Попаданка ледяного дракона (СИ) - Свадьбина Любовь - Страница 52

Едва сдержав мысли о Саране, фыркаю:

– Как пессимистично.

– Само бытиё отчаянно нуждается в том, чтобы его перекроили на новый лад. – Отец сдёргивает рубашку. – Гонка за выживание превращает всех существ в животных, заставляет забыть всё доброе, бороться только за свою шкуру. Это системная ошибка мира.

На белоснежной коже бока темнеет порез с размазанной вокруг кровью. Огемар отца зацепил.

– А мне сказали, что ты никогда не ошибаешься, – указываю на рану.

– Все ошибаются. Просто некоторые делают так, что об этом никто не узнаёт. – Отец вытаскивает из сундука в изножье шкатулку. В ней звякают склянки. – Итак, вернёмся к вопросу о том, почему я позволил тебе попытку к бегству.

– В воспитательных целях, – складываю руки на груди.

В шкафу что-то глухо стучит. В разум мне ударяет гневное бормотание: «Вы что, меня вытаскивать не собираетесь? Изуверы! Я и обидеться могу!»

В шкатулке плотно набиты пузырьки и мешочки. Отец, оставив её на постели, откупоривает одну из бутылочек и поднимает саблю. Выливает густую тёмную жидкость на лезвие. Растекаясь по металлу с чеканным узором, жидкость источает сполохи наподобие северного сияния. Медленно катится к самому острию, озаряя сосредоточенное лицо отца, высвечивая страшные белые рубцы на животе, которые прежде он объяснял столкновением с медведем.

Сияние складывается в магические знаки.

– Что значит этот свет? – я сосредотачиваюсь на лезвии.

– Яд. Огемар Шайн заядлый дуэлист и обычно выходит победителем. Потому что использует отравленные клинки. Конечно, он это скрывает. Яд нарушает координацию жертвы, упрощая победу, и потом быстро разлагается. В своё время я случайно узнал об этом и на всякий случай выяснил, каким именно ядом пользуется Огемар. Едва вернувшись в Орден и получив возможность запастись различными снадобьями, достал противоядие, ведь за тобой нужен присмотр менталиста, а Огемар – менталист Ордена, и это повышает вероятность нашего столкновения. Как видишь, так и случилось. Противоядие я выпил заранее, а теперь убедился, что никаких новых разновидностей яда Огемар не применял. Предусмотрительность – секрет молвы о моей непогрешимости.

– И зачем ты мне это рассказываешь? – хмыкаю я.

– Ты Никсэ и не должна позорить род, даже если меня не будет рядом. Поверь, я не настолько наивен, чтобы считать себя бессмертным или неприкосновенным. – Отбросив саблю обратно на меховое покрывало, отец убирает флакон с реактивом и вместо него берёт баночку с мазью. – Вернёмся к теме нашего разговора. Мы – исполнители. Кто-то более высокого уровня, кто-то пониже. Во главе стоит проводница воли Бездны, связанная с ней разумом. На практике это значит простую вещь: и ты, и я, и все мужчины, которые попытаются стать твоими покровителями – все мы исполняем чужие приказы. Они не смогут тебя от обязанности подчиняться защитить, не более, чем я. Разница в том, что я не потащу тебя в постель.

– Что-то такое ты уже говорил, – покосившись на пальцы, втирающие мазь в порез на боку, снова перевожу взгляд на разложенное на покрывале оружие.

Отец морщится, но голос его остаётся ровным:

– Мне показалось, ты не поняла, как это будет выглядеть на деле.

– Теперь поняла, не волнуйся.

– Что ж, тогда можешь вернуться к себе и переодеться, мы скоро выезжаем.

– Понятно, – разворачиваюсь к двери. Стиснув прохладную медную ручку, всё же спрашиваю. – Ты кого-нибудь когда-нибудь любил? Ну хоть немного?

Отец молчит. Тихо звякает баночка о флаконы в шкатулке. Снова открыв сундук в изножье, отец с тихим шорохом ткани что-то достаёт. Оглядываюсь: в его руках – белая рубашка и новый жилет с брюками.

– Я слышал твой вопрос, – поясняет он. – Пытаюсь вспомнить, но, кажется, нет. А теперь иди переодевайся. Мне тоже надо, негоже молодой девушке видеть подобные вещи.

Прыснув со смеха, качаю головой.

«Твой отец раздевается?! – коса бьётся в шкафу с новой силой. – Дай мне посмотреть, ну дай!»

– У меня были уроки биологии, сексуального воспитания, а ещё я пользовалась интернетом. Поверь, меня мужской анатомией не удивишь.

– Бесстыдница, – беззлобно журит отец. – Только другим не говори.

– Надо было заниматься моим воспитанием, – показав ему язык, выскакиваю в коридор и закрываю дверь.

В сердце отдаёт лёгкой горечью, но… нет больше вселенской обиды на отца за нелюбовь. Потому что теперь благодаря Сарану я знаю, что значит не чувствовать себя одинокой, что значит быть любимой. Да и отец хотя бы чужим в обиду не даёт.

Ногам неуютно в мокрых ботинках. Громко стуча каблуками, направляюсь к своей комнате.

«Да дайте же мне посмотреть!» – бушует коса.

За соседней дверью постанывает Огемар и что-то бормочет Эрмил.

Открываю свою комнату и, не заходя внутрь, закрываю дверь. Стягиваю первый ботинок и засовываю под мышку, тянусь за вторым, намереваясь бесшумно проскочить мимо двери отца к лестнице, а там – на улицу и прочь отсюда.

Тело вдруг выпрямляется, не давая разуться до конца, ладонь сама собой ложится на дверную ручку моей комнаты.

Чужой контроль отпускает. Но намёк более чем понятен. Вздохнув, сама захожу в комнату, чтобы переодеться перед поездкой.

***

«Ох… как же… какое неуважение, – постанывает в моей голове глазастая коса. – Опять я еду на крыше…»

Шумит дождь. Скрипящая рессорами карета покачивается на ухабах, и каждый толчок отдаётся болезненной судорогой на лице сидящего напротив Огемара с перемотанной культёй.

Наверное, во мне пробуждается садизм, доставшийся в наследство от сидящего слева папаши, но на особо крутых ухабах я не могу удержаться от кровожадных улыбок.

Да и опирающийся на трость отец, за которым поглядываю краем глаза, тоже время от времени позволяет себе плотоядные ухмылки.

«Этот ящик похож на гроб, – причитает коса. – А что, если он протечёт, и меня затопит дождём? Вы там в сухости и тепле блаженствуете, а я тут на каждой кочке подскакиваю».

Мои ягодицы категорически не согласны с тем, что ехать здесь – блаженство: ноют, несмотря на подушки, и если бы не желание досадить Огемару, я бы, пожалуй, тоже морщилась, когда колёса проваливаются в особо глубокие ямы.

«Я промокну, – хнычет коса. – Глаз даю на закланье, меня сейчас всю зальёт водо-о-ой…»

В тот же миг шелест дождя начинает стихать. Он больше не барабанит по карете, хотя позади ещё шуршит.

По губам отца опять пробегает хищная усмешка:

– Мы въехали в погодную зону Академии.

– Что за зона? – сразу интересуюсь я.

– Кристалл Академии драконов управляет погодой вокруг, регулирует осадки, сдерживает ливни или переносит их на ночное время суток, чтобы не мешали обучению.

Академия… мурашки ползут по спине: именно там мне придётся сразиться с драконом.

На этот раз усмехается Огемар:

– Что ж, вот и узнаем, сможет ли леди Витория управиться с оружием и выполнить задание Ордена.

– Как ты успел ощутить, Витория – настоящая Никсэ. Мы не пасуем перед трудностями.

Он не пасует, а мне очень хочется залезть к косе в её «гробик» и спрятаться там от драконов… Мысли снова чуть не предают, вытащив из памяти образ Сарана.

Но я сдерживаюсь.

Академия…

Что за дракон живёт там?

Отодвигаю шторку на окне кареты. Теперь, когда дождь остался позади, хорошо видны багряные в закатном свете поля.

– Скоро приедем на место? – повожу бёдрами, удобнее устраиваясь на подушечке. Желудок напоминает о себе голодными спазмами. – Пора бы уже отдохнуть.

– Не терпится сразиться с драконом? – на этот раз злорадно улыбается Огемар.

И ведь ни одного ухаба нет, чтобы стереть с его лица это довольное выражение. Как некстати дорога выровнялась!

Томно отзываюсь:

– Просто сплю и вижу, как отрезаю ему голову косой.

«Эй-эй, потише! – коса подпрыгивает в своём ящике, он глухо гремит. – Я не хочу никому голову отрезать, это же неэстетично, и я испачкаюсь. Я не собираюсь пачкаться!»