Рыцарь-Дракон - Диксон Гордон Руперт - Страница 63

• Предыдущая
• 63/119
• Следующая

Единственным недостатком нового убежища было то, что они не могли позволить себе разжечь костер в такой близости от замка. Слишком велик риск. Но, к счастью, у них было с собой копченое мясо, а также хлеб и сыр. Дополнив это вином, разбавленным водой из ручья, они приготовили неплохой обед.

После трапезы соратники расселись кружком при свете последних лучей уходящего дня и разговорились с тем особенным дружелюбием, которое проявляется в людях перед лицом общей опасности. Только Арагх почти не принимал участия в разговоре: он как лев лежал в траве на животе, высоко задрав голову и вытянув передние лапы. И хотя замок и лес не были видны отсюда, Арагх не спускал пристального взгляда с закрывающего их склона холма. Очевидно, волк и сейчас был начеку.

Люди же сверили карты, воспоминания и наконец договорились, где именно следует искать тропинку, что приведет их к месту встречи. Обследовать предстояло всего около сотни ярдов по краю леса, не более того.

Когда все было согласовано, разговор незаметно перешел на другие темы.

Сэр Брайен был не просто старшим, а вообще единственным сыном своего отца, поэтому для него никогда не возникало вопроса о праве наследования замка Смит. Но тут выяснилось, что Жиль был аж третьим сыном в семье и, следовательно, почти не имел надежд на наследство. Будучи нортумбрийским рыцарем, без друзей и влияния в Южной Англии, не говоря уже о друзьях и влиянии при дворе, он имел мало шансов на успех в жизни.

– Правда, я никогда и не питал особых надежд, – признался Жиль Джиму, Брайену и Дэффиду.

Никто не захотел комментировать это заявление, в особенности Дэффид, чьи виды на будущее были еще более сомнительными, чем у Жиля. При всем его искусстве обращения с луком, подняться вверх по социальной лестнице в этом мире было совершенно неслыханным делом. Да он и не считал продвижение в обществе особо важным. Это имело огромное значение только для представителей дворянского сословия, где, с одной стороны, безраздельно царили идеи рыцарства, а с другой – главной целью в жизни было любой ценой получить земли и титул.

Что касается Брайена, ему это было необходимо, прежде всего затем, чтобы вступить в брак с Герондой Изабель де Шане. Они дали друг другу клятву верности, отец Геронды перед отправлением в крестовый поход благословил их обручение. Но, вернувшись, он мог еще изменить свое решение, особенно если бы ему удалось стяжать себе славу и богатство в Святой земле. Тогда он был бы не прочь подыскать и более выгодную партию для своей дочери.

Жиль, который тоже был знатного происхождения, уже смирился с невозможностью завоевать громкое имя или богатство.

– Единственное, чего бы мне хотелось, – признался он товарищам, – это прежде, чем умереть, совершить какой-нибудь великий подвиг, пусть даже ценой жизни.

Тут не удержался Дэффид, молчавший до этого момента.

– Конечно, не мое дело советовать рыцарю, как следует жить, но мне кажется, что лучше все же жить и делать при этом что-то полезное, нежели умереть и уже не приносить пользы никому в мире.

Джим ожидал, что Жиль вспылит в ответ, как он поступал каждый раз, когда кто-то пытался перечить ему, но рыцарь пребывал в каком-то странно спокойном, задумчивом, почти меланхолическом расположении духа.

– Действительно, – сказал он, но произнес это мягко, – не тебе, Дэффид, учить меня или любого другого рыцаря, как следует жить и как умирать. В этом и заключается разница в нашем положении. Посмотри, многие рыцари были бы счастливы отдать себя полностью, даже умереть во имя великой цели. Но их часто сдерживают обязательства и долг перед семьями, женами, даже перед своим именем. Мне выпало быть свободным от всех этих обязательств. У отца, кроме меня, еще два старших и два младших сына, так что можно не опасаться, что семейные владения окажутся в чужих руках. У меня нет другой цели, кроме той, что привела меня сюда, и нет никаких обязательств перед моей семьей и именем, за исключением того, чтобы не запятнать их дурными поступками. Следовательно, я свободен и могу совершить великий подвиг, прежде чем умру. Это моя мечта и мое единственное желание.

– Ты еще слишком молод, чтобы думать о смерти, Жиль, – сказал Джим.

Он знал, что был всего на несколько лет старше нортумбрийского рыцаря, но несмотря на это чувствовал себя гораздо более зрелым, и не только потому, что был уже женат, но и оттого, что воспитывался в мире, чьи общественные структуры и наука ушли далеко вперед по сравнению со средними веками. В этот миг он ощущал себя отцом, если не дедом, по отношению к Жилю.

– Будь я старше, мог бы я отдать все с такой легкостью? – спросил Жиль. – Нет, именно сейчас время моих подвигов, и, может быть, освобождение принца из этого замка и есть мое главное дело.

Что до Джима, который не имел ни малейшего желания не только умирать, но даже быть раненым во время предстоящего дела, то стремления Жиля шокировали его. Для него это звучало как бессмысленный отказ от жизни. Но Жиль-то говорил искренне, а не просто под влиянием момента. Очевидно, идея зрела в нем давно, может быть, в течение всей жизни. Поэтому простейшие аргументы могли здесь не помочь, а только навредить. Джим решил больше не говорить об этом.

Брайен и Дэффид, похоже, придерживались того же мнения. Арагх либо вовсе не имел никакого мнения на этот счет, либо считал, что Жиль волен сам решать, что делать со своей жизнью; это касается одного Жиля и никоим образом не относится к нему, Арагху, и даже не интересует его. Джим знал только, что Арагх мог одобрить мысли Жиля. Такие взгляды и построения соответствовали дикому времени, которому все они принадлежали.

Когда солнце за их спинами скрылось за холмом и убежище соратников погрузилось в кромешную тьму, а лес внизу стал расплываться в сумерках, они решили двигаться. Джим распорядился, чтобы Арагх шел впереди. При таком положении его чуткому носу не мешали запахи идущих за ним людей. Так они и двинулись к тому краю леса, где, по их предположению, могло быть начало заветной тропинки. Спускаться пришлось по безлесому склону холма, и шли друзья вполне уверенно.

Когда они достигли края леса, то всего через несколько ярдов они наткнулись на вход, подробно описанный сиром Раулем. Он вел прямо в густые заросли деревьев.

Положение входа полностью соответствовало рассказу француза. Конец одной из ветвей, торчавших наружу, был недавно надломан, и этот знак не только подтвердил, что они находятся на правильном пути, но и указал на то, что тот, с кем Джим и его спутники должны были встретиться, разыскивал их.

Вблизи лес показался им еще более непроходимым, чем можно было предположить, глядя с холма. Большинство деревьев походили на дикие яблони, вот только даже намека на плоды было не отыскать, а вместо листьев на ветвях торчали сучковатые наросты. Сами ветки казались какими-то изломанными, угловатыми; примерно каждые шесть дюймов они резко меняли направление роста, а изломы эти вытягивались и заострялись подобно шипам. Войдя гуськом в проход вслед за Арагхом, трое рыцарей инстинктивно схватились за мечи. Оглянувшись назад, Джим увидел, что и Дэффид из-за голенища левого сапога вытащил свой длинный нож.

Вступив в заросли, они сразу же оказались в кромешной тьме. Постепенно глаза с трудом стали различать контуры предметов на фоне потускневшего неба. Так продолжалось до тех пор, пока не взошла луна. Она появилась незадолго до полного захода солнца и светила им сквозь корявые ветви деревьев.

Арагх уверенно двигался вперед. Джим поначалу следовал за ним на ощупь. Но потом его осенило, как можно увеличить способности своих органов чувств. Он начертал на внутренней стороне лба:

Я – > ДРАКОНОГЛАЗ, ДРАКОНОНЮХ, ДРАКОНОСЛУХ

В тот же момент зрение улучшилось и стало соответствовать тому, какое он имел, будучи драконом. Разница была не очень велика, но все же дракон видел лучше, чем обычный человек. Кроме того, теперь Джим мог, подобно Арагху, использовать обоняние, что тоже делало его движения более уверенными.

• Предыдущая
• 63/119
• Следующая