Затмение (СИ) - Субботина Айя - Страница 29

«Спасибо», — скрипит в голове старческий голос моего второго Мастера.

Образы, которые он посылает, теперь наполнены красками: не размытые серые очертания снежных долин, а болезненные вспышки ожесточенного сражения: стоны умирающих тонут в лязге мечей и неестественно громких хлопках крыльев, гарь застилает взгляд, а вековые снега тают в горячей крови.

Невольно вздыхаю, голова идет кругом, и только поддержка Грима не дает упасть.

— Что ты мне показал? — спрашиваю Мастера.

«Часть прошлого, которого я не помню», — грустит он.

Мастера — не пустышки-прислужники, они — живые сущности со своим характером и причудами. И я почти физически ощущаю тоску этого потерянного духа. То, что причинило боль мне, его терзает во сто крат сильнее.

— Если бы ты показал больше, мы могли бы отыскать твой дом, — предлагаю я. Если принести из прежнего жилища хоть щепотку пыли — Мастеру будет легче закрепиться на новом месте.

Знаю, что он пробует, пытается, но лишь рычит от негодования за собственную слабость.

— В следующий раз, — сдаюсь я.

Не знаю, что за осколок памяти он вонзил мне в голову, но чувствую ужасную слабость и не отказалась бы прилечь, хоть на улице лишь немного за полдень и обычно я не позволяю себе валяться в постели, когда есть масса нерешенных дел. Честно обхожу спальню стороной, но все равно оказываюсь там и проваливаюсь в самый странный сон, какой только видела в своей жизни: чувствую себя птицей, которая низко парит над заснеженными просторами, высматривая что-то среди древних развалин и мерзлых льдов. Я словно ищу что-то… или кого-то, и внутри меня звенит щемящая боль, потому что знаю — этого давным-давно нет, и как бы низко я не летала, сколько бы слез не пролила, чуда все равно не произойдет.

— Дэш… — трясет меня за плечо Райль. — Дэш, проснись.

Нехотя открываю глаза — и в веки словно вонзают тысячи колючек. Чтобы подтвердить догадку, впиваюсь взглядом в подушку. Так и есть — на наволочке остались характерные влажные пятна слез. Да и сестра смотрит озадачено и настороженно.

— Просто дурной сон, — говорю, предвидя ее закономерный вопрос.

— Риваль приехал, — сообщает Райль. — Говорит, у него к тебе дело.

Риваль? Наследный принц лично нанес визит опальной беглянке?

Киваю, говорю, что мне нужна пара минут, чтобы привести себя в порядок, но, как только дверь за сестрой закрывается, устало опускаюсь на кровать. Кажется, до сна я чувствовала себя бодрее, чем после. И странная тревога звенит внутри натянутой струной. Нужно время, чтобы разбавить наваждение попыткой угадать причину визита высокого гостя. В ту ночь, после игры, я выручила Риваля, и он выглядел бы глупо, отказываясь от помощи. Но сегодня приехал сам, да еще и с каким-то делом. Напрашивается закономерный вывод о том, что за минувшую неделею принц успел забыть свое обещание больше никогда не садиться за карточный стол, проигрался вдрызг и приехал просить в долг. Но эта мысль настолько омерзительна, что я поскорее гоню ее прочь. Риваль в сущности хороший человек, которому просто не повезло родиться вехой на пути великого герцога. После смерти короля трон унаследует Эван, и только дурак не понимает, чем это грозит Ривалю.

Принц ждет меня в кабинете: здесь горит камин, и я немного оторопело замечаю, что вместо старой каменной кладки он сложен из блестящих черных кусков мрамора, а решетка, за которой томится пламя, буквально шедевр кузнечного искусства. Это точно не работа Шииры.

— Буду рад прийти, Дэш, — без приветствия улыбается Риваль, показывая конверт с приглашением. — Я восхищаюсь твоей свободой.

Моя улыбка немного натянута, ведь то, что он принимает за свободу — вынужденная мера. Я, как бабочка, вынуждена раскрывать крылья, пугая врага страшным узором. Стоит только показать слабину — и нас с Райль сожрут, словно цыплят.

— Это будет небольшой домашний праздник, — предупреждаю я, помня его тягу к пышным торжествам. — Маска и костюм обязательны.

Риваль кивает, делает шаг ко мне и галантно целует руку.

— Что случилось? — Не люблю долго ходить вокруг да около, потому что время — самое драгоценное из моих сокровищ, и это единственное, что я никак не смогу восполнить покупкой нового рудника.

— Подумал, тебе это будет интересно.

Принц достает из-под полы небольшой свиток, внутри которого лежат листы, исписанные аккуратным, с филигранными завитками, почерком. Беглого взгляда хватает, чтобы понять — это письма. Они без подписи, лишь внизу стоит инициал: красивая буква «А».

— Что это?

— То, что я нашел среди личных вещей отца незадолго до того, как он обозвал меня щенком и выродком, и приказал никогда не появляться ему на глаза, — с толикой приправленной иронией грусти откровенничает принц. — Я… просто хотел как-то тебя отблагодарить, Дэш. Не знаю ни одного человека, кто бы сделал то, что сделала ты.

— Я ничего не просила взамен.

— Знаю, знаю, — улыбается он. — Просто взгляни.

Это письма женщины — и в них она обращается к человеку, которого явно любит: написанные слова превращаются в музыку в моей голове, и я даже слегка завидую тому, как тонко она выражает свои чувства. Но от письма к письму настроение незнакомки меняется: слова любви сменяются злыми обидами, которые перерастают в угрозы. Мне немного стыдно за то, что невольно подглядываю в замочную скважину чужой сердечной истории, но каждый раз, когда пытаюсь отложить письма, Риваль настаивает, чтобы я продолжила.

И я благодарна ему за это, потому что постепенно передо мной открывается запутанная, полная предрассудков история любви короля и незнакомки, нарекшей себя «А».

— Она говорит о ребенке, — шепчу я, пораженная очередным откровением. — Это тот самый бастард?!

— Ответы у тебя в руках, — загадочно говорит Риваль, потягивая горячий напиток из молотых зерен эфити. Я привезла целый мешок отборного сорта, и принц явно пристрастился к нему с первой же чашки.

«Она похожа на тебя…» — читаю последнюю строку самого последнего письма.

Сначала даже не понимаю, что меня так смущает в простой строчке, но, когда осознаю, не могу сдержать удивленный вздох.

— Она?! Бастард — девочка?

Риваль кивает, даже не пытаясь скрыть, что рассчитывал именно на такую реакцию.

О незаконном отпрыске ошибки молодости правителя Абера чего только не говорили, но даже самые нелепые слухи не предполагали, что это могла быть девочка. Я, само собой, тоже.

— Это очень ценная информация, Риваль.

— Поэтому я поделился ею с тобой.

— Великий герцог не знает?

Риваль отрицательно мотает головой. В это трудно поверить, ведь Эван, кажется, контролирует все, что происходит в замке и далеко за его пределами, и даже я ловила себя на том, что рядом с ним мои мысли начинают плясать под его беззвучную дудку.

Мы с принцем обмениваемся многозначительными взглядами: оба знаем, что, если — когда! — великий герцог узнает о таком вероломстве, Ривалю будет несдобровать.

— Я устал его бояться, — твердо говорит принц, и я впервые вижу его таким решительным. Похоже, Эван пережал, пытаясь воспитать из бульдога ручную собачонку. — Дэш, я надеюсь, мы сможем объединить силы против него. Кем бы ни была мать этой девочки, — Риваль кивает на письма в моих подрагивающих пальцах, — Эван отчего-то боится ее. Согласись, сам по себе ребенок от крестьянки никак не мог бы помешать его планам.

Конечно, я согласна. И отчего-то невольно вспоминаю байку о ледяной принцессе, бросившей новорожденного к ногам мужчины, который даже не пожелал взглянуть на своего ребенка.

Ледяная принцесса — наследница древнего народа. Пусть давно ушедшего в забвение, но с родословной куда более крепкой, чем у правящей династии. Даже амбициозные планы великого герцога запросто разобьются об кровь Первых королей.

— Что ты за это хочешь, Риваль?

Опускаюсь в кресло, кутая плечи в толстую вязаную шаль. Кажется, что пока я играю в месть, жизнь, со всеми ее удовольствиями и радостями просачивается сквозь пальцы. Почему нельзя быть такой, как Райль? Радоваться жизни, всплескивать руками от каждой мелочи и проводить дни в заботах о том, выбрать ли для оформления маскарада красные ленты или голубые кружева.