Второй шанс-IV (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 10

Мама серьёзно задумалась, так до конца фильма и сидела с задумчивым выражением лица. Разве что под конец встрепенулась и вдруг завела разговор о бабушке. Только тут я вспомнил, что сегодня, когда мы гуляли, Инга передала мне записку от отца с телефоном главврача санатория имени Володарского, и завтра эта Юлия Витальевна ждёт от нас звонка не позднее 5 часов вечера. Тут же метнулся в прихожую и вытащил из кармана куртки бумажку с телефоном.

— Этой Юлии Витальевне покажется странным, если с ней буду общаться я, а не кто-то из взрослых, — сказал я, передавая маме записку. — Так что звонить придётся тебе, тем более у тебя на работе в кабинете есть телефон.

— Есть, один на пятерых, — кивнула мама.

— Ну какая разница, пусть подслушивают, хотя… Там же, скорее всего, будет обсуждаться и денежный вопрос.

— Лучше я тогда позвоню из холла с первого этажа. Там, правда, уличный автомат, две копейки опускать надо, но зато телефон висит в укромном закутке, и посторонние не станут подслушивать.

На том и порешили. Я наказал маме не стесняться в намёках на горячую материальную благодарность, но цифрами в прямом эфире не козырять, конкретно нужно будет договариваться при личной встрече.

Потом она пошла на кухню что-то готовить на завтра, к приезду отца из поездки, а я пошёл в свою комнату, в надежде уснуть. На часах было одиннадцать вечера, и сон пока не шёл. Дотянулся до приёмника, поймал BBC, передававшему новости в рамках «Русской службы». Качество приёма было так себе, но сквозь шумы создаваемых «глушилками» помех в целом можно было понять, о чём говорят. Как раз «Русская служба новостей» передавала новости.

— По-прежнему с Советском Союзе предпочитают скрывать подробности захвата самолёта, следовавшего рейсом Пенза-Харьков-Симферополь. После выхода в нашем эфире этой новости в советских газетах «Правда» и «Красная звезда» вышли лишь небольшие заметки, где человека, пытавшегося вырваться из-за «железного занавеса», иначе как террористом не называют. А у нас появилась дополнительная информация. Как выяснилось, молодым человеком, обезвредившем угонщика, оказался не кто иной, как 16-летний русский писатель и музыкант Максим Варченко. Именно его песня «Heart-Shaped Box» всё ещё на лидирующих позициях американского и английского хит-парадов и, по слухам, её планируют выдвинуть на одну из номинаций премии «Грэмми», Церемония, напомним, состоится 15 февраля в Лос-Анджелесе. Правда, автору композиции советские власти вряд ли дадут разрешение на выезд…»

Дальше я уже слушал вполуха. Ого, вот это ни фига себе! Честно говоря, про «Грэмми» я как-то и не думал. И ведь действительно, не выпустят, черти, в Штаты. Я бы даже за свой счёт слетал, так вдруг захотелось окунуться в мир «загнивающего капитализма», потусить с легендарными и ещё живыми легендами мировой музыки. Тот же Джон Леннон погибнет только через год, может, он тоже там появится? Хотя, чего это я размечтался, однозначно не выпустят, можно даже не заикаться.

А тем временем началась «Программа поп-музыки из Лондона» с Севой Новгородцевым, и первой прозвучавшей композиций оказалась… Ну да, «Heart-Shaped Box». Ох, Курт, дружище, спасибо тебе за всё!

Лёг на кровать, закрыл глаза и слушаю несущуюся сквозь помехи «глушилок» западную музыку. Вот почему у нас не могут на радио хотя бы запустить аналогичную передачу? Например, большую часть посветить отечественным коллективам и исполнителям, знакомя радиослушателя не только с эстрадой, но и с музыкантами типа «Машины времени», а под занавес выдать в эфир «пёрплов» или «зеппелинов». И не нужны нам будут никакие Севы Новгородцевы. Хотя мужик молодец, радует население 1/6 части суши качественной музыкой.

Не успела передача закончиться, как неожиданно раздался звонок от Сергея Борисовича. Мама с кухни до телефона добежала первой, потом махнула рукой мне, стоявшему в дверях в одних тирсах, мол, тебя спрашивают.

— Максик, а что это дядя Инги тебе то и дело звонит? — спросила она шёпотом, прикрывая ладонью мембрану. — У вас с ним что, какие-то дела?

— Вроде того, — так же шёпотом ответил я. — Он же в КГБ работает, я у него вроде нештатного помощника.

И, игнорируя мамин удивлённый взгляд, вместе с телефоном умотал в свою комнату. Сев на кровать, наконец произнёс в трубку:

— Здравствуйте, Сергей Борисович. Подозреваю, что вы уже в курсе, раз звоните в такое время?

— Ещё бы я не в курсе. Ты как себя чувствуешь?

В голосе Козырева слышалось плохо скрытое волнение, и я поспешил его заверить, что со мной всё замечательно. Ну разве что горло ещё немного побаливает, а сипение практически прошло. Мне связки нужны в рабочем состоянии, у меня послезавтра, в субботу, премьера песни лично для Николая Степановича, мне сипеть никак нельзя. Если завтра лучше не станет, то позвоню уже знакомой врачу-фониатру, пусть подскажет, что тут можно сделать. Но про то, что мне исполнять песню перед директором училища, я, естественно, Козыреву говорить не стал, ни к чему его грузить моими заботами.

— Я сейчас звоню, между прочим, из РОВД, — сказал Сергей Борисович. — Только что беседовал с задержанным, а то следователь утром придёт, а мне, сам понимаешь, хотелось как можно скорее кое-что для себя выяснить.

— Честно говоря, не думаю, что это нападение было подстроено западными спецслужбами, — заметил я. — Это же городской дурачок, видно, что-то ни с того ни с сего просто втемяшилось ему в голову…

— Не телефонный разговор, Максим, — строго осадил меня Козырев. — Давай-ка завтра подходи в «чайную» к трём часам дня, я там буду как раз кое-какие свои дела решать, и на тебя время найду. Сможешь?

— К трём часам? Хорошо, подойду, мы ведь ненадолго?

— Я думаю, четверти часа нам с тобой хватит.

«Чайной» с некоторых пор мы в разговоре между собой стали называть явочную квартиру, так как каждые наши посиделки сопровождались чаепитием. Так что о встрече в «чайной» можно даже при посторонних. Прежде чем попрощаться прощались, я попросил:

— Сергей Борисович, вы моему спасителю, который Виктор Алексеевич, какую-нибудь благодарность объявите, что ли. Если бы не он — я бы с вами сейчас не разговаривал.

— Насчёт Виктора Алексеевича не беспокойся, — хмыкнул в трубку Козырев, — он получит по заслугам. Давай, подходи завтра, поговорим.

Когда я уже окончательно отходил ко сну, услышал, как негромко хлопнула входная дверь, и голоса матери и отца. Батя прибыл из поездки, сейчас кормить его будет, подумал я, проваливаясь в темноту. И практически тут же осознал, что я стою на знакомом берегу по колено в траве, сразу понял, что где-то рядом мой «ловец». И в самом деле, мгновение спустя я увидел его ноги, выше которых мой взгляд упорно не хотел подниматься.

— Теперь видишь, на что способны мои оппоненты?

— Я так и подумал, что это их рук дело. Не мог этот малахольный, никогда ни на кого не поднимавший руку, так вот без всякой причины напасть на незнакомого прохожего с явным намерением его убить. Но, я так понимаю, они могут предпринять ещё одну попытку?

— Вполне, я чувствую их окрашенные бордовым цветом эманации, что по человеческим понятиям значит ярость.

— Да, но какой смысл теперь в моей смерти? Дело-то сделано, я вообще уже не при делах.

— Какой смысл в том, что планеты вращаются вокруг солнца, в том, что солнце вращается вокруг центра галактики и его «энергетического котла»? Так и здесь не стоит искать смысла. Можешь просто порадоваться, что за тобой наблюдают и охраняют.

— А вы, значит, не можете обеспечить мне хоть какую-то защиту?

— Что ты подразумеваешь под этим словом? Суперброню, как у героев ваших земных комиксов? Или магический оберег?

Мне показалось, что в его голосе промелькнула насмешка.

— От оберега я бы не отказался, — бурчу обиженно себе под нос. — Я думал, мы с вами в одной команде, а вы мне не хотите помочь.

— Не хочу помочь? — теперь в его голосе зазвучал металл. — Вообще-то я и так для тебя немало сделал только тем, что позволил жить в этом теле. Да и кто тебя предупреждал о том, что тебе может грозить опасность?