Сердце Сумерек (СИ) - Максимова Аврора - Страница 48

Она отшатнулась, будто мои слова обжигали. Я подошла ближе, подавляя желание всыпать ей парочку крепких затрещин. Я — не Граз’зт, и мне не стыдно врезать зарвавшейся бабенке, даже если она нашла себе десяток удобных слезливых оправданий. Даже если в некоторой степени Данаани не могла не восхищать своей целеустремленностью. Хотя я бы никогда не смогла переступить вот так, одним махом, через чужие жизни.

— Я видела его, Данаани, и не притворяйся, что не знаешь о его существовании, потому что твоя нянька не просто так дала тебе вот это! — Я с силой рванула золотой обруч с ее шеи.

Принцесса попыталась меня остановить, но я опередила ее.

— Они все знают, они видели следы на твоем теле, — чтобы окончательно растоптать ее вскрытием болезненной тайны, сказала я. — Даже не пытайся врать снова. Ты хотела сбежать в мой мир, чтобы избавиться от его преследования?

— Как можно сбежать от того, кто сидит у тебя под кожей? — глухо спросила Данаани.

— Кто это? — спросил Граз’зт.

— Если она говорит, что вы все видели, то должны бы были догадаться, — зло бросила принцесса.

— Мы видели шестипалые ладони, — пояснил Хадалис.

— Тогда что вам еще не понятно?

— Это… дариканец? — Граз’зт сглотнул.

— Конечно, и теперь он тоже, я надеюсь, сидит в ней.

Говоря это, она перевела на меня злой серебряный взгляд. Оскалилась, как голодна собака, прижимая к груди своего раненого самца.

— Потому что она — кхистанджутка, а значит, единственная, кто способен справится с дариканцем. Как тебе такой подарочек, Маша Семенова? Носить в себе аватар бога?

— Заткнись, — зашипел на нее Рогалик, но Данаани, похоже, вошла в раж.

— Что такое, Граз’зт? — Она скривилась в злой усмешке. — Что тебя беспокоит? Тебе же была нужна божественная сила, чтобы разрушить каменный гроб, в котором сидит твоя жена. Это, конечно, не Сердце Зары, но тоже вполне себе сила высших. Правда, с маленькой оговорочной. — Принцесса снова стала жесткой, посмотрела на него так, будто хотела убить взглядом. — Если ее кхистанджутская кровь проснется раньше, чем она научится контролировать дариканца, то она умрет. А если дариканец окрепнет до того, как она полностью станет кхистанджуткой, то и в этом случае бедная девочка долго не протянет. Но если нам повезет и оба процесса будут развиваться одновременно и гармонично, тогда! — Данаани вскинула палец. — Тогда, скорее всего, она убьет всех нас. И немножко изуродует весь этот мир. Как вам варианты? По-моему, каждый прекрасен в своей безысходности.

Я зашаталась, пошарила вокруг в поисках опоры и наткнулась на ладонь Хадалиса. Не глядя, кивнула ему с благодарностью.

То, что говорит эта дрянь, не может быть правдой. Все происходящее не может быть правдой. То, что Граз’зт говорил о кхистанджутах… Я не могу быть одной из них, даже не зная об этом!

— Зачем ты все это сделала? — спросил Рогалик, то сжимая, то разжимая окровавленные кулаки.

— Сделала что? Полюбила тебя так сильно, что позволила себе верить в союз крэса и селунэ?

— Ты не способна на любовь. — Я обещала себе молчать, но это было сильнее меня. Мне было так больно от этой несправедливости, что, казалось, если я не выплесну хоть часть обиды, то она сожжет меня изнутри. — Ты просто эгоистичная дрянь, избалованный ребенок, решивший, что имеет право делать все что угодно только потому, что ему не досталась вишенка с торта!

— Маа’шалин. — Хадалис попытался меня остановить, но на этот раз я отмахнулась от его помощи.

— Я с трудом понимаю, о чем ты тут говоришь, дрянная принцесска, но точно знаю, что в какого бы монстра не превратилась, самой большой злобной тварью все равно останешься ты.

Рогалик оглянулся на меня с такой широченной улыбкой, что мне сразу стало легче. Хотя, как и раньше немного передернуло от вида его клыков.

— Теперь я понимаю, почему мы его не видели, — сказал Хадалис. — Если то, что говорит Данаани правда, то эта тварь… Она сидит внутри Маа’шалин.

— Конечно она в ней сидит! — Данаани закатила глаза, как будто речь шла о повседневных привычных вещах. Хотя, судя по лицам моих мужчин, она говорила о чем-то из ряда вон выходящем. Даже Тан стонал через раз, прислушиваясь к нашему «душевному» разговору. — Ты совсем не слушал, что я говорила?

— Был слишком занят размышлениями на тему, каким из множества способов сделать так, чтобы ты больше никому не могла причинить вред, — не задумываясь, ответил он. — Возможно, закопать вас обоих за окном? Но не слишком глубоко, чтобы вас отрыли ночные странники. Как думаешь, какая из твоих костей самая вкусная?

Несмотря на трагизм ситуации, я не смогла не удивиться. Надо же, а парень умеет быть злым. Мне вдруг стало не по себе от четкого осознания: он, не раздумывая, воплотит угрозу в жизнь, если принцесса не заткнется. И Данаани замолчала.

— Ты все равно мой гард, — напомнила принцесса, когда затянувшаяся тишина потихоньку начала действовать на нервы. — И ты все равно связан со мной.

— Ненадолго, — осклабился он. И со злым прищуром, спросил: — Ты же давно все знала, да? Забытая аркана, твои страшные сны и крики по ночам. Ты знала, что дариканец сидит в тебе, но никому ничего не сказала.

— А ты бы сказал?! — Она так поморщилась, что мне показалось — сейчас заплачет. Но нет, не заплакала. — Ты же знаешь, что со мной сделали бы! Ты знаешь, что для моего отца не существует полумер и даже собственная дочь должна быть уничтожена, если несет в себе угрозу. А я всего-то хотела жить. Я не виновата, что проклятые фанатики сделали со мной… все это!

Она яростно хлопнула ладонью по полу. Тан, морщась от боли, нашел силы, чтобы сесть, опереться спиной о стену. Он потянулся к ней, пытаясь приобнять за плечи, но Данаани нервно вырвалась, встала на ноги, расправляя плечи и крылья. Все же я постаралась, наряжая «это тело», и камни в короне сверкали множеством звездных искр, разбрасывая по стенам комнаты разноцветные блики. Мне невольно захотелось накинуть что-то себе на плечи, чтобы прикрыть свою простую толстовку и потертые джинсы. Но, блин, какого черта? Я такая, какая есть: худая и угловатая, с грудью первого размера и веснушками, которые, если постараться, можно найти даже на ушах. Я — это я, Машка Семенова, рассеянное неуклюжее несчастье. Но по крайней мере, во мне нет гнили.

— Самая страшная правда в том, — хмыкнула принцесса, — что тебе, Граз’зт, нужно было просто убить меня там, в Пустошах. Тогда бы то, что выросло во мне и теперь будет набираться сил в ней, никогда бы не стало частью нашего мира. Ты знаешь, что будет, если дариканец выберется наружу. Мы все знаем.

— Ну так расскажите и мне, а то, знаете, не люблю, когда купленный хомячок вырастает в бегемота.

Я вздернула подбородок, стряхнула последние слезы. Вот так лучше. Выплакалась — стало легче. Но больше — ни единой слезинки. Я должна вернуться домой, и я не разменяю свою жизнь за здорово живешь. Мы, Семеновы, такие: даже если нам ноги сломать, все равно будем стоять. На руках или на голове.

Рогалик задумчиво потеребил колечко в губе, и я почему-то вспомнила день, когда впервые его увидела. Тогда он казался настоящим больным придурком, а оказался хорошим надежным парнем. Столетним парнем.

— Не знаю, о чем ты там думаешь, Маа’шалин, но, если это заставляет тебя улыбаться — продолжай. — В его жгучем оранжево-огненном взгляде на миг блеснули искорки смеха.

И я почувствовала, что Данаани сверлит нас обоих недовольным взглядом.

— Дариканцы — это гниль, которая проросла из крови проклятого на вечные страдания Ид’тара, Пятого из Десяти, Хозяина Разрушения. Он нарушил Основы и поэтому был обречен на долгую и мучительную смерть. Но ведь это же бог. И не просто бог, а тот, кому по силам было украсть ночное светило с небесного свода. Его злость и вера в то что час отмщения настанет была так сильна, что проросла из каждой капли крови, став теми, кого потом назвали дариканцами, несущими искру Разрушения. Строго говоря, каждый дариканец и есть Ид’тар. — Принцесса приложила палец к губам, осмотрела меня с ног до головы. — Аватар бога, выражаясь понятным тебе языком.