Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 36

— Чего пришел?! У меня сейчас нет подделок, чтобы ты мог разоблачить их! — стараясь казаться веселым, произнес он, с трудом шевеля языком.

— На этот раз я разоблачил кое-что другое — заговор! — в тон ему произнеся, после чего серьезным тоном сообщил: — Человек в окружении Думнорикса прислал список тех, кого тот завербовал в сообщники. Они знают, что скоро наша армия разойдется по зимним квартирам, и ты уедешь в Рим, собираются перебить легионы по отдельности. Вот список заговорщиков.

Гай Юлий Цезарь быстро пробежал глазами по исписанному клочку папируса. Пару раз его брови взметались вверх. Наверное, попадались знакомые имена.

— Список составил твой человек? — недоверчиво спросил проконсул.

— Имена были переданы устно, а я их записал, потому что забыл бы или перепутал, — ответил я и добавил, поняв, почему он задал вопрос: — Моему человеку можно доверять. У него есть личные причины ненавидеть Думнорикса.

— Неблагодарный негодяй, — произнес Гай Юлий Цезарь без злости, устало, подразумевая, надеюсь, эдуйского вождя.

— Тот, кто победит армию победителя галлов и германцев, станет правителем и тех, и других. Такой соблазн кому хочешь вскружит голову, — поделился я.

— По приезду в Бибракту я отделю эту голову от туловища! — пригрозил проконсул.

— Тогда его место займет другой. Лучше перессорить их, посеять недоверие между ними, чтобы никогда больше не объединились, — подсказал я.

— И ты знаешь, как это сделать? — сразу ожив, задал он вопрос.

— Да, — ответил я. — Вызови сюда сперва Думнорикса. Пусть передадут, что ты тяжело болен, не можешь двигаться дальше, а тебе надо срочно переговорить с ним. Думнорикс обязательно приедет, чтобы посмотреть, как ты умираешь. К тому времени ты почувствуешь себя лучше и щедро наградишь его.

— Наградить этого мерзавца?! За что?! — возмущенно воскликнул Гай Юлий Цезарь, у которого даже порозовели щеки.

— За что угодно. Чем более нелепым будет повод, тем лучше, — сказал я. — На день-два позже пошли гонцов к остальным из этого списка. Они должны прибыть сразу после отъезда Думнорикса и узнать, что его щедро наградили. Ты арестуешь их и скажешь, что попросил своих друзей, не называя их имен, проверить, действительно ли они друзья Рима, как заверяли тебя. И выяснилось, что это далеко не так, что они замышляют напасть на нашу армию. Потом прости их, но отпусти только после того, как дадут заложников. После этого их уже не заманишь ни в какой заговор, а с Думнориксом вообще никто не будет вести серьезные дела.

— Хитрый грек, тебе надо заседать в римском сенате, а не командовать декурией! — восхищенно воскликнул командующий армией.

— К сожалению, родителей не выбирают, и мне не повезло родиться в семье римского патриция, — произнес я смирённо.

— Да, боги иногда ошибаются или развлекаются так, — саркастично ухмыльнувшись, сделал он вывод, после чего приказал своему юному рабу: — Секст, дай ему три больших мешочка. — Затем повернулся ко мне: — Два тебе, а третий твоему человеку. Если сообщит еще что-нибудь важное, будет награжден так же щедро. И ты тоже.

— Благодарю, мой император! — воскликнул я, изображая восторг по поводу пролившейся на меня щедрости.

В каждом мешочке, перевязанном красной бечевкой, было по тысяче серебряных денариев, новых, отчеканенных в позапрошлом году монетным триумвиром Марком Нонием Суфенатом с восхвалением своего отца, сына сестры Луция Корнелия Суллы. Последний во время моего отсутствия побыл диктатором, войдя таким образом в историю. На аверсе монет был изображен бог Сатурн, а на реверсе богиня Виктория увенчивала богиню Рому. Надпись из сокращений и аббревиатуры гласила: «Секст Ноний, претор. Победные игры первым провел». Два полных мешочка и четыреста денариев из третьего оставил себе, сотню вручил Кону и пятьсот — его родственнику-доносчику. Еще два-три таких удачных года — и можно отправляться на покой.

Столица кельтского племени карнутов носит название Кенаб. В будущем ее переименуют в Орлеан. Признаюсь честно, я не сразу догадался, что именно это маленькое укрепленное поселение ждет такая большая судьба. Помогла подсказка в образе реки Луары, которая в этом месте делает поворот с северо-северо-западного направления на западное. Здесь кратчайшее расстояние от реки до Парижа, поэтому и возникнет перевалочная база, которая со временем разрастется до большого города.

Столица Франции пока что называется Лютецией и является столицей племени паризиев. Поскольку племя немногочисленное, то и их столица важной роли пока не играет. Это деревенька на острове, соединенном двумя плавучими мостами с берегами. Наш легион побывал в ней по пути из Дурокорторума, потому что это было удобное место для переправы через Сену, которая сейчас называется Секваной, наверное, потому, что вытекает из земель племени секванов, или племя получило название в честь реки. Паризии и жили за счет своих мостов, собирая плату за проезд. В общем, парижан приучали к халяве со времен античности. С нашего, десятого, девятого и восьмого легионов они, конечно, получили шиш с маком. Моя турма еще и позаимствовала у паризиев трех коз, совершенно случайно оказавшихся на нашем пути, не совсем совпавшим с тем, по которому двигался легион. Седьмой легион остался зимовать на землях племени андов, живущих возле впадения Луары в океан, двенадцатый был отправлен в предгорья Альп, чтобы защитить римских купцов от нападений живущих там кельтских племен нантуатов, варагров и седунов, тринадцатый — к секванам в Весонтион, а четырнадцатый — к эдуям в Бибракту. Отныне все эти территории являлись новой римской провинцией с названием Западная Галлия.

В будущем я на коне добирался из Парижа до Орлеана за три дня, когда спешил, а обозы тащились пять дней. Наш легион двигался со скоростью будущих обозов. Впрочем, и нынешние обозы едут так же медленно. Мы все-таки добрались до Кенаба и остались там, а остальные легионы пошли дальше, в земли туронов, которые жили между карнаутами и андами. В итоге вдоль Луары расположились пять легионов, готовых напасть как на тех, кто севернее ее, так и на тех, кто южнее, пиктонов и битуригов, вожди которых тоже были в моем списке, переданном Гаю Юлию Цезарю.

И Тасгетий, правитель карнутов, был в этом списке. Он, вроде бы, раскаялся и отдал в заложники сына, но наш легион на всякий случай разместили на землях его племени. Каструм мы построили на соседнем холме. Моей турме выделили деревянный барак с очагом в центре, по обе стороны от которого во всю длину вдоль стен шли топчаны, застеленные соломой. Предполагалось, что мы будем спать на них вповалку, прижавшись друг к другу и согреваясь таким образом. Только вот с разрешения легата я отпустил своих воинов по домам на зиму. В бараке остались только я с женой, дочерью и слугой Гленном и Бойд, который объявил себя гезатом без рода и племени. За время похода он расплатился из добычи за коня, полученного от меня, и обзавелся приличными доспехами и оружием, так что имел право так называться. Моей семье принадлежал топчан у правой от входа стены, частично загороженный воловьими шкурами, которыми в походе укрывали груз в арбе, а слуга и новоиспеченный гезат спали у левой.

Децим Юний Брут жил в отдельном доме с небольшой свитой, чем сильно отличался от Гая Юлия Цезаря, которому нравилось, чтобы вокруг него была толпа подхалимов. В последнее время легат начал привечать меня. В свите любого командира всегда есть от одного до нескольких людей-флюгеров, по поведению которых легко определить, как он относится к тебе. Легат был именно из таких.

— Гай Юлий Цезарь хвалит тебя, как умного и образованного человека, — сообщил Децим Юний Брут, пригласив меня на обед вскоре после окончания строительства каструма.

Обедали мы вдвоем, возлежа на клиниях, изготовленных легионерами. Обслуживали нас три раба, которые сопровождали легата в походе, как и повар-ассириец, мастер своего дела. Сперва подали запеченную на углях баранину, свернутую рулоном и начиненную зеленью, с булгуром, который греки называют плигури — кашей из обработанной кипятком, высушенной и раздробленной пшеницы — и мягким молочным хлебом. Дальше были запеченные на углях пирожки с мелко порубленной говядиной и зеленью. Затем ели печеную рыбу с обжаренными в масле шариками из горохового пюре. На десерт были мягкий творожный сыр из козьего молока и слоеные пирожки с медом. Сладкое красное вино подавали под все блюда. Децим Юний Брут пил его с особым наслаждением, зажмуривая глаза.