Вечный воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 33

Я всегда считал тельняшку с ее чередованием черных и белых полос символом человеческой жизни. Правда, в реальности полосы могут быть разной ширины и цветовой гаммы. Четыреста пятидесятый год оказался чернее сажи для нашего рода и для многих других людей, можно даже сказать, для всей Восточной Римской империи. С весны началась засуха и продолжалась почти до конца лета. Было несколько дождей, но таких слабых, что мне казалось, что капли если и долетают до земли, то тут же испаряются. Сильно обмелели реки и высохли многие колодцы и другие источники воды, включая родник в моем имении. На полях и огородах все выгорело. Зато виноград в этом году был особенно сладкий, и вино получилось отменное. Мой род, сильно пострадавший с приходом к власти сестры императора, только расслабился, решив, что больше потрясений не будет, как случилась еще одна беда, и без должности остался наш родственник, управляющий императорского леса и главный егерь. Двадцать четвертого июля Феодосий Второй поехал на охоту, упал с коня, сломав позвоночник, и умер через четыре, вроде бы, дня. Точно никто не знал, потому что Пульхерия долго скрывала, что император мертв, подготавливала почву для захвата трона. Она, давшая священный обет целомудрия в пятнадцать лет, чтобы стать регентом при тринадцатилетнем брате и порулить империей, вышла замуж за пятидесятивосьмилетнего Флавия Маркиана, сына простого солдата, чтобы поуправлять еще. Новый император на военной службе отличился тем, что участвовал только в одном сражении с вандалами и попал к ним в плен. Злые языки утверждали, что каждый предыдущийраз, когда армия отправлялась в поход, Флавий Маркиан вдруг заболевал, словно догадывался, что ничего хорошего в бою его не ждет. Говорят, что король Гейзерих узнал от своего шамана-ясновидца, что пленник станет правителем Восточной Римской империи, и отпустил без выкупа после клятвы никогда не воевать против вандалов. Флавий Маркиан пятнадцать лет служил начальником охраны Флавия Аспара, потом был недолго командиром преторианской гвардии, а после того, как Хрисафия застукали с одним из его подчиненных, вдруг стал сенатором. Так что, скорее всего, подляну устроили по заказу Флавия Аспара.

Новый император был иллирийцем, овдовевшим несколько лет назад, имел дочь от первого брака (злые языки утверждали, что это не его ребенок, потому что больше детей не было) и покушаться на прелести старой и страшненькой Пульхерии не собирался, обходясь молодыми и красивыми рабынями. Как и положено вояке, отличался профессиональной тупостью и четким выполнением приказов, которые ему отдавали два человека — Флавий Аспар и Пульхерия. Видимо, между ними было разделение сфер деятельности, потому что ни о каких конфликтах между приказывающими я не слышал, и большинство приказов улучшало состояние дел в Восточной Римской империи. Самым первым приказом, отданным, скорее всего, обоими теневыми правителями, была выдача ненавидимого ими Хрисафия Эттомы на расправу сыну Иоанна Вандала. Вторым, скорее всего, исходящим от императрицы, была отмена нескольких налогов, введенных ее покойным братом незадолго до смерти, которые способствовали разорению крестьян и стали одной из причин голода, и взятие под государственный контроль всей торговли зерном и хлебом, установление твердых цен на них. Само собой, взяточничество чиновников смягчало суровость законов, но кое-какой порядок навели, голодающих стало меньше.

Следующим важным поступком Флавия Маркиана, подсказанный, наверное, Флавием Аспаром, стал отказ платить дань гуннам. Император на словах передал Атилле, что золото у него для друзей, а для врагов — железо. Я начал готовиться к походу, уверенный, что такую дерзость шаньюй не оставит без наказания. Прошла довольно холодная зима, когда можно было запросто переправить армию через Дунай по льду, а гунны так и не появились на территории Восточной Римской империи, если не считать грабительские рейды небольших отрядов, которые случались и в предыдущие годы.

К тому времени до меня дошли слухи, что после смерти в ноябре Галлы Плацидии, матери императора Валентиниана Третьего, изнеженного лодыря и сластолюбца, которая вместе с Флавием Аэцием управляла Западной Римской империей, сыночек захотел избавиться и от второго «регента». Видимо, желание это было очень сильным, поэтому знаменитому полководцу потребовалась помощь другана-гунна. Нет бы позвать Атиллу в Рим, куда из Равенны перебрался с год назад император, свергнуть с помощью гуннов Валентиниана Третьего и самому занять трон, так они, как догадываюсь, решили провернуть хитрую, сложную и многозадачную комбинацию, которая должна была укрепить авторитет Флавия Аэция и заставить императора выдать свою дочь за сына полководца. Не трудно догадаться, что придумал аферу коварный римлянин, а Атилла просто согласился поучаствовать, тем более, что дело предполагалось очень выгодное. В первый день весны гуннский гонец привез депешу императору Флавию Маркиану, который все-таки согласился «одарить» шаньюя. Дань была замаскирована под выдачу «столовых» денег: Феодосий Второй когда-то давно присвоил Атилле звание римского полководца, которому теперь и посылали деньги на прокорм. Выданной суммы хватило бы кормить всех гуннов в течение пары лет. После выполнения главного задания посол заглянул ко мне домой и на словах передал, чтобы по первой траве я ехал на службу: готовится поход на западных римлян.

Гуннская армия вторглась на территорию Западной Римской империи четырьмя колоннами: двигавшейся южнее всех командовал Эдекон, севернее нас шел Орест, дальше — Атилла и почти по берегу Северного моря, которое римляне сейчас называют Германским океаном — Орест. Так пришлось сделать потому, что воинов в поход отправилось очень много, тысяч триста или больше, подсчитать было невозможно. На зов шаньюя еще с зимы начали приходить отряды из всей восточной части нынешней Ойкумены, ведомые вечным зовом пойти и навалять живущим в западной ее части, которых подобный зов постоянно бросает в атаку на живущих восточнее. Второй парой географических антагонистов являются северяне и южане. Поводы для войн могут быть самые разные, но глубинная причина во всех случаях одна.

Я опять был под рукой Эдекона, который предложил набрать отряд побольше, что я и сделал, увеличив свой до тысячи. Остановился на этой цифре исключительно потому, что таким количеством не слишком тяжело управлять и легко делить добычу, а мог бы набрать и две. Воевавшие под моим командованием в предыдущих походах отзывались обо мне хорошо и приводили своих соплеменников и друзей-приятелей. На этот раз пропорция была немного нарушена: оседлых стало чуть больше четырех сотен, а кочевников — почти шесть. Во время сражения моему отряду отводилось место на левом фланге. Кроме моего отряда, в колонне Эдекона было еще тысячи полторы тяжелых конников, которые должны будут расположиться на правом фланге, а также тысяч десять конных лучников и тысяч тридцать-сорок пехотинцев, основу которых составляли восточные готы под командованием Теодомира, младшего брата нынешнего их короля Валамира.

Имена, кстати, славянские, и язык немного отличается от того, на котором говорят гепиды, больше похож на тот, на котором общался со мной выходец со среднего течения Днепра. Среди них было много воинов, вооруженных только двумя-тремя дротиками такой же длины, как римские, но с более толстым древком, из-за чего раза в полтора тяжелее, и примерно с одним на десять человек большим деревянным щитом, обтянутым кожей, очень тяжелым. Как мне сказали, воины с такими щитами становились в первой шеренге и прикрывали соратников, которые из-за их спин метали дротики и стреляли из луков. Кстати, их луки служили гуннам поводом для издевок — были простыми и короткими, сантиметров шестьдесят-семьдесят, использовали короткие стрелы с маленьким, четыре-пять сантиметров, листовидным наконечником. В серьезное оружие они превращались, благодаря яду, в который обмакивали наконечник перед выстрелом. Даже легкая рана могла стать смертельной, если быстро не вырезать мясо вокруг нее или не прижечь. Скорее всего, готы, когда жили в степях и лесостепях будущей Новороссии, сильно перемешались с древними славянами, основным оружием которых и были тяжелые дротики и деревянные луки с ядовитыми стрелами.