Вечный воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 14

По пути постоянно кто-нибудь отделялся от нашей армии, уезжал к своему стойбищу, и через несколько дней возвращался, приводя соплеменников, желающих поживиться на войне, или не возвращался, что ни у кого не вызывало возмущения. Война для кочевника — дело добровольное, если не напали на его племя. Обычно род из двух-трех сотен семей занимал постоянную территорию, перекочевывая на ней по кругу в течение года. Зимовали рядом с лесом — источником дров. Я с удивлением увидел поля проса. Раньше думал, что кочевники ничего не выращивают, выменивают зерно у оседлых. Оказалось, что и сами сажают, вспахивая землю мотыгами, пусть и небольшие участки. Просо выбрали, наверное, потому, что созревает быстрее других злаков. Занимаются этим женщины и рабы. Мужчины только пасут скот и охотятся. Держат гунны и их соседи коней, коров и овец, только пропорции разные: у кого-то больше первых, у кого-то вторых, у кого-то третьих. Козы были только у родов, которые кочевали вдоль берегов Днепра, где много кустарника. Однажды видел небольшое стадо двугорбых верблюдов. Как мне сказали, их выращивают для продажи купцам, караваны которых проходят через те места.

На левом берегу Дона нас ждала армия акациров. Это нам сообщили представители тех родов, которые не примкнули к бунтовщикам. Они прибыли к Атилле, когда наша армия переправлялась через реку, и засвидетельствовали ему свое почтение и верность, чтобы ненароком и им не досталось. Шаньюй щедро одарил их теми самыми монетами, которыми Феодосий Второй откупился от вторжения. Получилось, что император заплатил как врагам, там и сторонникам Атиллы. Эти представители и сообщили нам, что бунтовщики переправили свои семьи и скот на левый берег Волги, а сами остались в междуречье, чтобы дать нам бой и выиграть или умереть. Удрать с семьями и скотом все равно не получится. Атилла послал к ним послом Берика — довольно мрачного гунна с таким пошмоцанным лицом, словно стая волков начала, но не успела догрызть его, который одним своим видом должен был отбить охоту сопротивляться — с предложением выдать зачинщиков, имена которых он перечислил, и покаяться, после чего будут отпущены с миром. Ответ получил отрицательный, даже внешность Берика не сработала.

Вечером я собрал свой отряд, разделил на лучников и копейщиков. Первые, кочевники, присоединятся к легкой коннице, составлявшей большую часть нашей армии, которой будет командовать в бою Бледа, старший брат Атиллы и номинальный соправитель. Хоть на что-то пригодился, потому что в дела не вмешивается, только пьянствует и охотится. Остальные, оседлые, войдут в состав тяжелой конницы, заняв места позади всадников, облаченных в более надежные доспехи. Командовать ими будет Эдекон. За Атиллой — общее руководство и резерв — личная охрана из трех сотен.

Разъяснив свои подчиненным место и задачу на завтра, я занялся приготовлением ужина. Около полудня подстрелил горбоносого сайгака весом килограмм сорок и с лирообразными рогами длиной сантиметров тридцать. Лучшие куски мяса нарезал полосами толщиной с дюйм и положил под седло, чтобы отбились до вечера, а остальное раздал своим воинам. Сейчас мясо промыл в мелкой речушке без названия, на берегу которой мы расположились, обвалял в муке и положил жариться на большую чугунную сковороду с двумя «ушками» по бокам, прихваченную из дома Ирины в Наисе. Жарил на оливковом масле, бурдюк которого везу с собой на запасной лошади. Мои подчиненные раньше запекали мясо на углях, как шашлык, но попробовали приготовленное мной и последовали дурному примеру. Где разжились сковородами, довольно редкими у кочевников, не знаю. На нашем пути попадались деревни готов, но вряд ли отняли у них. Я заметил, что «дикари» предпочитают грабить богатых, в отличие от «цивилизованных», которые обирают бедных. Скорее всего, купили сковороды у купцов, которые следуют за нами, не отставая и ведя целые табуны вьючных лошадей, пока нагруженных только съестными припасами, в первую очередь вином.

Когда мясо было готово, сел на седло, положенное на землю, и приступил к трапезе, действуя ножом и трезубой бронзовой вилкой, изготовленной для меня в Аркадиополисе. Мои подчиненные сперва удивлялись, что я умею есть мясо, как кочевник, обрезая его перед губами, а потом — вилке, причем во втором случае я поразил их сильнее. Предварительно хорошо отбитое и немного недожаренное мясо, с кровью, как будут говорить в будущем, было бесподобно. Куда там шашлыкам! Я неторопливо пережевывал каждый кусочек, наслаждаясь его вкусом, а потом запивал из бронзовой чащи красным вином, разбавленным водой из речушки. Эх, так бы просидел за этим процессом всю оставшуюся жизнь!

Рядом мои подчиненные так же набивали животы перед сном. Обычно по вечерам в лагере стоит громкий гомон с частыми добавками смеха, раскатистого и порой напоминающего лошадиное ржание. Сегодня намного тише, потому что утром в бой. Как бы все мы ни храбрились друг перед другом, каждому страшно. Завтра ты можешь погибнуть, причем получив тяжелую рану, от которой будешь умирать долго и мучительно, или стать калекой и сразу опуститься по социальной лестнице в самый низ, на роль иждивенца, побирушки, что для некоторых хуже смерти.

День выдался прохладный, с сильным северо-восточным ветром, наполненным сладковатым запахом сухой травы. Он холодил лицо и верхние фаланги пальцев, выглядывавших из обрезанных кожаных перчаток. Жаль, что не может забраться под доспех, освежить вспотевшее тело. На мне все мои шелковые рубахи и штаны, а сверху кожаные и уже на них — панцирь, наручи, поножи. Чем больше слоев, тем меньше шансов, что пробьет копье, стрела или меч. Преет и голова, на которой шерстяная шапка-пидорка, как их будут называть в двадцатом веке, и шлем с войлочной подкладкой. Хотя, может быть, потею от страха.

Я не вижу врагов, несмотря на то, что сижу на коне, потому что в одиннадцатой шеренге, если можно так назвать довольно неупорядоченное построение тупым клином. Слышу только крики и свист стрел. У гуннов железные наконечники стрел с длинным бойком, что увеличивает проникающую способность, тремя широкими лопастями, придающими устойчивость в полете, и раздвоенных насадом, более легким в изготовлении. Такие стрелы хороши против воинов в слабых доспехах, составляющих большую часть любой нынешней армии. Против хороших доспехов используют тяжелые стрелы с гранеными наконечниками. В лопастях иногда делают дырочки, а если наконечник костяной, то насаживают на древко позади него полый костяной шарик с тремя дырочками, чтобы стрела в полете свистела громче. Когда таких стрел летит много, свист стоит довольно мощный и жутковатый, пугающий вражеских лошадей и даже воинов. Свистунки будут и у монголов, и мои подчиненные-путивльцы будут называть издаваемые ими звуки пением ведьм.

Иногда кто-нибудь из стоявших впереди сообщает, что происходит на поле боя, или предупреждает о летящей стреле, и тогда все дружно закрываются щитами, хотя пока ни одна не долетела до моей шеренги. Мне и так понятно, что сейчас идет перестрелка с дальней дистанции. Легкая конница обеих армий засыпает врага легкими стрелами, пущенными по навесной траектории, пытаясь спровоцировать его на атаку. Если получится, возможны три варианта или комбинация из них: первый и самый лучший — заманить на заранее вырытые ямы-ловушки; второй — отступить, рассыпавшись, а потом вернуться и продолжить обстрел, изматывая противника; третий — вывести на собственную тяжелую конницу. Поскольку обе армии постоянно используют эти варианты, никто на провокацию не поддается. Нам уж точно спешить некуда, потому что нас больше и нам не надо победить любой ценой. Подождем и заплатим минимальную. Количество стрел не бесконечно. Когда-нибудь врагам придется или пойти в атаку, или позорно удрать. В отличие от нас, у них нет права отступить всей армией, перенести сражение в другое место или на следующий день. Это их территория, это выбранное ими место для сражения, и уход с поля боя по любой причине будет считаться трусливым бегством.