Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 13

— Пропустите его! — приказал проконсул, услышав мою перебранку с одним из холуев, а когда я подъехал, спросил: — Какую новость ты привез?

— Важную, — ответил я. — Гельветы идут за нами, чтобы дать бой. Я привез пленного, который подтвердит это.

Гай Юлий Цезарь гмыкнул и улыбнулся, будто услышал что-то очень забавное, после чего произнес:

— Я верю тебе и без показаний пленного. Было у меня предчувствие, что гельветы именно так и поступят, узнав, что мы направляемся в Бибракту.

— Им подсказали, куда ты ведешь армию. Мы разминулись с одним из доверенных людей Думнорикса, который возвращался от гельветов, — сообщил я.

— Хитрый галл решил помочь нашим врагам, чтобы прекратили грабить его земли, — сделал вывод проконсул.

— Он решил помочь самому себе, потому что сообщил гельветам не только, куда мы идем, но и убедил, что мы испугались их, удираем, чтобы обязательно произошла битва, — подсказал я. — Ослабленному после сражения победителю придется договариваться с Думнориксом на его условиях.

— Ты слишком умен для галла, — решил Гай Юлий Цезарь, улыбнувшись лукаво, будто хотел произнести: «А я разгадал тебя, шельма!», из-за чего стал еще больше похож на Михаила Задорнова.

Если бы он сейчас произнес по-русски в отношении всех остальных, кто еще не разгадал меня: «Ну, дебилы!», я бы нисколько не удивился.

Я тоже улыбнулся, представив, как римский полководец произносит эту фразу, и сказал в оправдание своих умственных способностей:

— У меня мать гречанка.

Греки сейчас считаются первыми пройдохами. Иудеи, которые вскоре свергнут их с этого пьедестала, пока что способны только мелочь тырить по карманам, а эта деталь одежды большая редкость в нынешние времена.

Гай Юлий Цезарь встретил гельветов на высоком и широком холме, через который проходила дорога. Вершину занимал большой каструм, сооруженный по всем правилам, со рвом, валом, частоколом и деревянными башнями через каждые метров двадцать-тридцать. Там находились оба новых легиона, вспомогательные войска и обоз. Если старые легионы не выдержат натиск врага, то отступят в каструм. Они стояли на склоне холма, ближе к вершине: седьмой, самый нижний, был построен фалангой во всю ширину долины, а восьмой и девятый — покогортно, образуя вторую, третью и четвертую линию. В пятой линии были катапульты и карробаллисты, приготовленные стрелять над головами легионеров. Видимо, проконсул решил повторить тактику, подсказанную мною Гаю Марию в сражении с тевтонами. Приятно, когда используют твой метод, пусть даже не подозревая о твоем авторстве. Именно поэтому Гай Юлий Цезарь приказал коннице, в состав которой была включена и моя турма, расположиться у подножия холма и спровоцировать врага на атаку стоявших выше легионов.

Гельветы спускались с вершины другого холма, расположенного через долину примерно в километре от нас. Они тоже оставили на вершине холма обоз с женами и детьми, а сами пошли в атаку очень глубокой фалангой, растянутой во всю ширину долины. Глубина фаланги была раза в два больше, чем ширина. Шли с криками, свистом и ревом труб, которые использовали их союзники-кельты: бойи, раураки, тулинги и латовики. Трубы эти длиной метр-полтора и заканчиваются приделанной под прямым углом головой какого-нибудь зверя с открытой пастью. В пасти находится язычок-трещотка, поэтому звук издают специфичный, не перепутаешь.

На нашем правом фланге стоит эдуйская конница под командованием вергобрета Лиска. Думнорикс находится в каструме под арестом. Гай Юлий Цезарь собирался казнить его за измену, но Дивитиак уговорил командующего сохранить жизнь младшему брату. Центр и левый фланг заняли отважные римляне. Поскольку моя турма — часть римской армии, но новая, наше место крайними на левом фланге. Построил ее в пять шеренг по шесть человек в каждой, как принято у римлян Я расположился в первой шеренге первым слева. Так буду виднее своим подчиненным, не перепутают ни с кем. Они предупреждены, что должны следовать моим приказам, а не проявлять отвагу бессмысленно и беспощадно. Никто ее не заметит и не оценит, потому что наши действия второстепенны, и я не собираюсь положить своих людей в первые же минуты первого серьезного сражения, бросив их на длинные гельветские копья. Атаковать будем с безопасного расстояния, метая дротики и используя метод караколирования. Справа, чтобы удобно было доставать правой рукой, к моему седлу приатачен кожаный мешок с пятью пилумами, полученными в обозе легиона. Такие же и у остальных бойцов турмы. Нам их выдали с охотой в обозе легиона. Если победим, вернем. В противном случае спросить будет, скорее всего, некому и не с кого.

День выдался пасмурный. Тучи, правда, не дождевые, но небо заволокли плотно. В кои-то веки буду сражаться не по жаре. Уже вторая половина дня, и, если бы июньское солнце имело возможность осчастливливать нас, сейчас бы был мокрым от пота. Смотрю на приближавшихся врагов без обычного напряжения, потому что знаю, что не придется биться ни на жизнь, а на смерть, что сразу отступим. Сдуру, конечно, можно и при таком раскладе нарваться на гельветское копье, но, как всегда, надеюсь на лучшее.

— Смотрите, журавли летят над гельветами! — радостно прокричал Дуфф, показывая пальцем в небо.

Не знаю, как он разглядел серых птиц на фоне серых туч. Я не сразу увидел их, хотя знал, где искать. Две журавля неспешно летели над вражеским строем, направляясь куда-то правее их лагеря. Остальные мои подчиненные тоже увидели птиц и заорали от счастья. Появление журавля — хорошая примета для женщины (забеременеет, даст новую жизнь) и дурная для воина (расстанется с жизнью). Кон рассказывал мне, что однажды армия эдуев, собиравшаяся добить ослабленных врагов, увидела летящих навстречу трех журавлей и отказалась от сражения, вернулась домой. Теперь мои воины не сомневались, что победа будет за нами, несмотря на то, что врагов в десять раз больше. Впрочем, в десять — это с учетом стариков, женщин и детей, а без них — раза в три, что тоже немало.

Первыми в дело вступили катапульты. Толстые длинные стрелы, выпущенные залпом, знатно проредили передние шеренги. Одна прошибала сразу двух-трех вражеских воинов вместе с их щитами. Если ты оказался в середине, то придется сперва стащить со стрелы тело соратника, стоявшего перед или за тобой, а потом повторить его путь, если сумеешь превозмочь адскую боль, если не обессилишь, истекши кровью, если будешь еще жив. Страшная смерть. Дальше стрелы полетели вразнобой, что не уменьшило их результативность, лишь попадать стали в цели в глубине построения. Из-за этого оказавшиеся под обстрелом ускорили шаг, надавили на передних, заставив идти быстрее.

Где-то позади нас буцины затрубили атаку. Это команда коннице. Первым двинулся центр, сразу разогнавшись до рыси. Флангам пришлось догонять. Я старался не сильно отставать, чтобы не обвинили в трусости, хотя уверен, что вряд ли даже те, кто скакал рядом с моей турмой, следят за ней. Все мысли всадников далеко впереди, на остриях вражеских копий. Центр нашей конницы врезался во вражеский строй. Жалобно и истерично заржали кони и яростно и истошно завопили люди. Затрещали ломающиеся древки копий, зазвенело оружие. В центре вражеского построения образовалась прореха, которая начала быстро затягиваться по мере уничтожения лошадей и наездников.

Я остановился метрах в десяти от первой вражеской шеренги, ощетинившейся длинными копьями с толстыми древками. Если столкнемся с ними, в деле будут две шеренги копейщиков: первая начнет работать от пояса, вторая — над плечом. Третья будет на подхвате — по возможности бить над головами, благо цель высокая и большая, промахнуться трудно. Пусть ждут. Это не наш час погибать. Я поднимаю приготовленный заранее пилум и мечу вглубь строя. Там тесно, нет возможности закрыться щитом или уклониться. Гельвет, в которого я целил, все-таки успевает присесть, и пилум попадает в грудь стоявшего позади. Быстро мечу остальные четыре, не отслеживая, куда попали, после чего поворачиваю коня влево и отъезжая к кусту, чтобы между мной и крайним всадником было достаточно места для его проезда в хвост построения, когда отметает пилумы. Командир должен быть впереди, чтобы подчиненным не пришли в голову дурные мысли.