Ливонская партия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 3
- Предыдущая
- 3/61
- Следующая
С Палеологами обошлись не лучше.
Их провозгласили «проклятым змеиным домом», который своим ядом и интригами сгубил все христианские державы Востока. То есть, Мануил, вслед за Иоанном, обвинил Палеологов в Падении и государств крестоносцев, и Восточной Римской Империи с ее осколками. А также признал права Андрея Палеолога, что числился с 1463 года титулярным Василевсом, ничтожными, как и всех прочих Палеологов. Включая Мехмеда II, который с 1453 года пытался добиться признания себя их наследниками и законным правителем Восточной Римской Империи.
Комнинов же провозгласили последней законной династией. А Иоанна, как единственного мужчину, в жилах которого текла кровь старшей ветви Комнинов — главой дома. И, как следствие, наследным Василевсом.
Очень опасное решение для Мехмеда. Особенно в связи с тем, что султан Египта, как только это узнал, немедленно приказал своим Патриархам[4] собрать свои Поместные соборы и подтвердить решение коллег из Константинополя. Чтобы еще сильнее дискредитировать Мехмеда в глазах его подданных и окружающих христианских держав…
[1] На самом деле в XV веке христианское население имелось в значительном количестве и в Сирии с Египтом, но несравненно в меньше числе, чем в Малой Азии и Балканах.
[2] По переписи 1477 года в Константинополе постоянно проживало 9486 мусульманских семей, 3743 греко-православных, 1647 еврейских, 434 армянских и так далее. Совокупно — около 16 тысяч семей. В 1453 году в городе было 40 тысяч семей, на более чем 95 % христианских, но после завоевания город резали-грабили три дня, и не все пережили эти грабежи…
[3] Турецким источникам известна Алексис Хатун (наложница Алексия) из Великих Комнинов. Многим иным нет. Скорее всего Алексис была дочерью Александра, брата Давида (последний Император Трапезунда), и Марии Гаттилузио (дочь Доменико, правителя Лесбоса). Историк Мишель Куршанкис считает (а, вслед за ним и прочие), что у Александра был сын — Алексиос, которого обласкал Мехмед, сделав своим пажом. Это очень странно, так как всех мужчин из дома Великих Комнинов Мехмед казнил, кроме совсем юных (3-летнего Иоанна Давидовича он подарил правителю Ак-Коюнлу). Дополнительной странности придает 20-летний возраст, совершенно негодный для пажа, каковым должен быть недоросль. С чего бы султану делать исключение для 20-летнего парня? При этому Куршанкис пишет о том, что Мехмед взял мать Алексиоса, Марию, в наложницы, называя самой красивой женщиной в мире. Что также крайне странно, так как Марии в те годы было 45–50 лет и красота ее, скорее всего, уже увяла. Автор считает, что Мишель напутал и Мехмеда завел себе наложницу Алексис (Αλέξης), а не паж Алексиос (Αλέξιος), что объясняет приближение этого ребенка Александра Комнина Мехмедом к себе.
[4] В 1477 году Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский патриархаты находились в руках султана Египта и служили тому верой и правдой.
Часть 1 — Банка с пауками
Глава 1
1477, 15 января, Москва
Семен сын Безухова вышел из казармы и, поскрипывая свежим снежком, направился к кремлю. Прогулка недолгая, но приятная, ибо снег и бодрящий морозец немало поднимали настроение.
— Эй! Куда прешь?! — Окрикнули его на воротах.
— В класс учебный.
— Служивый?
Семен вместо ответа отвернул тулуп, продемонстрировав форменный красный полукафтан с нашим на него золотым львом, что скрывался под ним.
— А чего пехом? — Пошутили стражники, стараясь задеть этого юного паренька.
— Хочу.
— Ну раз хочешь, так иди, — хмыкнул недовольный стражник, которому не удалось вызвать на «пособачится» его визави. Отчего интерес к нему резку стал увядать. Скучно ему стоять тут, вот и развивается как может.
Семен же, старательно игнорируя скисшую морду лица этого персонажа, молча направился за провожающим. В кремле находиться случайным людям было запрещено, поэтому вот таких гостей обязательно провожали.
Быстро подошли к царскому терему. А там Семена приняли, сверяясь со списками…
Парню повезло.
Когда весной 1475 года в Москве была открыта начальная школа, он сразу туда и попал. Там учили ровно трем вещам: чтению, письму и счету. Чтению понятно, всякому на русском языке. Письму по новым правилам, установленным для секретариата короля. А счету всего четырем основным арифметическим действиям[1], но сразу с арабскими цифрами да по десятичной системе. Плюс ко всему заучивали таблицу умножения 10 на 10. В общем — ничего сложного. Но отбор такой, что только смышленых брали, таких, чтобы за год освоили программу, не имея никакой подготовки. Король лично отбирал. И Семен смог попасть. И отучиться. И экзамены выпускные сдать, которые также Иоанн свет Иоаннович принимал, контролируя качество выпускников.
Это ему аукнулось. Он ведь служил уже в его армии, обычным аркебузиром. Начинал еще на Шелони. Вот по совокупности его в младшие командиры и подняли, приставив к орудию — 3-фунтовому фальконету.
Успех? Для вчерашнего крестьянина — невероятный.
А после кампании 1476 года его, среди прочих выпускников первого года направили во 2-ой класс начальной школы. Там преподавали более продвинутую математику, основы физики и основы химии. Самые азы. Базис из базисов. И параллельно Семен посещал артиллерийский класс, также основанный в 1476 году. Занятия и там, и там вел лично Государь с помощниками. Иногда сам вещал, иногда наблюдал за будущими преподавателями, корректируя их или дополняя.
Вот туда-то Семен сын Безухов и направлялся.
Вошел в сени. Снял тулуп. Обстучал валенки[2]. Снял их, поставив на решетку, чтобы они просохли. Надел выделенные ему тапочки. Положил шапку на специальную полку и прошел в учебный класс.
У входа небольшая групка[3], весело потрескивающая углями, что недурно отсекала уличную прохладу. У стен на цепных подвесках восемь спиртовых ламп с широким плоским фитилем.
Между ними четыре ряда по две двойные парты, вроде поделки Короткова, что развивал идею Эрисмана. То есть, это бы ли те самые классические парты с наклонной поверхностью, сблокированные с лавочкой. На каждой стояла керамическая чернильница-непроливайка с тушью, прикрытая откидной крышечкой, коробочек с мелом для присыпки и металлическое перо на деревянной палочке для письма. Всего этого за пределами королевской администрации и окружения Иоанна Семен не видел. Хотя уже успел поглазеть на быт уважаемых людей. И не то, что не видел — даже не слышал. Поэтому особо гордился, своей сопричастностью к чему-то передовому.
На стене висел большой такой деревянный щит, густо закрашенный черной краской. У его основания на небольшой полочке лежали кусочки мела и тряпки. А еще указка.
Никаких учебников не было. Не успел король их сделал, так что работал по кое-как состряпанным конспектам. Рассказывая о том, почему перегревается пушка при выстреле, почему происходит откат, как летит снаряд и так далее. В предельно простом и доходчивом научно-популярном ключе. Однако про формулы не забывал и пусть в предельно ограниченном формате, но их давал.
А слушатели сидели и со всем радением записывали уже свои конспекты. Бумагу для этого им выдавали, как и специальные подставки со стеариновыми свечами, дабы больше света. После каждой темы — беседа. Аудитория маленькая и предельно заинтересованная в обучение. Все вчерашние крестьяне да посадские из бедных. Для них — эти знания — калитка в большое будущее. Поэтому старались от души и вдумывались в то, что им преподаватель августейший вещал.
Особенного огонька добавляет тот момент, что они понимали — если не здесь, то нигде более этой науки не обретут. Во всяком случае на Москве того им никто рассказать не мог. Да и по слухам в Новгороде тоже, как и на Киеве. Поэтому, для этих людей, что еще пару лет назад даже букв не различали, подобная учеба выглядела чем-то сродни божественному откровению.
- Предыдущая
- 3/61
- Следующая