в себе это подспудное желание и отправился в столовую, где должен был состояться праздничный ужин, вслед за всей нашей честной компанией, В большой мраморной зале Грушенька сама накрывала на стол, расстелив на нем льняную скатерть с камчатым узором по китайскому шелку. Ключница ловко справлялась сама и без помощи официантов. В имении князя Титова порядки были заведены по-простому, по-деревенски. Я был наслышан, что Николай Николаевич этим очень гордился.
Стол был сервирован на двенадцать кувертов, столовых приборов, предназначенных для одного человека.
– Главное – это все-таки сервировка! – изрекла Ольга Павловна, глядя на столовое серебро.
– А кто такие эти брахманы? – спросил Колганов, усаживаясь за столом возле хозяина. Он посмотрел в окно и нахмурился.
Темнело, метель мела все сильнее, и не было видно никакого просвета. Я проследил за его взглядом, мне казалось, что снег чертил на стекле изломанные кресты. Они напоминали мне розенкрейцеровские символы… Во всем виделись мне дурные знаки, и я должен был признать, что становлюсь суевернее моей индианки.
– Ну… – задумался Титов. – Это что-то вроде наших священников, объезжающих после рождественской обедни со своим причтом приход для христославства.
– Но у нашего-то брахмана только один слуга, – неожиданно заметил Кинрю.
– Это вы верно, господин японец, подметили, – поддакнул Гродецкий.
Тогда в разговор наконец-то вмешалась Мира:
– Хотар, адхварью, брахман и удгатар – это четыре главных жреца – исполнители основных ведийских жертвоприношений, – пояснила она.
– Фи, как некрасиво! – досадливо поморщилась Ольга Павловна. – Я надеюсь, что этот дикий брахман никого из нас не собирается приносить в жертву своим нелепым богам! – вскричала она. – Извини, дорогая, – с рисованным участием обратилась княгиня к моей индианке.
В столовой повисла напряженная тишина.
– Какие глупости! – перебил жену Николай Николаевич. – Довольно вздор болтать! Григорий! – окликнул он лакея. – Не пора ли зажигать канделябры?
Тогда я решил, что настала, наконец, и моя очередь поддержать беседу.
– Брахманы, – начал я, – одна из высших индийских каст, древняя варна…
Присутствующие, недоумевая, уставились в мою сторону. Я пояснил:
– Древнее жреческое сословие, отправляющее религиозные культы!
– Ах, вот оно как, – понимающе закивала головой княгиня Титова.
– Яков Андреевич у нас человек исключительной образованности! – с иронией заметил квартальный надзиратель Медведев. Я пропустил издевку Лаврентия Филипповича мимо ушей, потому как он намекал на мою принадлежность к Ордену «Золотого скипетра»!
– У моей сестры в деревне намедни кто-то барана зарезал, – вдруг вмешалась в господский разговор ключница Грушенька. – Зарезал и бросил, – добавила она. – Словно ему мясо и ни к чему! – девушка пожала плечами. – А кого эти брахманы в жертву приносят? – поинтересовалась она.
В этот момент двери столовой раскрылись, и в мраморную залу вошла мисс Браун и индийские путешественники, переодевшиеся к ужину.
Грушенька прикусила спелые губки и незаметно, словно легкое облачко, выскользнула из комнаты.
Мери-Энн переоделась в новое шелковое темно-зеленое платье с бархатным лифом, пышными бархатными рукавами и почти что нормальной талией. В вырезе лифа – рубашка со стоечкой из тончайшей материи яблочного оттенка в цвет ее прозрачным глазам. Изящные руки – в белых перчатках, на голове – сетчатый чепец со страусовым пером, на острых плечах – пелеринка, отделанная нежнейшим лебяжьим пухом.
– Мисс Браун, – восхищенно заметил Иван Парфенович. – Вы просто-таки очаровательны!
Взгляды всех присутствующих мужчин устремились на гувернантку, которая смущенно заулыбалась, и вокруг глаз у нее от этого вдруг появилась сеточка мелких морщин. Но «гусиные лапки» ее не портили, а, напротив, лишь придавали шарма… Один только Станислав Гродецкий демонстративно не смотрел в ее сторону. Такое поведение поляка снова почему-то показалось мне подозрительным.
- Предыдущая
- 5/45
- Следующая